Юмор заключался в том, что в школе учили на диалекте, на котором не разговаривал дедушка, и когда она в очередной раз навестила его в Нью-Йорке, то не поняла ни слова из его речей, хотя казалось, что он ее прекрасно понимает. Это было смешно. Вскоре после этого дедушка умер, и теперь, спустя шестнадцать лет, Лу была признательна ему за то, что по утрам в метро может читать «Дейли Форвард».

— Мистер Безумец несколько недель был под арестом, и никто не собирается сейчас брать его на поруки.

К счастью, в шкафу отыскалась банка с кошачьими консервами. Лу открыла ее и половину выложила в миску, добавила витамины и пригоршню сухарей. В другую миску налила свежей воды.

— Мистера Безумца разыскивают за вооруженное ограбление в пяти южных штатах. Разве не так?

Затем она приняла свою порцию витаминов. Дэвид называл это лошадиным набором: четыре кальциевые таблетки, четыре витамина D, одна — витамина Р, шесть — аскорбиновой кислоты, одна — с железом, две капсулы витамина В. Все это запивалось апельсиновым соком из высокого стакана, и она благодарила своего медицинского наставника Дж. Родейла, писавшего на страницах журнала «Предотвращение». Вообще-то Лу чувствовала себя виноватой из-за апельсинового сока, поскольку Родейл его не одобрял. Он утверждал, что сок разрушает зубы и вызывает зуд в заднем проходе, но Лу считала, что врач в своих диетических рекомендациях заходит слишком далеко. Если она будет выполнять все его ограничения, то останется немного продуктов, которые можно употреблять в пищу. Конечно, есть постное мясо, яйца и морские продукты. Согласно Родейлу, это было полезно, но он был бескомпромиссен по отношению ко всем молочным продуктам, консервам, химическим добавкам. Лу иногда бунтовала, запивала витамины абсолютно запрещенным молоком и молилась, чтобы не помереть к концу дня от какой-нибудь таинственной хвори.

Маршалл сидел на постели и курил, когда она вернулась с апельсиновым соком.

— Когда ты собираешься идти на работу? — спросил он.

— Самое позднее — в девять тридцать.

— А мне к девяти, — зевнул он. — Знаешь банковские порядки.

— Нам не обязательно выходить вместе.

— Это правда.

— Я не знаю, сколько времени понадобится на статью, так что иди, когда тебе нужно.

Она не хотела выходить с ним, потому что надо было зайти в химчистку, а ей не хотелось, чтобы служащий заподозрил ее в том, что она провела ночь с Маршаллом. Служащий и владельцы магазинов по соседству часто видели ее с Дэвидом, и все они благоприятно воспринимали моногамные отношения, несмотря на существенную разницу в возрасте, но она бы потеряла всякое уважение, если бы появилась в девять тридцать утра в компании темнокожего незнакомца. Соседи в Нью-Йорке образуют такое же сообщество, как и в любом заштатном городишке, и Лу давно обнаружила, что для сохранения качества обслуживания лучше не оскорблять нравственных чувств владельцев магазинов, с которыми каждый день имеешь дело.

— Какой у тебя номер телефона? — спросил Маршалл. — На аппарате не написано.

Круглый белый диск в центре телефонного аппарата Лу оставался девственно чистым далеко не случайно. Ее номера не было и в справочнике (любая женщина в Нью-Йорке, которая внесла номер в справочник, — просто выжила из ума), и она давала свой номер очень немногим. К несчастью, Маршалл к ним принадлежать не будет. Правда, если он окажется настойчивым, в чем она сомневалась, то всегда сможет найти ее в офисе, но там легко избавиться от нежелательных собеседников. Просто говоришь, что у тебя разговор по другому телефону или что торопишься на встречу, нет времени разговаривать. В конце концов человек отступает.

— Номер сто семьдесят два — шестьдесят три — семьдесят, — сказала она, глядя, как он заносит его в записную книжку. На самом деле номер был 172-60-39. Пусть сам догадается.

— Я тебе скоро позвоню, — пообещал он.

— Ладно.

— Может, сходим в кино.

Лу улыбнулась. Он и вправду довольно милый, а она сыграла с ним злую шутку, но зачем позволять ему звонить, а потом отвергать?

— Прекрасно, — сказала она. — Между прочим, как твоя фамилия?

— Риверс.

Если она захочет повидаться с ним, то сама найдет его. Его номер должен быть в справочнике.

— Зайдешь поцеловать меня перед уходом, — сказала Лу, выходя из спальни и тихо притворяя дверь.

Было без четверти десять, когда Лу вышла из метро, и интервью со Стивом Омахой покоилось в ее сумке. Оно было прекрасно отпечатано, и, если она не ошибалась, в нем было примерно 1200 слов. Учитывая фотографии, интервью займет целый разворот. Лу надеялась, что Тони Эллиот одобрит ее работу. Для этого у нее были все основания, поскольку в последнее время он ей благоволил и от всего сердца похвалил две ее последние работы: одну — о заводском дизайнере, а другую — о владельце детского магазина в Ист Сайде.

