– Антония…

– Убранство в доме у леди Гаррис весьма впечатляет, не так ли, милорд? Кому бы еще пришло в голову оформить зал в виде сказочной пещеры эльфов и окружить его миниатюрными пушечками!

Филипп поджал губы.

– Лорд Гаррис служил на флоте и имел отношение к артиллерии. Но я хотел…

– Как вы полагаете, они правда могут выстрелить? – Она оживленно вскинула брови. – Не думаю, что это разумно, ведь здесь полно сорванцов вроде Джеффри.

– Сомневаюсь, что кто-то из них над этим задумывается. Антония…

– Я уверена, что вы ошибаетесь, милорд. Наверняка именно сейчас Джеффри пришла в голову мысль выстрелить из пушки.

Филипп медленно втянул в себя воздух, про себя досчитал до десяти. Затем задумался и досчитал до двадцати, на всякий случай. И ринулся в атаку:

– Антония, я хотел объяснить…

– Милорд, вам абсолютно незачем это делать. – Антония уверенно вскинула подбородок и устремила глаза поверх правого плеча Филиппа. – Тут нечего объяснять – это я должна попросить у вас прощения. Уверяю вас, что подобный инцидент больше не повторится. Я сознаю, что допустила нескромность. И можете мне поверить – нет причины дольше обсуждать этот случай.

Она, видимо, собралась с силами и решилась быстро скользнуть глазами по его лицу. Ее выражение было суровым и жестким.

– Антония, но это…

Она пропустила такт и споткнулась, Филипп поддержал ее. На мгновение он подумал, что она специально запнулась, но ее быстрые испуганные взгляды по сторонам доказали ему, что это не так.

– Никто не заметил, ничего страшного. – Они снова плавно закружились, и он расслабил пальцы. – Так вот…

– Если вы не против, милорд, я хотела бы сосредоточиться на танце.

Филипп выругался про себя. Дрожь в ее голосе была непритворной. Обуздав нетерпение, он продолжил движение в танце, ловко маневрируя между другими парами. Потом заговорил снова – учтиво и мягко:

– Мы должны переговорить наедине, Антония.

Она снова мимолетно взглянула на него и отвела взгляд. Филипп так и чувствовал, как она дрожит от напряжения.

Антонии потребовалась целая минута, чтобы собраться с силами и убедиться, что она сможет сказать ему твердое «нет».

– Я уверена, милорд, что отныне разумнее будет следовать традиционным путем. До официального оглашения наших отношений я со всем почтением предлагаю нам не встречаться с глазу на глаз.

Филиппу понадобилась вся его выдержка, чтобы подавить спонтанную реакцию на это предложение. Потушить примитивную гневную вспышку, грозившую в одно мгновение уничтожить весь его хваленый светский лоск.

– Антония, – произнес он с убийственным хладнокровием, – если вы полагаете…

– Вы видели новый монокль леди Хэчкок? Хьюго говорит, что в нем глаза у этой матроны как у окуня.

– Меня не интересует монокль леди Хэчкок.

– Да? – распахнула глаза Антония. – Ну тогда, может быть, вы еще не слышали последнюю сплетню? – И она без умолку затараторила о каких-то пустяках.

Филипп слышал в ее голосе надлом, видел, как часто она переводит дыхание. С досадой он отказался от дальнейших попыток объясниться и вынужден был молча слушать, пока не вернул Антонию обратно к ее многочисленной свите.

Девушка поблагодарила его за танец. Филипп смерил ее таким взглядом, который должен был – как он надеялся – пробрать ее до костей, после чего решительно развернулся на каблуках и направился в гостиную, где шла карточная игра.


На следующий день он застал Антонию в малой гостиной, в компании горничной. Когда он вошел, она быстро подняла глаза. Девушка, грациозно склонившись, сидела за стоящим посреди комнаты круглым столом, по которому тут и там были разбросаны лоскутки шелка и парчи, разноцветные ленты, обрывки тесьмы, шелковые шнурки, бахрома. Сжимая пальцами толстую иглу, она сосредоточенно нашивала вырезанный из парчи круг на кусок толстой бумаги.

– Добрый день, милорд. – Удивленно заморгав, Антония не устояла перед искушением полюбоваться его грацией – и тут заметила, что он держит в руках перчатки. – Вы собираетесь кататься?

– Именно так. – Он небрежно остановился у стола. – Хотел спросить, дорогая, не присоединитесь ли вы ко мне? Последнее время вы все прячетесь, свежий воздух определенно принесет вам пользу.

Сосредоточив взгляд на его галстуке, Антония снова моргнула и потупилась.

– К сожалению, милорд, вы застали меня в неподходящий момент. – Она указала на лежавшие перед ней лоскуты ткани. – Я вчера порвала ридикюль и тороплюсь сделать новый в тон платью для сегодняшнего бала у леди Хеммингхерст.

– Какая жалость! – Губы Филиппа, не дрогнув, изобразили любезную улыбку. – Тем более что сегодня отличная погода, и я собирался на некоторое время доверить вам вожжи.

Пальцы Антонии застыли. Она медленно подняла голову и встретилась взглядом с Филиппом. Тот постарался не показать ей своего торжества – впервые с непрошеного вторжения леди Ардейл в их жизнь она посмотрела на него так открыто и прямо.

