Филипп застонал и зажмурился.

– Это приглашение или угроза?

– И то и другое! – Она потянулась, обвила руками его шею и поцеловала его, разрешив губам и всему телу посулить, поманить, побудить его взять ее всю как есть.

И он так и поступил, сначала зацеловав ее до потери дыхания и сознания и наполнив не поддающейся описанию страстью, а потом увлек в сладкую глубину постели. Медленно, не торопясь, снял с нее одежду. Антония не замечала царившей в комнате сырости, не испытывала смущения. Желание устойчиво разгоралось в ней. Когда с раздеванием было покончено, она легла на подушки, ожидая, чтобы он присоединился к ней. Она чувствовала всю правоту, бесспорную правду, заключавшуюся в его словах. Этому суждено было случиться. С самого начала.

Он обнял ее, окутав коконом горячего желания, наполнив радостью. Ночь закружила их, рука страсти запустила карусель звезд и планет. Он сжимал ее в объятиях и направлял через круговорот ощущений, вселяя чувство уверенности и безопасности. Он был ее проводником по неизведанной долине, вел верным путем ко все более интимным глубинам. Непринужденность старой дружбы и давняя любовь наполняли каждую ласку содержанием более глубоким, чем физическая форма.

Потом, в теплой гавани его объятий, с блаженной истомой во всем теле, она ощутила его губы на своем виске. Слова, которые он пробормотал, были едва слышны. Она уловила только:

– Сегодня, завтра… всегда.

Эти заключительные слова скрепили печатью ее счастье, и Антония заснула на самом его гребне.


Наутро Филипп проснулся и сразу почувствовал, как к нему прильнул кто-то теплый, возбуждающий, шелковистый. Поскольку такая атласная кожа могла быть только у его будущей жены, его реакция не заставила себя ждать. Он посмотрел на нее, но увидел только каскад золотистых кудрей, рассыпанных по подушке. Приподняв брови, он оценил ситуацию и вспомнил о кое-каких делах. Осторожно выбрался из кровати, оставив Антонию спать дальше, и спустился вниз. Через двадцать минут он вернулся, успев отослать двуколку графини вместе с несколькими письмами в Тайсхерст-Плейс, и обнаружил, что Антония все еще скрыта под одеялом. Хищно улыбнувшись, Филипп снял сюртук. Он как раз снимал рубашку, когда со стороны кровати донесся шорох. Подняв глаза, он увидел, как Антония сонно моргает. Она увидела его и улыбнулась блаженной счастливой улыбкой. Губы Филиппа растянулись в ответной улыбке. Бросив рубашку на стул и взявшись за пояс, он подошел к кровати. Спустя мгновение Антония сообразила, что он не одевается, а раздевается.

– Что ты делаешь? – Она с усилием подняла взгляд, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Я подумал, – сказал он, приподнимая бровь в присущей ему манере, – что должен безотлагательно продолжить наше незавершенное занятие.

После прошедшей ночи в голове Антонии все еще стоял туман, и она не вполне поняла, о чем речь.

– По-моему, – пытаясь выглядеть строгой, сказала она, когда Филипп поднял одеяло и скользнул в постель рядом с ней, – мы вполне успешно со всем справились. – И уточнила из присущей ей добросовестности: – Разве нет?

Он засмеялся демоническим хохотом.

– Бесспорно. – Филипп обнял ее и крепко прижал к себе. – Но поскольку у нас еще есть немного времени, я подумал, что разумно было бы воспользоваться возможностью… – он пробежал губами по ее шее, – добавить убедительности картине в целом, чтобы ты наконец приняла решение.

– Приняла решение? – Антония очень сомневалась, что способна сейчас мыслить трезво. – По какому поводу? – В памяти всплывали исключительно эпизоды прошлой ночи, все прочее заволокло туманом.

– Стоит ли нам пожениться поскорее, – Филипп нагнулся, чтобы поцеловать ее затвердевший сосок, – или подождать. – Он переключил внимание на его розового близнеца и довольно улыбнулся, когда Антония нетерпеливо прильнула к нему.

– Ээ… – Антония попыталась сосредоточиться. – Кажется, я еще не решила окончательно. – Но тут его ладони сжали ее трепетное тело. Она облизала губы и поймала взгляд Филиппа. – Может быть, ты еще раз попробуешь убедить меня?

Глаза Филиппа сверкнули.

– Любовь моя, я как раз собирался это сделать.


Они вернулись в Рутвен-Хаус только во второй половине дня. Карринг распахнул дверь, и Филипп, увидев, как дворецкий моргнул, самодовольно улыбнулся. Моргание Карринга было равносильно вытаращенным глазам и разинутому рту у менее выдержанных смертных.

Антония, смеясь, побежала наверх, равно как и Филипп, торопясь поскорее оказаться на пути в поместье, которое для них обоих было родным кровом. Все это утро улыбка не сходила с ее губ, а Филипп радовался каждой минуте, которую посвятил тому, чтобы вызвать эту улыбку. Стоя в холле, он удовлетворенно глядел вслед Антонии.

– Как насчет свадьбы, осмелюсь спросить, милорд?

Филипп посмотрел на Карринга:

– Мисс Мэннеринг и я достигли взаимного согласия. Мы поженимся так быстро, как только возможно.

И не вполне понял, почему Карринг улыбнулся с самодовольным видом.

– Очень хорошо, милорд, – нараспев проговорил Карринг. – Могу я попросить вас заранее известить меня о дате свадьбы?

– Зачем? – сдвинул брови Филипп.

– С вашего позволения, милорд, я хотел бы в этот день запереть дом, чтобы прислуга могла поехать в поместье и самолично выразить свои пожелания вам и вашей леди.

Филипп поднял брови.

– Если им так этого хочется, конечно.

– Будьте покойны, милорд, мы все непременно прибудем.

И Карринг внушительной походкой направился к обитой сукном двери.

– Я давно предвкушал, как буду бросать рис на вашей свадьбе.

Суконная дверь затворилась за дворецким прежде, чем Филипп придумал подходящий ответ. Прищурившись, он смотрел на дверь и прикидывал, насколько благим было это намерение Карринга.

Но появление запыхавшейся Антонии заставило его забыть обо всем. Он вспомнил о разговоре с Каррингом только три дня спустя, когда с сияющей Антонией под руку мужественно спустился с крыльца местной церкви под сыпавшийся градом рис.

Одна метко брошенная пригоршня угодила ему прямо в затылок. Зерна быстро просыпались за галстук. Филипп сдавленно чертыхнулся. Он передернул плечами, но без особой пользы. Обернувшись, он всмотрелся в толпу – и заметил ухмыляющегося Карринга.

Филипп усмехнулся в ответ. Перед молодоженами остановилась карета, украшенная цветами. Он привлек к себе Антонию и под одобрительные возгласы гостей крепко поцеловал, потом взял на руки и занес в карету.

Карринг, как обычно, оставил последнее слово за собой, но, усаживаясь вслед за женой в карету, Филипп решил, что его это нисколько не волнует.

Он посмотрел на лучившуюся счастьем Антонию, которая радостно махала рукой друзьям. Она была именно той супругой, какую он хотел, в какой нуждался. Не той удобной женой, которой она предполагала стать, но такой, с которой он никогда не соскучится.

Гордо улыбнувшись, Филипп откинулся на спинку сиденья и устремил внимательный взгляд на Антонию. Тридцать четыре года станет для него знаменательной вехой – с этой поры вся его дальнейшая жизнь наполнится радостным предвкушением счастья.