Она собиралась предложить, чтобы вместе с фотографиями, которые Кав сделал в студии Стива Омахи, напечатать документальные снимки высадки американских солдат в Нормандии. «Казак в воде». Эти снимки создадут интригующий контрапункт с фото Сидни Грин-стрит, Мери Астор и Питера Лорра верхом на лошадях с сигаретами в зубах, не говоря уж о Сонджи Хени на черном льду. Задумка чудная, она захватит Тони Эллиота. Надо надеяться.

— Тебе звонил несколько минут тому назад мистер Сверн, — сказала девушка, дежурившая у телефона, когда она вышла из лифта на пятом этаже здания на Лексингтон авеню, где размещалась редакция «Тряпья».

— Спасибо, Бетти. Не знаешь, мистер Эллиот здесь?

— Он в кабинете, кажется, с мистером Нортропом.

— Ладно. Спасибо.

Стены офиса были увешаны огромными фотографиями лучших европейских и американских дизайнеров. Они были обрамлены тонкими черными рамками. Лу дошла до своего стола, над которым висел Марк Бохан из «Диора», и позвонила секретарше Тони, попросив узнать, не может ли она встретиться с хозяином, как только он освободится.

— Я позвоню, мисс Маррон, — автоматически ответила девушка.

— Спасибо.

Рядом со столом Лу был стол репортерши, освещавшей рынок сумочек, и она как раз хотела заказать кофе.

— Тебе тоже? — спросила она.

— Целую кастрюлю.

— Черный?

— Да. Спасибо.

Спасибо спасибо спасибо спасибо спасибо тебе и всем остальным. Мы все чертовски вежливы друг с другом, подумала Лу. Было только одно «спасибо», которое она была бы рада произнести, а именно: спасибо, Тони, за то, что ты дал мне колонку. Лу сомневалась, что доживет до этих слов, сказанных ее непостоянному издателю, а может быть, их произнесет ее конкурент, мистер Питер Нортроп III? Она все бы отдала, чтобы узнать, о чем в эту минуту говорят Питер и Тони. Может, обычная рутина, обсуждают последнюю статью Питера, а может, готовится новое назначение. В эти дни Лу трясло, стоило этим двоим уединиться. Любая их встреча могла оказаться решающей, на ней Тони мог объявить Питеру, что награждает его, а значит, все надежды и планы Лу разлетаются вдребезги.

— Сумочки нынешней весной будут забавной расцветки, если тебя это интересует, — сообщила коллега, отрывая взгляд от пишущей машинки. — В моде цвета питонов и лягушек. Жуткое чувство.

— У меня оно как раз такое сейчас, — сказала Лу.

— Любовь?

— Своего рода.

Страстное желание заполучить колонку не очень отличалось от желания получить мужчину, так ведь? Обе ситуации одинаково угнетали ее, болезненно возбуждали, доводя до исступления.

— Его жена устраивает сцены из-за тебя? — спросила девушка.

— Она обо мне не знает. Во всяком случае, так говорит Дэвид.

— Господи, только не говори, что он потерял интерес к тебе. Я не перенесу этого разочарования.

— Нет, не думаю, что это так, но он в трудном положении. Хочет, чтобы мы обе были счастливы.

Лу считала, что гораздо мудрее притворяться, что огорчаешься из-за Дэвида, а не из-за карьеры. Глупо демонстрировать собственный интерес, пока не добьешься чего-то значительного, а тогда результат будет говорить сам за себя. Тем временем наилучший способ поведения — скрыть от коллег по работе свое желание получить колонку, соблюдать полное хладнокровие.

— Это мисс О’Хара, — сказала она в трубку секретарше Дэвида. — Мистер Сверн недавно звонил мне. Можно переговорить с ним?

Она подумала, что Дэвид очень мило поступает, стараясь сберечь ее репутацию, называя ее чужим именем, но сомневалась, что его сотрудники попадаются на этот крючок. Лу прекрасно знала, как трудно сохранить секрет в любом учреждении.

— Привет, милая. Как дела? — через секунду спросил Дэвид.

— Это я должна задать тебе этот вопрос. О тебе и Лилиан. Ей лучше? — Ей должно быть лучше, иначе он не пришел бы на работу. — Рассказывай, как дела на семейном фронте.

— Доктор дал ей вечером успокоительное, и, судя по всему, лекарство оказалось эффективным. Думаю, через несколько дней она полностью оправится. Я велел горничной каждый час заходить к ней. Подожди минутку. — Голос его стал тише и жестче, он с кем-то разговаривал. — Нет, Симона, другую накидку. Да, ту, с яркой лентой. Вот так, дорогая. — Он снова обратился к Лу: — Мы можем вместе пообедать, детка? У меня для тебя маленький подарок.

— Не нужно все время что-то дарить, Дэвид. Правда, ты меня портишь.

Специалистка по сумочкам в притворном ужасе закатила глаза при этом не очень искреннем протесте. Лу ухмыльнулась, подмигнула и глянула на портрет сурового Джеймса Галаноса с непривычной улыбкой на лице.

— Я бы с удовольствием, Дэвид, но мне нужно быть в другом месте. Сам знаешь, подготовка к весеннему сезону. А в пол второго не будет поздно, дорогой?

Коллега начала изображать игру на скрипке и замурлыкала любовную мелодию.