Второй вопрос и завуалированное предостережение убедили Антонию, что нет смысла увиливать от ответа. Она помедлила, вдохнула глубже, чтобы успокоиться, отвела в сторону глаза и нерешительно произнесла:

– Я поняла, что мне трудно соблюдать надлежащую дистанцию.

Филипп хмуро сдвинул брови.

– Дистанция между нами была абсолютно пристойной. Я слишком бывалый человек, чтобы во время первого же вальса в сезоне переступить черту.

Антония с досадой взглянула на него:

– Я вовсе не это имела в виду!

Филипп пристально посмотрел на нее:

– Тогда в чем же дело?

Антония сердито сверкнула на него глазами:

– Вы прекрасно знаете в чем! И от того, что вы меня постоянно дразните, мне ничуть не легче.

Ее голос дрогнул, она смущенно отвернулась и отошла к балюстраде. Филипп, прищурившись, проводил ее взглядом, затем неторопливой походкой проследовал за ней. Когда он встал рядом, Антония не отрываясь смотрела в темноту сада и крепко сжимала руки.

– Едва ли мне прежде приходилось о таком говорить… Мне, конечно, лестно, что вы считаете меня всеведущей, но то, что для вас совершенно очевидно, мне на самом деле непонятно.

Она медленно повернула к нему лицо и со свойственной ей прямотой посмотрела в глаза. То, что она прочла в его взгляде, ее успокоило.

– Я… – Она запнулась, и лоб ее прорезала морщинка. В полной растерянности девушка подняла голову и отвернулась. – Я поняла, что… ощущения, которые испытала, танцуя с вами, настолько меня взволновали, что я… в общем, я больше не уверена, что не допущу ничего неблагоразумного.

Филипп взглянул ей в лицо:

– Во время вальса?

Она кивнула, отводя глаза. На лице Филиппа медленно появилась самодовольная улыбка. Но он тут же вспомнил, что не всегда понимает ее правильно.

– Значит, – спросил он, старательно придавая лицу спокойное выражение, – вальсируя с кем-то другим, вы не чувствуете, что можете сделать что-то вызывающее?

Антония хмуро взглянула на него:

– Конечно нет! – Она внимательно всмотрелась в его лицо. – Я думала, что справлюсь с этим, но… – Несчастная девушка неопределенно махнула рукой. Филипп перехватил ее ладонь и, дождавшись, пока она посмотрит ему в глаза, медленно поднес ее к губам. Он смотрел в ее большие глаза, ощущал в своей ладони ее тонкие пальчики и чувствовал, что демон-искуситель уже совсем близко.

– Джеффри сказал, что вы порекомендовали ему полностью полагаться на мои советы. – Он выгнул бровь. – А вы сами готовы безоговорочно довериться мне?

Ее глаза омрачило сомнение, и впервые за весь разговор Филипп выказал нетерпение.

– Я вообще-то уже не первый год танцую вальсы на балах.

– Я это знаю. – Антония перевела дыхание. До нее вдруг дошло, что сейчас речь идет совсем не о вальсах. – Но…

Филипп, удерживая ее взгляд, снова поднес ее руку к губам и нежно коснулся кончиков ее пальцев. Он с легкостью почувствовал ее предательскую реакцию, которую она постаралась скрыть.

– Верьте мне. – Он понизил голос. Я не дам вам ошибиться. – Он смотрел на нее пристально и твердо. – Вы мне верите?

Последовала пауза, хрупкая, как стеклянная пряжа, и нескончаемая, словно сама вечность. Антония, затаив дыхание, слышала каждый глухой удар собственного сердца.

– Вы же знаете, что верю.

– Тогда закройте глаза. Настало время для нового урока.

Помедлив, Антония послушалась.

– Представьте, что мы находимся в бальном зале в Рутвен-Хаус.

Она почувствовала, как рука Филиппа легла ей на талию, а другая сжала пальцы.

– Вот Джеффри играет нам на фортепиано…

Она сдвинула брови:

– Но я слышу скрипки.

– Он привел себе на помощь друзей.

Он поднял ее руку, крепче обнял за талию.

– Ох, Филипп… – Она уже совсем потерялась.

– Доверьтесь мне.

Секунду спустя они закружились в вальсе.

– Не открывайте глаз. Помните, что мы в Рутвен-Хаус и рядом никого нет.

Антония конечно же прекрасно помнила, где они находятся на самом деле, прохладный ночной воздух освежал ее обнаженные матовые плечи, легкий ветерок играл с юбками. Но Филипп крепко держал ее, и с закрытыми глазами ей ничего не оставалось, как расслабиться и послушно следовать за ним. Она словно издалека слышала приглушенный говор и смех, музыканты продолжали играть. Они все кружились, Филипп тесно прижимал ее к себе, и прежние ощущения снова захватили ее. Но теперь она избавилась от необходимости контролировать себя и уже не боролась с ними, но всеми силами ловила блаженство момента.

Филипп, глядя на ее лицо, видел, как приподнялись уголки ее губ, и сам понимающе улыбнулся. Некоторое время он упивался выражением ее лица и наконец неохотно проговорил:

– Откройте глаза.

Антония открыла, чуть поморгала, привыкая к свету. Заметив довольное лицо Филиппа, она посмотрела поверх его плеча и пораженно ахнула. Они танцевали на террасе не одни. Изумленная Антония увидела, как вместе с ними при свете ярких звезд кружится множество других пар.

