Между тем я больше не хватаюсь за борт как сумасшедшая, а опираюсь руками на сиденье. Мне нравится вид, а еще я действительно радуюсь, что у моей косметики есть солнцезащитный эффект и послеполуденное солнце уже не так безжалостно палит.

– Почему мы здесь?

– Ты имеешь в виду «здесь, а не рядом с домом»? – Мы уже далеко уплыли, и теперь Мэйсон останавливается и наклоняется вперед. – Потому что ты часто там бываешь. И как бы мне там ни нравилось, это более красивое место. Если у меня есть время, я еду сюда и спускаюсь на воду здесь. Как сейчас с тобой.

– Почему лодки так много значат для тебя? Или каяки? Что там у тебя…

Мне становится все более любопытно, и я с нетерпением жду его ответа. Мы с Мэйсоном много болтали. Много смеялись. И злили и раздражали друг друга. Но вести серьезные разговоры? Только в редкие и драгоценные моменты, которых определенно должно быть намного больше.

– На воде жизнь кажется немного легче. Как будто ты находишься в полете и в то же время как если бы время остановилось. Это… – Он шумно выдыхает и подбирает слова, нахмурив брови.

– Как быть свободным. Быть самим собой, – шепчу я, ощущая комок в горле. Не знаю, знакомо ли мне это чувство, но я точно знаю, каково это – хотеть испытать его.

Его глаза вспыхивают.

– Согласен.

– Неужели ты делишься этим со мной?

Я пытаюсь разрядить атмосферу и кокетливо наклоняю голову набок. Мэйс улыбается.

– Подумал, что это хорошая идея.

– Неплохая, – признаю я делано безразличным тоном и пожимаю плечами, он хохочет и укоризненно качает головой. – Мэйс, зачем ты ездил в Вашингтон?

Вопрос выскользнул у меня сам собой, тем не менее я замечаю, насколько меня волнует эта тема и какое облегчение вызывает у меня возможность спросить об этом здесь и сейчас. Я должна была сделать это, еще когда он вернулся домой. Стоя там, под дождем на пристани или за следующие несколько дней, когда он был таким тихим и задумчивым. Не таким расслабленным, как сейчас.

– Ты уверена, что хочешь послушать эту скучную историю? – Мэйс пытается казаться беззаботным, но выходит у него не очень. Я чувствую, что за этим кроется что-то еще.

– Если ты хочешь рассказать ее, то да. Я с тобой в одной лодке и не могу сбежать.

– И я должен воспользоваться этим, да? – Он проводит левой рукой по затылку, прежде чем сесть поудобнее. – Прости меня.

Я с удивлением встречаю его взгляд.

– Я сожалею о том, что сказал перед поездкой. И как я это сказал.

– Все в порядке, – отвечаю я со всей серьезностью.

Он глубоко вздыхает.

– Ты угадала, это был мой отец. У нас не лучшие отношения, и обычно мы видимся только раз в год. На Рождество. В течение многих лет он хотел, чтобы я больше участвовал в его бизнесе, интересовался компанией и, наконец, взялся за учебу. Я был против.

– Почему?

Он потирает рукой рот и подбородок, прежде чем продолжить:

– Его мир… не подходит мне. Он вертится вокруг денег, интриг, власти, тупой болтовни. Мой отец всегда проявлял больше интереса к своей компании, чем к семье. И меня это ранило – глубоко. Черт возьми, я тогда был ребенком, и мне нужно было, чтобы папа был рядом. Вероятно, это стало основной причиной, – он поднимает взгляд на меня и смотрит открыто. – Позже появилась еще одна – девушка по имени Эль.

При этих его словах что-то во мне напрягается, и я впиваюсь пальцами в деревянный край лодки.

– Мне было девятнадцать, и я был влюблен. А она хотела лишь мое имя и деньги. Ее отец, в свою очередь, рассчитывал получить часть компании. Ты помнишь Гриффина?

Гриффин. Долго размышлять не приходится. Мерзкий тип.

Я киваю.

– Я поймал его с ней. В моей постели. Хочешь знать, в чем заключался самый сок? Что это он все намеренно устроил. Это был тщательно продуманный план. Причем он одним выстрелом убил двух зайцев. Он убедился, что она несерьезно ко мне относилась, и в тот же момент доказал мне это. Чуть позже я решил полностью отвернуться от всего этого мира. Когда Купер захотел учиться в Сиэтле, я поехал с ним. Дома меня ничего больше не держало. Мне действительно было нечего терять.

Я с трудом могу осмыслить то, что он мне говорит. Я вижу мужчину перед собой, вспоминаю его жизнерадостность и дерзость, то, как он поддерживает всех нас, а тут… такое.

– Я упорно стремился создать что-то свое и защищал себя от попыток отца вернуть меня в компанию. До тех пор, пока он недавно не оказался перед моей дверью и не поставил меня перед выбором: либо я дам ему шанс, либо он заберет квартиру, которая записана на его имя, потому что я был наивным дураком, когда мы приобрели ее, – он посмеивается. – И я это сделал. Я поехал в Вашингтон, ходил в компанию каждый день и работал там. И это просто безумие… Знаешь, почему?

– Нет, скажи мне, – шепчу я.

