— Да, именно поэтому.

— Но ведь, наверное, было немало женщин, которые любили вас, — задумчиво произнесла Сиринга. — Когда мужчина красив, как вы и как Карл Второй… рядом всегда должно быть много прелестных женщин, которые хотят обратить на себя ваше внимание, которые желают заполучить ваше сердце… если, конечно, им это удастся сделать.

— Как вы недавно выразились, — с еле заметной улыбкой произнес граф, — Карл Второй был распутником, вот и я такой же.

— Возможно, это и придает вам привлекательности, — ответила Сиринга. — Думаю, женщинам нравятся мужчины дерзкие, смелые, склонные к авантюрам.

— И вы считаете меня именно таким? — спросил Роттингем.

— Именно таким и даже больше! — воскликнула Сиринга. — Вы умный и очень добрый! Я бы хотела, чтобы только вы были моим другом!

— Вашим другом? — повторил граф.

Возникла новая пауза.

— Мне кажется, я не слишком умна для того, чтобы быть вашим другом, — снова заговорила Сиринга. — Я прекрасно понимаю, что я невежественна и очень мало знаю об окружающем мире. Я прочитала много книг, но ведь в жизни это не главное, верно?

Роттингем опять промолчал, и она продолжила:

— Вы жили такой полной жизнью, бывали в далеких и интересных краях. А я… наверное… я из тех, кого можно легко забыть.

— Обещаю вам, что никогда так не поступлю, — заверил ее граф.

— Правда?

— Честное слово!

— Тогда… может, я все-таки стану вашим другом? — спросила Сиринга.

— И что же, по-вашему, предполагает дружба? — спросил Роттингем, глядя ей прямо в глаза.

— Я не вполне… не вполне уверена, что могу ответить на этот вопрос, — ответила девушка. — Но мне кажется, это означает, что у меня будет тот, кому я могу доверить многое… все… Даже секреты. Друг — это тот, кому не безразлично то, что меня беспокоит, и то, что я чувствую. Тот, с кем я смогу делиться самым сокровенным. И самое главное, это тот, с кем мне не придется скучать. — Секунду подумав, она добавила: — Я думаю, что именно поэтому я испытываю одиночество. С родителями ведь не посмеешься, потому что они старше, мудрее и во многом тебя не понимают. Меркурий… он хотя и замечательный, но ведь с ним тоже не пошутишь.

Граф не смог сдержать улыбки.

— Насколько я понимаю, нам есть что предложить друг другу, — сказал он. — Но знаете, Сиринга, иметь друга — это значит не только давать ему что-то, но и что-то от него получать.

— Знаю, — ответила девушка. — И именно поэтому я хочу, чтобы вы подарили мне свое доверие, позволили помогать вам… если это, разумеется, будет в моих силах. Знаете, я всегда… всегда буду сохранять вам верность. Что бы ни случилось.

— А что, по-вашему, может случиться?

— Не знаю, — отозвалась Сиринга. — Но мне кажется, что… что-то может случиться… то, что будет для вас неожиданностью… то, в чем вы не слишком уверены, и я хочу… быть рядом, чтобы помогать вам.

Сиринга по-прежнему не сводила с него глаз. Их взгляды встретились, и она испытала странное, непривычное чувство. Казалось, будто граф хочет ее о чем-то спросить и в то же время притягивает ее к себе.

Это было сродни тому, как если бы какая-то сила лишала ее власти над собственным телом и чувствами. Ей вдруг стало трудно дышать, губы невольно приоткрылись. Но вслед за этим у нее задрожали руки, и чары моментально рассеялись.

Граф встал.

— Спокойной ночи, Сиринга, — сказал он. — Я постараюсь стать вашим другом.

— Спасибо. Это очень много для меня значит. Я даже не могу выразить это словами, — ответила Сиринга. — Спокойной ночи, господин Юпитер. Я счастлива… я так счастлива… очень-очень… мне так хорошо быть с вами… это настоящее счастье.

Произнося эти слова, она как-то совсем по-детски вскинула голову.

Граф посмотрел на нее, и на мгновение Сиринге подумалось, что в его глазах горит какой-то непонятный огонь. Впрочем, скорее всего это была иллюзия, игра света и тени. Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

Она уже было протянула к нему руки, но он резко отстранился, направился к двери и, распахнув ее, шагнул за порог.

По какой-то необъяснимой причине Сиринга испытала легкое разочарование.

Глава шестая

Сиринга бегом спустилась вниз по лестнице. При этом она бросила взгляд на стоящие в холле часы: ага, стрелка еще не подобралась к половине девятого.

Она пришла так рано, потому что проснулась на рассвете. Стоило ей увидеть, как первый луч солнца проникает через щелку в шторах, как ее охватила необычайная радость. Еще бы, ведь ее ждет новый прекрасный день. Она проведет его в обществе графа. Они вместе отправятся на верховую прогулку, они будут вести увлекательные беседы. Сиринга поймала себя на том, что невольно задумалась над тем, о чем же ей хочется поговорить с графом.

