– Дарси, опомнись, – Рейчел напряженно улыбнулась. – Неужели ты действительно веришь в эту чепуху? К тому же этой дорогой пользуемся только почтальон и я. И кто-то еще, – добавила она, – носится ночью туда-сюда на пикапе. Наверное, местные школьники.

– Какие еще школьники? – встревожилась Дарси. – Ты видела их, знаешь, кто они такие? Когда это началось?

Рейчел отвернулась от нее, чтобы поставить чайник.

– Я не собираюсь заниматься всей этой чепухой, Дарси, оставим этот разговор. Просто какой-то грузовичок, говорю я тебе. А в нем школьники или влюбленные, которые ищут укромное местечко.

Но Дарси лишь возвела глаза к небу.

– Черт побери, я просто не верю своим ушам, Рейчел. Пожалуйста, слушай внимательно. Если ты сделаешь что-нибудь с этими крошечными мамуа, к примеру, вышвырнешь их на помойку, ты страшно оскорбишь того, кто пытается тебе помочь. Тебе это никогда не приходило в голову?

Рейчел отрицательно покачала головой. Это звучало гораздо осмысленнее всего того, что она только что выслушала. Итак, о ней кто-то заботится. Если именно так гулла показывают свою симпатию, то почему бы им не вступить в кооператив?

– Отнесись к этому серьезно, – неодобрительно сказала Дарси. – Кто-то о тебе на самом деле беспокоится. Это настоящие мамуа, а не какая-то подделка. С тобой никто не пытается шутить.

– Мне очень жаль, Дарси… Я не хотела бы никого обижать, но всем этим куклам здесь не место, я просто не могу держать их у себя.

Рейчел, дорогая, постарайся понять. Гулла про сто знают, когда что-то должно случиться. Клянусь тебе, это так!

– Это нелепые предрассудки, и ты сама об этом знаешь.

– Послушай! – воскликнула Дарси. – Быть может, это и предрассудки для тебя, но эти люди попали сюда из Африки, душенька, они издавна верят в подобные вещи. Еще совсем недавно здесь часто устраивались ночные похороны. Обычно гулла хоронят умерших в полночь, как и в те времена, когда они были рабами. Тогда похоронная процессия из сотен людей идет ночью через лес на берег реки, чтобы предать тело земле. Я думаю, это делается для того, чтобы мертвецы не вставали из могилы – поэтому их всегда хоронят выше предельной отметки прилива. Гулла ужасно боятся мертвецов. Они до сих пор поют все эти африканские песни… Я знаю людей, которые ходили на ночные похороны, и, поверь мне, Рейчел, они говорили – у них кровь стыла в жилах!

– Ты не убедишь меня, Дарси. Неужели ты не понимаешь, что это просто детские впечатления. В те годы, когда ты проводила здесь каникулы, твоя психика была особенно восприимчива.

– Не упрямься, Рейчел, – горячо убеждала ее Дарси. – Я знаю, что это не ерунда, а ты нет.

– Ну хорошо, Дарси, – вздохнула Рейчел, не желая продолжать бессмысленный спор. Она поверила только в то, что кто-то стремится защитить ее.

Но от чего?

«Если от Бо Тилсона, – подумала она с легким содроганием, – то это было бы правильно». Но она не видела его уже почти неделю, с тех пор, как он пришел в ее дом требовать еды. С того времени не последовало ни объяснений его отсутствия, ни известий от адвоката, ни телефонных звонков – ничего. Как если бы его потребность в ней, потребность дразнить и мучить ее, потребность заниматься с ней любовью – все разом рассеялось в облаке дыма.

Сначала Рейчел подумала, что Бо Тилсон узнал о ее свидании с Джимом Клакстоном в Хейзел-Гар-денс, которое она и не собиралась скрывать. Она пыталась уговорить себя, что это не имеет значения. Однако каждую ночь лежала без сна, прислушиваясь к любому шороху, ожидая, что он вернется, найдет ее в темноте и подчинит себе ее тело, ее любовь, почти ничего не давая взамен. И, лежа в темноте, думая о своей боли, своем безумии и неизбежном унижении, Рейчел задавалась вопросом: не позвонить ли ей Бо Тилсону – просто так, чтобы узнать, что случилось. Но она не могла заставить себя позвонить в Тихую Пристань. Не знала, сказал ли правду Бо, заверив, что Дарлы Джин там уже нет.

Когда пикап начал ездить взад и вперед по дороге, ей пришло в голову, что, может быть, Бо Тилсон проверяет, дома ли она. Но у него был джип, а не пикап. По дороге же, как она успела заметить в окно, почти еженощно носился, вздымая тучи пыли, темно-голубой или темно-зеленый пикап.

Но магические куклы, в этом она была убеждена, оставлял кто-то другой. Они никогда не появлялись До того, как Рейчел отправлялась спать, как бы поздно это ни случалось. Но на рассвете всегда сидели на крыльце.

По правде говоря, Рейчел не хотела говорить Дарси об этих куклах. У той хватало собственных проблем. Ее утомительные поездки из Чарлстона в Дрейтонвилл, иногда по три раза в неделю, свидетельствовали о том, что у бедняжки Дарси что-то не ладится. Рейчел обнаружила, что с этой красивой легкомысленной девушкой, принадлежащей к высшему чарлстонскому обществу, происходят вещи столь же непонятные, как и все, с чем она здесь столкнулась. Поддавшись внезапному чувству симпатии, она спросила:

– Ну как, Дарси, твои дела налаживаются?