– Поездка прошла неплохо. Оказывается, у меня есть способности к бизнесу, экономическим стратегиям и спекуляциям. Но… по-настоящему меня сводит с ума то, что я никогда не понимал, что мой отец не виноват в том, как все сложилось. Он не был главной причиной. Я никогда не думал, что скажу это серьезно, – он на мгновение опускает голову на руки, и я, следуя минутному порыву, глажу его волосы. Я чувствую их тепло и мягкость между своими пальцами, которые внезапно соскальзывают по лбу Мэйсона и останавливаются на его щеке, потому что он снова поднял голову. Он кладет свою ладонь на мою, поворачивает ее и целует внутреннюю сторону запястья, где такая чувствительная кожа, под которой проходят вены.

Я осторожно забираю руку. Не потому, что мне это не нравится или я к этому безразлична. А потому, что, наоборот, мне это слишком нравится. И это опасно.

Мэйс мягко прочищает горло.

– Я всегда думал, что он подлец, но… я видел только то, что хотел видеть. Это не значит, что он был хорошим отцом – конечно, он был далек от этого. Но, вопреки моим предположениям, он не хотел отказываться от меня как от сына. Все сложилось очень…

– Паршиво? – догадываюсь я.

– Сложно, – добавляет он, но улыбается мне. – Он не только построил компанию, но и, как утверждает, сделал это для меня – хотя мне трудно ему верить, трудно видеть в нем что-то иное, чем все предыдущие годы.

– Что же так потрясло тебя?

– Отец использует свое имя, компанию и свою репутацию и собирает пожертвования для различных организаций и компаний. Речь идет о миллионах. Благотворительность и мой отец… – Он закрывает глаза на несколько секунд. – Я впервые подумал о том, чтобы пойти по этому пути. Или хотя бы подумать об этом.

– О-о…

– Довольно странно, я знаю.

– Немного. Но приятно. Ты важен своему отцу, Мэйс. Это так ценно, – я прочищаю горло. – Сейчас ты еще учишься, но что потом? Неужели ты…

– Перееду? Понятия не имею. У компании есть штаб-квартиры в Нью-Йорке и Сиэтле.

Я даже представить себе не могу, что Мэйс может уехать.

Внезапно раздается грохот – это он хватает весла, и мы плывем дальше. Я вдыхаю свежий воздух и наблюдаю, как он гребет.

– Пока что я еще здесь, – говорит он с прежней расслабленностью.

– Так просто я от тебя не избавлюсь, да?

– Я как герпес, всегда возвращаюсь!

Я прыскаю со смеху, и Мэйсон присоединяется ко мне.

– А ты? Хочешь запустить свое дело вместе с Энди?

– Таков план.

– Ты всегда этого хотела? Ну, агентство, планирование, события. Энди-то, понятно, что да, а ты?

Я размышляю над вопросом лишь пару мгновений.

– Может быть, не всегда, но уже очень давно. Быстро стало ясно, что я пойду туда, куда собиралась Энди. Мы дружим всю жизнь. Она и ее семья стали и моей семьей.

– А что с твоей собственной? – Я боялась этого вопроса. – То, как ты говорила о моем отце…

Я перебиваю его:

– Все хорошо. Мои родители в полном порядке. А бабушку и дедушку я не знала.

Взгляд Мэйсона останавливается на мне, будто он чувствует, что это не все. Вздохнув, я перевожу дыхание.

– Мои родители очень холодны, очень отстранены от меня. Они уделяют значительное внимание… внешнему виду и производимому впечатлению. Они трудоголики и постоянно ищут работу и клиентов. Это никогда не удерживало их надолго на одном месте. Я не была желанным ребенком, просто в какой-то момент у моей матери возникла мысль завести ребенка, чтобы хотя бы иметь наследника. Что ж, есть вещи, которые нельзя запланировать, которые идут не так, как хотелось бы. У нас не получилось хороших отношений. У нас нет ничего общего, кроме ДНК. И в какой-то момент я начала проводить больше времени у Энди, чем дома. Так было лучше для всех.

– Сожалею, кошечка.

– Не нужно.

Этот взгляд.

– Боже, Мэйс, не смотри на меня так.

– Как?

– Как будто я вот-вот разобьюсь или сломаюсь.

Уголки его рта предательски подергиваются.

– Тебе кажется.

– Я не могу поверить!

– Что ты сидишь здесь со мной?

– Ха-ха. Смешно. Нет, что я проиграла пари.

– Я полон сюрпризов.

Я прищуриваюсь.

– Признайся, ты сжульничал.

– Даже не мечтай об этом.

– Ты выглядишь каким-то виноватым. Я все разузнаю, поверь мне, – шутливо угрожаю я, но Мэйсон не воспринимает мои слова всерьез и продолжает ритмично грести. Мы все ближе к берегу. Только сейчас я замечаю, как низко опустилось солнце и что мы, кажется, повернулись.

– Мы уже возвращаемся?

– А что, тебе понравилось?

– Нет. – Я слукавила, и Мэйс наверняка понимает это.

Когда мы снова у берега, Мэйс подталкивает лодку к пристани, привязывает ее и помогает мне выбраться. Но не идет к машине.

– Эй, куда это ты? Машина там.

– Погода чудесная, надо немного размять ноги.