Несмотря на раннее утро, было уже тепло, и, спускаясь по лестнице, Сиринга набросила на одну руку жакет для верховой езды, а шляпку взяла в другую.

На ней была амазонка с пышными юбками и белая муслиновая блузка с кружевной манишкой, за шитьем которой Нана провела немало часов.

Наряд был сшит два года назад и теперь плотно облегал фигуру — свидетельство того, что она уже перестала быть ребенком и обрела округлые женские формы.

Оказавшись в холле, Сиринга услышала за входной дверью цокот копыт, а затем увидела графа. Он поднимался по лестнице, держа в одной руке цилиндр, в другой — хлыст.

— Вы уже успели прокатиться! — воскликнула Сиринга с легким разочарованием в голосе.

— Я проснулся рано и решил немного размяться, — ответил граф. — Наши планы изменились. Я хочу поговорить с вами, Сиринга.

Не дожидаясь ее ответа, он прошел через вестибюль и направился к себе в кабинет.

Войдя, он повернулся спиной к камину и посмотрел на Сирингу, вошедшую вслед за ним. Она замешкалась и остановилась прямо на пороге. В ее серых глазах застыла тревога.

Возникло неловкое молчание, и первой его нарушила Сиринга:

— Почему вы изменили свои планы? Я так мечтала о верховой прогулке!

— Я решил взять вас с собой в Лондон, — ответил граф.

— В Лондон? — изумленно переспросила Сиринга.

— Минувшей ночью я долго размышлял и решил, что с моей стороны было ошибкой перевезти вас в Кингс-Кип. Вы ведь никому не скажете, что оставались здесь одна?

— Но почему? Какое это имеет значение? — удивилась девушка.

— Позвольте мне закончить свою мысль, — сурово продолжил Роттингем. — Вы отправитесь в Лондон в качестве моей подопечной. Пусть все знают, что после смерти вашего отца вы остались на моем попечении.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Сиринга. — К чему эти уловки, эта ложь?

— Я уже отправил туда конюха, — продолжил граф, как будто не слыша ее, — чтобы он попросил мою бабушку по линии матери, вдовствующую графиню леди Херлингем, взять вас под свое покровительство. Вы остановитесь в Роттингем-Хаусе и оттуда совершите свой первый выход в лондонское общество.

— Нет, нет! — вскрикнула Сиринга и, пройдя через всю комнату, остановилась перед графом. — У меня нет желания показываться в обществе. Я не знаю светских правил и людей, которые составляют лондонское высшее общество. Зачем вы настаиваете на моем переезде в Лондон? Почему увозите меня отсюда?

— Я принял это решение ради вашего же блага, — сухо ответил Роттингем. — Вы должны воспользоваться этой возможностью, Сиринга, чтобы лучше узнать мир, в котором появились на свет. Кроме того, вы непременно должны встречаться с мужчинами. В конце концов, ваше знакомство с представителями сильного пола до сих пор было крайне ограниченным.

— А зачем мне знакомиться с мужчинами? — искренне удивилась Сиринга.

Граф промолчал, и через мгновение девушка задала новый вопрос:

— Вы уверены, что это нужно… предлагать мне выйти замуж? Это, случайно, не способ… избавиться от меня?

— Я этого не говорил, — резко возразил граф. — Я просто сказал, что вы ведете жизнь затворницы, вы редко встречаетесь с людьми, с мужчинами, да и достойных холостяков среди них тоже нет.

Сиринга растерянно посмотрела на графа, затем прошла через всю комнату к окну и, выглянув наружу, незряче устремила взгляд на лужайку и залитый солнечным светом сад.

Граф постоял за ее спиной, затем, по-прежнему не спуская с нее глаз, сел в кресло с высокой спинкой. В следующий миг Сиринга обернулась, подбежала к нему и опустилась рядом с ним на колени.

Откинув голову, она заглянула графу в лицо.

— Прошу вас… пожалуйста… позвольте мне остаться здесь! — взмолилась она. — Мы были так счастливы! Это было чудесно, замечательно! Я была так рада находиться рядом с вами! Не надо… все портить! Давайте останемся здесь, в замке!

Граф какое-то время смотрел на нее, после чего произнес на редкость сухим, не допускающим возражений тоном:

— Вы на самом деле считаете, что такое счастье может длиться долго? Разве оно не станет когда-нибудь обузой для нас обоих?

Его слова потрясли ее до глубины души, казалось, граф отхлестал ее по лицу.

— Вы хотите сказать… что я могу… могу вам наскучить? — сдавленным шепотом спросила она и медленно поднялась на ноги. — Я думала, что вы счастливы… и что я вас развлекала. Мне… казалось, что все так хорошо. Но, конечно… я понимаю, вам нужно другое.

— В Лондоне множество самых разных развлечений, — произнес граф.

— Для вас, — ответила Сиринга, — но не для меня. Я… я останусь здесь.

Граф неприязненно поджал губы.

— Я уже объяснил вам, Сиринга, что никто не должен знать, что вы провели здесь, в замке, две ночи. Вы, может быть, невинны, но не настолько, чтобы не понимать: леди не должна оставаться в доме холостого джентльмена одна, без сопровождения.