Для слов у них не было времени, всем правило желание. Но Рейчел повторяла их про себя: я люблю тебя, люблю тебя – пока они оба не вырвались за пределы пространства и времени и вместе обрели то, к чему так отчаянно стремились.

То, что они испытали вдвоем, так глубоко их потрясло, что они еще долго лежали, прижавшись друг к другу, с переплетенными ногами, касаясь губами губ, разделяя сладкую истому.

– Тебе хорошо? – нежно прошептал Бо, касаясь губами ее волос.

Она не могла видеть его лица, потому что лежала, уткнувшись в его влажную шею, вдыхая пьянящий запах его кожи. Но его полуприкрытые глаза были задумчивы и даже печальны.

Она еще не очнулась до конца.

– Да… о, да… – пробормотала она. Кошмар исчез, они похоронили его вдвоем.

Но он знал, что кошмар остался.

– Спи, любовь моя, – шепнул Бо. Он осторожно целовал ее волосы, нашептывая нежные слова, пока Рейчел не закрыла глаза, зная, что с ним она в без опасности.


Когда Рейчел проснулась, светило яркое утреннее солнце. Казалось, на дубах за окнами спальни радостно поют тысячи лесных птиц. Несколько минут она лежала, сонно мигая, глядя на украшенный оборками балдахин над незнакомой кроватью, говоря себе, что она в доме Бо Тилсона в Тихой Пристани.

Затем в ее памяти стали развертываться невероятные события прошлой ночи. В это трудно было поверить. Болото. Дарла Джин и ее братья. Ее пытались убить. Затем в этой комнате Бо Тилсон держал ее в объятиях. И она говорила, что любит его.

В дверь постучали.

Спустив ноги с кровати, Рейчел обнаружила, что на ней ничего нет. Внезапно она почувствовала неуверенность. Она заснула, обнимая человека, которого любила. Но где он сейчас?

Увидев на спинке кровати мужскую рубашку, Рейчел поняла, что Бо оставил ее для нее, и быстро Накинула на себя. В комнату проникал дразнящий запах кофе и бекона, и она догадалась, что он внизу готовит завтрак. Судя по солнцу, было поздно, где-то около полудня.

Рейчел открыла дверь крупной невозмутимой негритянке с подносом в руках. Когда они обменялиа взглядами, Рейчел вспомнила, что в Тихой Пристани есть повариха. О ней говорили сестры Батлер. – Доброе утро, миссис Рейчел. Как поживаете? Она говорила с сильным южным акцентом, и Рейчел было трудно разобрать слова. Своим мелодичным голосом повариха произнесла еще что-то, чего Рейчел не поняла, и сочувственно посмотрела на нее блестящими черными глазами.

– Мистер Бо, – медленно повторила женщина, – позвонил джентльмену, который отвезет вас домой. Он ждет внизу. Но сначала позавтракайте.

Рейчел поспешила за ней к лестнице, которая спускалась в холл. Она поняла, что кто-то за ней приехал. Интересно, к кому обратился Бо Тилсон?

Перегнувшись через перила красного дерева, она увидела Джима Клакстона с широкополой ковбойской шляпой в руках.

Глава 17

– Рейчел, дорогая, – сказала ей мать, – ты сняла слишком много денег с доверенного счета.

Элизабет Гудбоди сопроводила свои слова строгим, без всяких там глупостей поцелуем в щеку дочери, а Джим Клакстон наклонился, чтобы взять два элегантных кожаных чемодана.

Из-за густого тумана, окутавшего побережье, местный рейс из Чарлстона задержался почти на час Аэропорт округа Де-Ренн закрылся сразу же по прибытии маленького реактивного самолета, и встречающим казалось, что пассажиры, направлявшиеся к выходу, появляются прямо из молочной стены тумана.

Ее энергичная, небольшого роста мать первым делом говорила о самом главном: вслед за коротким теплым приветствием незамедлительно последовало напоминание о последних расходах Рейчел. Элизабет Гудбоди была в безупречно сидящем розовато-сиреневом твидовом костюме от Харриса, который гармонировал с цветом ее волос, и шелковом шарфике на шее. Она приветливо кивнула Рейчел, но от ее острых глаз не укрылось ничего. Шагая рядом с Рейчел в густом тумане, она проницательно заметила:

– Рейчел, дорогая, что ты сделала со своими волосами?

– Привет, мама, – заторопилась Рейчел. – Познакомься, это Джим Клакстон, чиновник из сельхоздепартамента.

Пока ее мать протягивала руку Джиму для крепкого рукопожатия, Рейчел отступила подальше в туман. Элизабет Гудбоди выкроила время для краткого визита к дочери в промежутке между заседанием попечительского совета школы для палестинских беженцев на Западном берегу и конференцией по запрету ядерного оружия в Лондоне. Она ясно дала понять Дочери, что заказала обратный билет на понедельник, чтобы утром вылететь из местного аэропорта в Чарлстон, а оттуда в Чикаго и Канаду для встречи защитников мира. Ее мать собиралась провести в Дрейтонвилле неполных три дня, и причиной ее визита стало тревожное известие о том, что дочь нарушила основную заповедь спокойного, консервативного существования – сняла деньги с доверенного ей счета.

В клубящемся вокруг них тумане они направились к небольшой автомобильной стоянке. Рейчел чувствовала взгляд матери на спине и шее, там, где обычно находились ее длинные рыжие волосы, перекаченные шнуром или собранные в мягкий узел. Деньги, которые она сняла с филадельфийского счета, принадлежали ей, и, в сущности, она не должна была отчитываться за них перед матерью. «Но волосы, – подумала Рейчел с дочерней тревогой, – это совсем другое дело».