Но тут увидел в ее глазах упрек.

– На вашем фаэтоне? – спросила она.

Филипп, чуть помешкав, кивнул. Антония со вздохом отвела глаза.

– Должна сознаться, милорд, что меня сегодня немного подташнивает – кажется, в этом виноваты вчерашние сэндвичи с лососиной на балу у леди Таррис. Сейчас так трудно быть уверенным в свежести рыбы. – Она продолжала, расправляя перед собой отрезок шелковой бахромы: – Так что, к сожалению, никак не могу принять ваше щедрое – на самом деле очень заманчивое – предложение. Я не осмелюсь сегодня сесть в фаэтон – в нем слишком укачивает. – Тут ее лицо умело просияло, она вскинула глаза, однако с его глазами не встретилась. – Может быть, нам прокатиться в экипаже?

Филипп почувствовал, как напряглось его лицо, и постарался прищуриться, что непременно выдало бы его. Секунду помедлив, он ответил спокойно:

– К сожалению, экипаж остался в усадьбе.

Тем более что она прекрасно знала об этом.

Антония с деланым сожалением вздохнула:

– В таком случае мне придется отказаться от вашего приглашения, милорд. – И, посылая улыбку в его сторону, добавила: – Кланяйтесь от меня мистеру Сэттерли, если встретите его.

Она снова упорно уклонялась встречаться с ним взглядом. После неловкой паузы он бесстрастно промолвил:

– В таком случае, дорогая моя, желаю вам приятного дня. – Он поклонился не так грациозно, как обычно, и быстро вышел из комнаты.


Спустя два дня, находясь в библиотеке – опять в одиночестве, – Филипп готов был проклинать находчивость Антонии. На каждое выдвигаемое им предложение она находила умелые отговорки, блокировала каждый его шаг. Все его проверенные уловки, направленные на то, чтобы остаться с Антонией наедине, эта неискушенная невинная девушка из йоркширской глубинки каким-то образом отражала. Она не покидала дом без горничной, а ходила только в гости, где постоянно находилась в окружении своей свиты или под руку с мисс Даллинг. Бесконечно далекий от того, чтобы устраивать бурные сентиментальные объяснения в салоне какой-нибудь гранд-дамы, Филипп был вынужден признать свое поражение. Злополучный барон не сомневался: Антония знает, что он никогда не устроит публичный скандал, можно даже не пытаться ей этим грозить.

Забыв о бренди, он лихорадочно ходил взад-вперед мимо камина.

Что еще можно предпринять? Дать разыграться мелодраме в собственном холле перед Каррингом и оторопевшей горничной? От этой мысли Филипп даже заскрипел зубами. Так низко пасть он не может. На колени, если придется, еще возможно, но уж точно не ниже.

Вверху скрипнула балка. Филипп взглянул на потолок, и его сердитое выражение постепенно сменилось задумчивым. Потом он сдвинул брови и продолжил шагать.

Этот путь всегда открыт, но, учитывая их ссору – а в уме он именно так определял происшедшее, – визит в ее спальню будет воспринят как явный симптом помешательства. И даже если она не откажется его выслушать, последствия представлялись слишком предосудительными.

Но альтернативный вариант – возвращение в усадьбу при нынешней ситуации – виделся в еще более мрачных красках. Он никак не мог предвидеть, что она способна отгородиться от него. И не подозревал, глупец, что отсутствие теплоты в ее улыбке так тяжело на него подействует.

Филипп остановился и глубоко вздохнул, пытаясь ослабить ставшее в последнее время постоянным давление в груди. Он закрыл глаза и еще раз сосредоточился на стоявшей перед ним задаче. В обществе его давно окрестили жаждущим наслаждений гедонистом – он и сейчас четко знал, чего хочет.

А хотел он, чтобы в глаза Антонии вернулся блеск, чтобы они с ней могли обмениваться задорными взглядами. Хотел снова заставлять ее краснеть. Более всего ему хотелось, чтобы она смотрела на него как прежде – открыто, искренне, прямо – и в ее глазах снова засияла любовь.

Филипп резко открыл глаза. В камине обрушилось полено, и он хмуро взглянул на него. Его нареченная слишком сообразительна себе же во вред, как и ему; но он еще не пробовал к ней подступиться по-настоящему – из уважения к ее невинности и глубоко укоренившегося в нем рыцарства.

Но времена рыцарства миновали.

Медленно и задумчиво Филипп опустился в кресло. На этот раз в его взгляде ясно читался холодный расчет.

Он еще ни разу не пытался завоевать Антонию.


На другое утро за завтраком Антония яростно расправлялась с печеной грушей. С неменьшей непреклонностью и беспощадностью ей хотелось пообщаться с одной перезрелой распутницей, имеющей обыкновение появляться на публике в слишком обтягивающих и открытых платьях. Действительно, если бы леди Ардейл – она вызнала имя женщины еще в тот же вечер – стояла на берегу какого-нибудь пруда, конец этой накрашенной куклы был бы предрешен. И очень, очень печален.

И Антония чувствовала бы вину только перед вспугнутыми утками.

Откусывая хлебец, она принялась прикидывать в уме еще один соблазнительный вариант расправы над бесстыдной мадам – этот включал в себя корыто для пищевых отходов, в которых так любят ковыряться свиньи.