– Вы хотите сказать мне, что из-за вашей необычной традиции им приходится пополнять свои доходы, обслуживая мужчин за деньги?

– Никто не заставляет их это делать, но они все обладают весьма экстравагантными вкусами по части нарядов. Можно даже сказать, что они помешаны на одежде. Вправе ли мы обвинять их в этом, ведь они живут в мировой столице моды? Я готов поручиться, что сейчас Мишель мечтает о туалетах для летнего отпуска. Проблема заключается в отсутствии необходимой суммы. Несомненно, после работы вы найдете мою секретаршу возле Рон-Пуан. А если не её, то какую-то другую девушку.

Харри залпом проглотил свой коньяк, почти не дегустируя его. У американца пропал интерес к вкусу спиртного.

– Потрясающе, – произнес он.

– Не делайте такое изумленное лицо.

– Но я действительно изумлен. Почему я должен скрывать это?

– Конечно, не должны, мой дорогой.

– Я не умею притворяться. Я слишком прямолинеен. Как большинство американцев.

Он правильно выбрал слова и тон, в них заключался уместный вызов. Харри заметил, как сузились мутноватые голубые глаза Николсона, и понял, что не ошибся. Чтобы получить от Николсона то, в чем нуждался Харри, ему следовало играть по своим правилам, оставаться на своей территории. Он никогда не победит этого вежливого английского франкофила с помощью другой тактики. Он должен быть прямолинейным, конкретным американским провинциалом. Наивным. Возможно, простоватым. Что ж, таким он и был на самом деле, в этом и заключалась его сила, которую Харри только что начал ощущать.

– Я лишь хотел подчеркнуть, что здесь девушки вроде Мишель считаются вполне респектабельными. И к тому же чистыми, – сказал Николсон. – Но держитесь подальше от Левого берега, там вы можете нажить себе неприятности. Ясно?

– Ясно. – Харри закурил «Честерфилд». – Я ценю вашу заботу, мистер Николсон, честное слово. Однако я преодолел девять тысяч миль не для того, чтобы поговорить о шлюхах. – Он преднамеренно воспользовался этим словом. Я прилетел сюда, чтобы поговорить о пяти миллионах долларов.

Резкий переход к делу заставил Николсона растеряться. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы открыть свой рот с узкими губами.

– Пять миллионов долларов. Солидная сумма. В чем именно заключается ваше предложение, мистер Маринго?

Он больше не называл Харри mon copain. Они перешли к бизнесу. Харри выпустил струю дыма в сторону амуров, украшавших собой потолок в стиле рококо, и собрался ответить на вопрос, но вдруг зазвонил один из изящных золотисто-белых телефонов, стоявших на столе Николсона справа от банкира. Харри догадался, что этот аппарат подключен к личной линии. Будучи левшой, Николсон пользовался им редко. Харри заметил, что на левом телефоне банкира, предназначенном для работы, стоял семизначный номер – как в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. На правом телефоне, трубку которого только что неловко поднял Николсон, цифры отсутствовали. Умный, хотя и очевидный, шаг.

– Алло!

Пауза.

– О, дорогая, как хорошо, что ты перезвонила так скоро. – Он повернулся к Харри. – Извините меня. – Приблизив трубку к губам, Николсон сказал. – Я на это надеялся. Женщина, у которой ты работаешь, – настоящее чудовище. Я уверен, что эта старая ведьма могла позволить тебе поговорить со мной раньше.

Пауза.

– Что? La communication est tres mauvaise.[20] О, сейчас для этого нет времени, Шоу-фэ. Я разговариваю с посетителем, твоим соотечественником. Он подмигнул Харри, не теряя темпа беседы. – Я позвонил тебе, чтобы сказать, что сегодня не смогу с тобой встретиться. Пожалуйста, дорогая, не сердись. Я не виноват. Разве что в некотором смысле. Сегодня Джинне исполняется три года, я совершенно забыл об этом. Видишь, какой я негодяй?

Пауза.

– Я обещаю возместить тебе моральный ущерб. Давай встретимся завтра за ленчем.

Пауза.

– Я знаю, что обычно ты этого не делаешь из-за твоей стервы, но ты можешь придумать какой-то предлог. Меня бы вполне устроил вечер, но я должен отправиться в Цюрих. Скажи ей, что тебе надо сходить к доктору. Наври что-нибудь. Господи, я готов задушить эту женщину. Она – сущий Цербер.

Пауза.

– Ты сделаешь это? Не сомневаюсь, ты добьешься своего, дорогая. Встретимся в час в грилль-баре «Ритца».

Пауза.

– Слишком многолюдно? О, Господи. Она действительно Цербер. Ладно, дай мне подумать. «Эскарго-Монторгель». И я не желаю выслушивать отказ. Я закажу столик наверху – ты знаешь, что там обслуживают целую вечность. Это послужит уроком старой ведьме. Jusqu'a demain. Au revoir.[21]

Он положил трубку и испустил вздох, вполне понятный любому мужчине. Харри не стал исключением. Любовь, проблемы, роман. Стоит ли все это хлопот, головной боли, риска? Любопытно, кто эта дама, подумал Харри. Шоу-фэ, с ударением на последнем слоге. Перед отъездом из Калифорнии Харри посещал курсы французского. Он попытался понять значение странного имени, но ему в голову не пришло ничего разумного.