– Кажется, мы положили начало новой традиции.

– Так и есть.

Через несколько секунд музыка замедлила темп, Филипп сделал последний искусный разворот и остановился, поднеся руку Антонии к губам.

– Можете мне поверить – вам не нужно краснеть за свое поведение.

Антония встретилась с ним глазами, ее взгляд стал серьезным и вдумчивым.

– Несмотря на весь ваш опыт, я все-таки не уверена, что в этом вопросе вы подходящий судья.

Филипп высокомерно прищурился.

– Антония, кого из нас двоих на долгих восемь лет похоронили в дебрях севера?

Глаза Антонии возмущенно сверкнули.

– Но и у вас, милорд, в прошлом не было опыта подобных отношений!

Филипп твердо выдержал ее взгляд.

– Не сомневайтесь, дорогая моя, если вы и проявите в чем-то неосмотрительность, даже самую пустяковую, я первый укажу вам на нее.

Антония надменно вскинула брови:

– К несчастью, я сомневаюсь, что вы верно трактуете понятие «неосмотрительность».

– Вот оно что?! Ну, так вам приятно будет узнать, что для каждого полновластного члена светского общества – к которым, кстати говоря, я отношу и себя – знание всех тонкостей такого понятия, как неосмотрительность, обязательно. – Он положил ее руку себе на рукав и спокойно поднял брови. Антония, не найдя, что ответить, упрямо смотрела на него. Филипп с едкой улыбкой повел ее назад в бальный зал. – Вы можете полностью положиться на меня – я и есть тот шкипер, которые знает абсолютно все рифы высшего света.

Она серьезно посмотрела на него и побежденно склонила голову:

– Хорошо. В таком случае я полагаюсь на вас, милорд.

Спрятав невольное чувство удовлетворения за обычной маской невозмутимости, Филипп повел ее через толпу.


На другое утро в одиннадцать часов Филипп спустился по лестнице в самом превосходном настроении. Он едва сдерживался, чтобы не засвистеть, а воспоминание о том, что произошло накануне ночью в библиотеке, вызвало на лице самодовольную улыбку.

Естественно, тут же появился Карринг. Филипп часто задавался вопросом: не владеет ли мажордом неким устройством, подающим ему сигнал, когда хозяин появляется в холле?

– Я завтракаю у Лиммера, потом, скорее всего, мы поедем в Брукс.

– А потом в парк?

Филипп строго взглянул на Карринга:

– Может быть. – Он задержался перед зеркалом, чтобы проверить безупречность галстука, и ему вспомнилось, как ночью шаловливые пальчики Антонии нежно перебирали крахмальные складки его рубашки. – Кстати, куда пропала кушетка из одного комплекта с креслами, что стоят в библиотеке?

– Если припоминаете, милорд, вы сказали, что она загромождает библиотеку, и мы вынесли ее в дальнюю гостиную.

– Ах да. – Удовлетворенный тем, как лежат льняные складки галстука, Филипп поправил воротник белоснежной рубашки. – Можете вернуть ее назад в библиотеку.

– Чтобы читать с большим удобством, милорд?

Филипп поднял глаза и увидел в зеркале отражение Карринга. Ему кажется или его дворецкий безуспешно пытается скрыть ехидную улыбочку?! Рутвен прищурился и отчеканил:

– Просто верните кушетку на место, Карринг.

– Сию секунду, милорд.

С надменным видом Филипп двинулся к двери. Он был уверен, что если обернется, то непременно увидит хитрую усмешку Карринга.


Желая доказать Каррингу, что тот ошибается, Филипп вернулся домой после обеда – но только чтобы взять свой фаэтон.

Антония гуляла по парку с Джеффри, Катрионой и Амброзом, когда услышала, как Джеффри кого-то приветствует. Она обернулась и увидела, как Филипп машет рукой с сиденья самого элегантного фаэтона, какой ей только доводилось видеть. Джеффри с Амброзом поспешили к дороге.

– Ну и ну! Что за первоклассные лошадки, самых лучших кровей, а каков костяк! – Амброз с восхищением впился взглядом в серых лошадей Филиппа.

Джеффри горящими глазами взглянул на своего наставника:

– Вы, конечно, ни за что не позволите мне прокатиться в этом экипаже, даже с другими лошадьми, да?

Филипп, чей взгляд был прикован к Антонии – такой прелестной в новом узорчатом муслиновом платье и том самом капоре, что он купил ей, – бегло глянул на Джеффри.

Нет.

– Так я и думал, – сморщился Джеффри.

– Вам зачем-то понадобился Джеффри? – Антония лишь скользнула взглядом по фаэтону, она хорошо знала этих лошадей.

– Вообще-то, – ответил Филипп, снова устремляя взгляд на ее лицо, – я приехал за вами. Думал, может, вы захотите прокатиться вокруг парка.

У Антонии дрогнуло сердце. Некоторый вызов в его взгляде заставил ее помедлить с ответом. Такие вот экипажи с высокими козлами были печально известны своей неустойчивостью, и только самый искусный кучер мог править ими, не подвергаясь опасности перевернуться. На этот счет она, впрочем, не беспокоилась, но все же страшновато было забираться на сиденье в шести футах над дорогой.