– Такой густой туман мне приходилось видеть только в Лондоне, – сказала ее мать Джиму Клакстону звонким, нарочито бодрым голосом.

Поскольку Элизабет Гудбоди совершила долгое путешествие, включая сюда несколько часов ожидания в аэропорту, и наверняка проголодалась, то, прежде чем отвезти ее и Рейчел в Дрейтонвилл, Джим Клакстон пригласил их поужинать в Хейзел-Гарденс.

– Весьма надеюсь, что погода будет нам благоприятствовать, – услышала Рейчел за спиной голос матери и низкое успокаивающее рокотание в ответ. – Мне бы хотелось ознакомиться с работой фермерского кооператива и повидаться с людьми, о которых говорила мне Рейчел.

Джим распахнул дверцу крохотного фургона, принадлежавшего Рейчел, и подождал, пока ее мать усядется впереди.

– Туман здесь очень быстро рассеивается, – заверил он ее, – и последние несколько дней было очень тепло. Надеюсь, вы захватили с собой купальник, миссис Гудбоди. У Рейчел прямо за домом прекрасная заводь, там можно искупаться.

Опускаясь на пластиковое сиденье «Тойоты», Рейчел закрыла глаза. Зря Джим упомянул о заводи позади ее дома. Судя по его смущенному взгляду, он понял это. Они быстро переглянулись, но от всевидящего ока Элизабет Гудбоди ничто не могло укрыться. Рейчел надеялась, что они хотя бы смогут спокойно поужинать, прежде чем ей придется распутывать перед матерью тугой клубок невероятных событий.

Увидев в зеркале обзора виноватые глаза Джима, ищущие ее взгляд, она заставила себя улыбнуться. Последние несколько недель Джим был ее опорой, и, судя по всему, он не просто хорошо к ней относился. Казалось, сложившаяся ситуация, не без труда призналась она себе, сделала его счастливым. Даже дети полюбили ее. Несколько раз она была у Джима в гостях, а однажды выбралась с ними на пикник, от которого дети пришли в восторг.

Вспоминая, как внимательно мать глядела на Джима, когда он, согнувшись, подхватил ее чемоданы, Рейчел почти наверняка знала, что она скажет: «Ну что же, Рейчел, этот молодой человек производит весьма приятное впечатление».

Теперь, сидя на переднем сиденье, ее мать почти кокетливо говорила Джиму, который сворачивал на шоссе номер семнадцать, сверкающее неоновыми огнями:

– Можете называть меня просто Элизабет, а не миссис Гудбоди. Поскольку мы с вами друзья, то обойдемся без формальностей.

Ее мать принялась бодро рассказывать об обычаях квакеров, и Рейчел увидела, как Джим Клакстон поднял голубые глаза к зеркальцу заднего вида и в их Уголках наметились еле заметные морщинки, словно он исподтишка улыбался.

Рейчел понравилось, что Джим Клакстон иронически отнесся к просветительскому порыву ее мате-Ри. Она нежно любила мать, но этот неожиданный визит и необходимость объяснять, что произошло, Угнетали ее. Ей даже не хотелось об этом думать.

Ресторан «Де-Ренн» был заполнен туристами, направлявшимися по весне из Саванны в Чарлстон, но, Несмотря на прохладный кондиционированный воздух, Рейчел не нашла в нем прежнего очарования. Ее мать устала и проголодалась, но была исполнена решимости терпеливо сносить невзгоды и не терять присутствия духа, несмотря ни на что. Все столики у окна, откуда открывался вид на искусственный водопад, оказались занятыми, но, как резонно заметила ее мать, из-за тумана им все равно ничего не было бы видно.

– Скажи мне, дорогая, – сказала Элизабет Гудбоди, заказав бифштекс с салатом, – у тебя еще не кончились неприятности с владельцем дороги, который мешает добрым людям из кооператива сажать помидоры?

– Соевые бобы, – поправили в один голос Джим и Рейчел.

Подняв брови, ее мать понимающе улыбнулась. Только Рейчел собралась ответить ей, как в беседу вступил Джим:

– Мы подготовили все необходимое для того, чтобы тракторы вспахали поле и засеяли его бобами.

Большая теплая рука Джима успокаивающе легла на колено Рейчел под столом. Это также было сигналом к тому, чтобы она предоставила ему объясняться с ее матерью.

– Хозяина дороги зовут Бомонт Тилсон, он один из крупных землевладельцев округа и очень несговорчивый человек. Ваша дочь великолепно поработала, миссис Гуд… Элизабет, – поправился он. – Но говориться с Бо Тилсоном нелегко. Но ссуда, которую удалось получить кооперативу, оказалась очень кстати. Даже местные жители стали оказывать ему поддержку.

Рейчел затравленно поглядела на мать. Вмешательство Джима и его покровительственный вид не остались незамеченными. Лицо Элизабет Гудбои приняло выражение полной безмятежности, означавшее, как знала ее дочь, острейшее внимание ко всему происходящему.

– Сейчас мы убираем сахарную кукурузу, – слишком поспешно вступила в разговор Рейчел, отодвигая коленку от руки Джима Клакстона. – И надеемся выручить за нее немного денег. Небольшой участок засадили кукурузой просто ради эксперимента, чтобы разведать возможности местных рынков в Саванне и Чарлстоне.