— Не кричи на меня!

Этан с трудом взял себя в руки.

— Подай мне другой кусок мыла, пожалуйста. — Он показал Мишель обмылок, которым пользовалась она. — Этот уже ни на что не годится.

Мишель нашла мыло и бросила Этану. Тяжелый кусок выскользнул из его пальцев и ударился о грудь. Мишель поморщилась, зная, каким болезненным должен быть такой удар, и застыла, ожидая, что станет делать Этан. Она была почти уверена, что Этан выскочит из ванны и запихнет мыло ей в рот. Мишель было неприятно сознавать, что этот человек по-прежнему пугает ее.

Этан вгляделся в ее лицо, заметил промелькнувший на нем страх, и сдержался. Если бы он мог рассказать ей правду, общение с этой женщиной стало бы пусть не проще, но приятнее. Конечно, Этан вполне мог открыть правду, но тогда ему пришлось бы каждый день ждать, что Мишель чем-нибудь выдаст его. Он хотел доверять Мишель, и только черты собственного характера не позволяли ему это сделать, У Этана не было ни малейшего желания сейчас вспоминать о собственных просчетах, ему хватало сознания того, что эти просчеты более чем значительны.

— Перестань делать из меня героя, я обычный человек, — заявил Этан. — Только потому ты пришла к совершенно невозможным выводам и только потому прошлой ночью ты оказалась там, где и хотела быть, — в моей постели и в моей компании. Тебе до тошноты надоела девственность, тебя мучило любопытство, желание познать мужчину, и ты решила: «Почему бы и нет?» Почему бы не отдаться единственному человеку, который не награждает тебя щипками и шлепками, хотя и имеет такую возможность? Мишель, это еще не значит, что я джентльмен, это всего-навсего особенность характера. Такая же, как способность ночь за ночью проводить на полу возле твоей постели. Я грабитель, а не насильник. Никакой я не добрый, просто терпеливый. Ради тебя я мог бы потерпеть и подольше…

— Надменный ублюдок!

Этан не обратил внимания на этот возглас.

— …или удовлетворить свои желания с какой-нибудь другой женщиной — если бы у нас с тобой ничего не вышло. Все зависело только от тебя. Тебе пришлось отдаться, но согласно собственным представлениям о том, что считать правильным и приличным. Ты привязалась ко мне, следовательно, перестала клеймить как убийцу. Ты хотела спать со мной и потому перестала обвинять меня в жестокости.

Этан остановил на бледном лице Мишель суровый взгляд прищуренных глаз.

— А между тем я все равно убийца и могу быть жестоким. Лучше помнить об этом.

Мишель сжала простыню так, что суставы пальцев побелели.

— Я ничего не забуду, — уныло проговорила она. Внутри нее постепенно возникала пустота — глубокая, на полненная только болью.

— И потом, я откровеннее тебя, Мишель, — продолжал Этан, понизив голос до хриплого шепота. — Я представлял себе, какой ты была бы в постели, с тех пор как впервые увидел тебя. Я хотел того, что случилось прошлой ночью. И сейчас ни о чем не жалею. Будь ты смелее, ты тоже не стала бы жалеть. Ты пришла бы ко мне вновь, несмотря ни на что.

— Лучше уж я буду спать на полу.

Этан помедлил с ответом и пожал плечами:

— У тебя нет другого выхода. Больше я не уступлю тебе постель.

Через десять минут после того, как Мишель заправила постель и оделась, она вышла из комнаты, унося запачканные простыни. Этан смотрел ей вслед. Он улегся в ванне и положил голову на высокий борт. Почему-то Этан сразу понял, что Мишель так и не принесет ему завтрак.

— Что-то ты разошлась сегодня утром. Мишель обернулась к Хьюстону.

— Что вы имеете в виду? — фыркнула она.

Он рассмеялся, поднимая руки жестом раскаяния и невинности.

— Это всего лишь наблюдение, а не обвинение. Ты так бурно воюешь с тарелками! Успокойся. Не надо швырять их в меня.

Мишель поняла, что и впрямь отнеслась к замечанию Хьюстона как к обвинению. Хьюстон не мог знать, как она провела ночь и раннее утро в обществе Этана. С трудом улыбнувшись, Мишель надеялась, что ее улыбка выглядит искренней.

— Простите. Вы уже завтракали?

— Час назад. Я появился здесь еще до рассвета. Братья Грант решили закончить двухдневную попойку стрельбой на окраине города. Разве ты ничего не слышала?

Мишель покачала головой и снова уставилась на посуду.

— Кто-нибудь ранен?

— Джейк всадил пулю себе в ногу. Даже братья Грант не сумели бы так ранить его, будь они в состоянии метко стрелять. Беда в том, что никто не знает, что им взбрело в голову и почему они начали перестрелку. С такими делами мне приходится разбираться не реже раза в месяц.

— И что же вы с ними сделали?

— Обвинил в нарушении порядка в ночное время и отправил в тюрьму, предварительно избавив от оружия. К полудню они протрезвеют, но в тюрьме пробудут по крайней мере до вторника, а затем вернутся на рудники. Несколько дней отдыха пойдут им только на пользу.

Мишель вопросительно взглянула на Хьюстона:

— Вы могли бы стать хорошим шерифом…

— Я и есть хороший шериф.

— Нет, я имела в виду…

— Я понял, что ты имела в виду. Но одно другому не мешает.

— Как вы можете так говорить?