Уголки хорошенького ротика Дарси поползли вниз.

– Мои дела? О господи, я только и делаю, что болтаюсь взад и вперед, дорогуша, но никому до этого нет дела. Я столько миль отмотала на этом «Линкольне», что скоро он развалится на части, и в следующем году я не смогу продать его и купить новую машину. Я просто-напросто впустую растрачиваю жизнь на этого человека.

«Должно быть, она говорит о своем кузене», – с болью подумала Рейчел. Не в силах сдержаться, она сказала:

– Ради всего святого, Дарси, если ты любишь его, то почему бы тебе ему об этом не сказать? Воз можно, он ничего не знает?

– Я говорила, солнышко, много раз, но это не произвело на него никакого впечатления. Он считает меня пустоголовой богачкой, в сущности, так он мне и сказал, только в гораздо более мягких выражениях. – Ее голос задрожал от отчаяния. – Он всегда такой предупредительный, такой любезный, только мне от этого ничуть не легче! Я ничего не могу ему доказать, не могу убедить его, что я совсем не такая, как он думает. Он ведет себя со мной так, словно я пустое место!

Рейчел не знала, что и думать. То, что сказала Дарси, совсем не вязалось с тем, что говорил Бо Тилсон. Значит, он солгал ей, когда уверял, что Дарси никогда не говорила о своей любви? Наверняка Дар» си знает совершенно другого Бо Тилсона, иначе она не стала бы называть его предупредительным и любезным.

– А твой кузен, он знал о своем единородном брате? – не удержавшись, спросила она. – Я имею в виду Тила Коффи, знал ли он о его существовании до того, как тот сюда приехал?

– Какой кузен? – озадаченно спросила Дарси. – Ах, этот! Ты имеешь в виду Бо. Ах, золотце, кто-то уже поспешил рассказать тебе эту старую историю!

– Так это правда? – спросила Рейчел спокойно.

– Похоже, правда. Я не обращаю на такие вещи внимания, здесь скелеты чуть ли не в каждом шкафу. Господи боже, ни для кого не секрет, что Ли Тилсон был большим любителем женщин. А Джесси Коффи была потрясающе красивой, по крайней мере, так говорят. И, вероятно, она была поумнее старика Ли.

На этот раз выкладывала Дарси местные сплетни без обычного энтузиазма.

– Джесси не следовало возвращаться из Атланты в этот замшелый городишко. Дрейтонвилл – это омут, даже для белых. Ее семейство было в шоке, когда они узнали… Буллоки всегда задирали свой черный нос. Гулла гордый народ, Рейчел. Для них Ли Тилсон был просто белой швалью без рода без племени, пусть даже он и был мужем Клариссы Бомонт. Похоже, все вздохнули с облегчением, когда Джесси наконец собрала чемоданы и увезла своего мальчишку в Чикаго. Но Дрейтонвилл ничего не забывает.

Когда Тил приезжал сюда на каникулы, ему давали понять, что он в ответе за грехи своего папаши. Говорят, Тил только в середине второго курса узнал, что Лоретта беременна. Женщины семейства Буллок чуть с ума не сошли, похоже, они и не собирались ничего говорить. Ей было всего шестнадцать.

– О Дарси, как это ужасно! Для всех них.

– Что ж, – Дарси пожала хрупкими плечами, – бедняга Тил совершил ошибку, и его заставили за нее расплачиваться. Знаешь, мне говорили, что он любит своего малыша до полусмерти, а Лоретта даже не позволяет ему видеться с сыном. Полукровок надо пожалеть: они находятся между двумя мирами, белыми черным, и принимают наказание от обоих. Тил уже стал магистром и, как говорили, писал докторскую диссертацию по политологии. Бог знает, что он делает здесь в местной школе. Тебе ведь он нравится, верно?

«Разве Тил может не нравиться?» – подумала Рейчел. Его великодушие, его стремление помочь кооперативу, его неожиданные остроты, за которыми, как она начала понимать, он скрывал свою боль.

– Ах, Дарси, это так жестоко! Разве нельзя все это как-нибудь уладить? Тил и его… Лоретта кажутся такими милыми людьми, она такая… представительная. Я хочу сказать, у нее прекрасная работа в телефонной компании. Им нужно хотя бы попытаться наладить отношения ради ребенка.

– Рейчел, неужели ты совсем ничего не понимаешь? Они без ума друг от друга, просто никто не хочет сделать первого шага! У Лоретты и всех этих чертовых Буллоков собственная гордость. Тил Коффи для них незаконнорожденный ублюдок, сын недостойного Ли Тилсона. А единокровный брат Тила – Бо – тоже не украшает общую картину. Я очень люблю его, но здесь этот чертов безумец никому не нужен, никто не знает, что он выкинет в следующую секунду. Лоретта обвиняет во всем Тила и делает его жизнь невыносимой, а ее мамаша и сестры только подливают масла в огонь. Она ведь ни на шаг от него не отходит, ты заметила? Не гонит прочь и не оставляет в покое. Не знаю, как ей удалось заставить его вернуться сюда, но кажется, будто она водит беднягу на веревочке. Когда Лоретта дергает за нее, Тил прыгает.

– Но это жестоко! – воскликнула Рейчел. У нее мелькнула мысль, что все здесь посходили с ума. – Почти все, о чем ты мне рассказала, случилось много лет назад. Неужели все только и вспоминают о том, что сделали отец Тила или его мать. Или его семья. Это несправедливо. – Она замолчала, пытаясь определить свое место в этой запутанной схеме. – Неужели они все живут прошлым?