Возможно, это какое-то прозвище. Но Иэн дал понять, что она американка. Вдвойне загадочно. Черт возьми, почему он ломает голову над личной жизнью Иэна Николсона?

– Извините, что я прервал нашу беседу, – сказал банкир. – Перед тем, как зазвонил телефон, я спросил, в чем заключается ваше предложение.

Возможно, этот звонок спас бы Санни Листона, но не Харри Маринго.

– Я хочу организовать съемки трех фильмов с моей женой в главных ролях. Для этого требуется пять миллионов долларов. Я подумал, что вас, возможно, заинтересует этот проект.

– Почему бы вам не найти какой-то банк в вашей стране?

– У меня нет собственности в Штатах, мне нечего заложить. Там мне было чертовски трудно раздобыть пять миллионов долларов. Но я скажу вам, чем я располагаю: лучшим независимым дистрибьютором, прекрасным писателем, который сейчас пишет сценарии, режиссером, уставшим от бюрократизма крупных кинокомпаний, и Сарой Эймс.

– Звучит впечатляюще, – без энтузиазма произнес Николсон.

– Я тоже так считаю, – уверенно сказал Харри.

– Что представляет из себя первый сценарий?

– Это трагедия с множеством комичных моментов.

– Любопытно. Тема?

– Не знаю.

– Не знаете?

– Да. Сценарист её обдумывает. Он, как всегда, предложит нечто блестящее.

– Вы хотите сказать, что он ещё ничего не написал?

– Ни единого слова. Он не начнет писать, пока не увидит солидную сумму. Он – знаменитость. – Харри назвал фамилию писателя. – Если вы читали один из его бестселлеров или видели последний фильм с Джоном Хьюстоном, снятый по его сценарию, вы не станете сомневаться в способностях этого человека.

– Я читал его книги. Он, несомненно, обладает талантом в области черного юмора. Но если мы имеем в виду один и тот же фильм, то он, честно говоря, не слишком хорош.

– Режиссер вырезал лучшие сцены. Теперь писатель требует, чтобы ему предоставили право окончательного одобрения.

– И он ещё не написал ни единого слова. – Николсон вздохнул. – Должно быть, я сошел с ума, если обсуждаю подобный проект. Кто будет дистрибьютором?

– «Юнайтед Артистс».

Иэн Николсон открыл коробку с упмановскими сигарами, отрезал у одной из них кончик с помощью массивного золотого ножа «Картье» и закурил. Его глаза уже не казались мутноватыми, они стали ясными и яркими.

– Я вовсе не хочу обвинить вас во лжи, но мне трудно поверить в то, что компания «ЮА» согласилась распространять картину с ещё ненаписанным сценарием и актрисой, имя и лицо которой ничего не говорят американцам. Это возможно, лишь если героя сыграет Марлон Брандо.

– Ее партнером станет неизвестный французский актер.

– Тогда я отказываюсь вам верить. А без «Юнайтед Артистс» у вас нет ничего, это ваш первый покупатель, главный источник денег. Зарубежный прокат – это, конечно, хорошо, но без Соединенных Штатов… – Он покачал головой. – Я видел вашу жену в нескольких английских фильмах Рэнка. По-моему, она – очень талантливая актриса. Но если вы назовете её фамилию любой чикагской официантке, она посмотрит на вас с недоумением.

– Только не после выхода на экраны «Хорошенького дельца».

– Что это такое?

– Дорогостоящий фильм, который сейчас снимается в Голливуде одной из крупнейших кинокомпаний, с Сарой в главной роли. Премьера запланирована на сентябрь. Пять месяцев пролетят быстро.

– Кто ваш режиссер?

Харри назвал фамилию одного из самых молодых и талантливых голливудских режиссеров, выдвинутого год назад на соискание «Оскара».

– Он снимает Сару в «Хорошеньком дельце».

– Он действительно хорош, – согласился Николсон.

– К тому же сам монтирует свои фильмы. Это очень важно. Мы сэкономим время и средства.

– Я начинаю понимать, почему «Юнайтед Артистс» заинтересовалась вашим проектом. Где вы собираетесь снимать эти картины?

– На европейской натуре. Здесь содержание съемочной группы обойдется дешевле. Не надо платить жадным голливудским профсоюзам за сверхурочные, если рабочий день окажется дождливым. Также можно обойтись без дублирования. Этот процесс слишком сложен и дорог. Мы используем субтитры. Я приехал сюда, мистер Николсон, по простой причине. Мне нужна кредитная линия на пять миллионов долларов – в такую сумму обойдется съемка этих фильмов. Такой кредит позволит снять и раскрутить картины подобающим образом. Сейчас мне срочно требуются шестьсот тысяч долларов. Без них мы не можем приступить к работе.

Глаза банкира были сейчас уже не просто ясными. Они стали жесткими, блестящими.

– Откуда взялась эта цифра?

Харри достал из кармана своего костюма маленький клочок бумаги и придвинул его к Николсону. Банкир начал изучать строчки, отпечатанные самим Харри на пишущей машинке «Оливетти», взятой напрокат в отеле Беверли Хиллс. Он выучил на память этот список.

$125 000… «Юнайтед Артистс»

125 000… режиссер