— Значит, вот о чем ты спорила с Этаном? — спросил Хьюстон, неожиданно меняя тему.

— И об этом тоже. — Мишель подлила горячей воды из кастрюли в раковину.

Хьюстон отодвинул стул от стола и оседлал его.

— А как насчет прошлой ночи?

— Все ясно, вы и об этом уже знаете, — с деланной беспечностью отозвалась Мишель. Она лихорадочно орудовала руками в раковине, чтобы их дрожь не так бросалась в глаза.

— Мне рассказал Хэппи. По его словам, ты направлялась к конюшне.

— Возможно, я действительно шла в том направлении, но вовсе не в конюшню. Мне было все равно куда идти, лишь бы подальше от Этана.

— И ты прихватила револьвер.

Мишель кивнула;

— Но патроны остались у него. Это была необходимая мера предосторожности. Прошлой ночью мне ничего не стоило пристрелить его.

— Тебе еще повезло, что Хэппи не пристрелил тебя, как ему приказывали.

— Вы хотите сказать, что вы ему приказали?

Хьюстон пожал плечами:

— Я не мог допустить, чтобы ты подвергала нас опасности.

— Итак, я буду пленницей здесь, в Мэдисоне, до конца жизни?

Хьюстон предпочел ограничиться неопределенным ответом:

— Посмотрим.

Мишель действительно испытала желание швырнуть тарелку ему в голову и, стремясь успокоиться, начала свирепо скрести посуду.

— Вижу, ты приколола брошку, — заметил Хьюстон, указывая на воротник блузки.

— Наверняка вы уже не в первый раз видите меня с таким украшением. Я же говорила, что эта брошь много значит для меня.

— Я заметил, что, кроме нее, ты не носишь никаких украшений. Ни серег, ни колец.

— Если бы эти украшения были у меня во время ограбления, я лишалась бы их.

— А сейчас скорее всего получила бы обратно. Так где же твое обручальное кольцо?

— Я перестала носить его несколько лет назад, Хьюстон, когда сочла свой брак оконченным. — Мишель решила, что постепенно становится опытной лгуньей. Она никогда не блистала сообразительностью, когда дело доходило до обмана. Но теперь она не только быстро нашлась с ответом, но и ответила на коварный вопрос довольно гладко. Она склонила голову ниже, пряча улыбку.

— А кольцо, подаренное при помолвке?

— Мы с Дрю еще не объявили о своей помолвке и решили повременить с кольцом.

— Но ведь ты путешествовала вместе с ним.

— Для этого мне не надо было кольца. Хьюстон пробежал пальцами по светлым волосам.

— Ты не женщина, а сплошная загадка, Мишель. — Несколько минут он молчал, разглядывая ее. Когда Мишель закончила работу, Хьюстон поднялся, отодвинув стул, и подхватил ее за локоть. — Пойдем прогуляемся?

Мишель смутилась. Ей отчаянно хотелось выйти на улицу, но она сомневалась, что Этан ее отпустит.

— Не знаю, Хьюстон… Этан не…

— Забудь про Этана. Он ни о чем не узнает. — И Хьюстон повлек ее прочь от раковины; беспечная мальчишеская улыбка озарила его лицо. — Я принесу пальто Ди, и тебе не понадобится заходить к себе в комнату.

Его добродушное настроение было заразительным, и Мишель становилось трудно помнить об опасности.

— Хорошо. Я и вправду хочу выйти.

— Замечательно!

На улице Хьюстон взял Мишель под руку.

— Здесь есть скользкие места, — объяснил он, заметив ее недоуменный взгляд. — Не хочу, чтобы ты упала.

Мишель не знала, как возразить, не поднимая шума, и потому промолчала. Она не знала, что Этан стоит у окна своей комнаты и видит их уходящими рука об руку.

— Свежий снег так хорош, не правда ли? — произнесла Мишель. — Все вокруг кажется таким чистым и мирным. Оглянувшись, можно увидеть свои следы, но едва взглянешь вперед, где снег еще ровный, кажется, что ты первопроходец. Каждая тропинка обещает новые открытия. По-моему, ничего не может быть лучше дней, когда встречаются снег и солнце!

Они пересекали улицу. Внезапно Хьюстон остановился и повернул Мишель к себе. Он вгляделся в ее запрокинутое лицо, темно-зеленые глаза, редкую гостью — улыбку, ямочки в уголках рта и кожу, гладкую и нежную, как персик.

— Какого черта он сбежал от тебя? — Выпалив это, Хьюстон поцеловал Мишель посреди широкой пустынной улицы, укрытой снежным одеялом и тишиной, и в этом поцелуе было что-то сродни благоговению.

Мишель поднесла ладонь ко рту и осторожно коснулась губ, глядя на Хьюстона широко открытыми глазами.

— Зачем же вы… я не… — Мишель с запозданием поняла, что ее рука трясется, и совсем не от холода. Быстро повернувшись, она бросилась по своим следам в салун.

Хьюстон удержал ее за локоть:

— Нет, постой. Больше это не повторится — по край ней мере здесь. Пожалуйста, не уходи. Мы просто погуляем, вот и все. Тебе же хотелось погулять?

— Да, только погулять.

— Хорошо, обещаю, это будет всего лишь прогулка. Мишель смутилась, думая, что она могла бы вернуться в салун под предлогом обиды и стеснения. Но вместо этого она снова позволила Хьюстону взять себя под руку и повести прочь.