Джуд Деверо - Безукоризненное деловое соглашение

Так что сейчас, впервые в своей жизни, Дори представилась возможность поиграть в эту очень радостную игру.

— Никто ничего не собирается мне сказать? — спросила она со всей невинностью четырехлетней девочки, надевшей первое платье для утренника. С той лишь разницей, что Дори была постарше.

Коул замер, уставившись на нее. Дори не была такой красавицей, как сестра, но поражала не меньше. Ее волосы, освобожденные от рабства после долгих часов на ветру и солнце окутывали ее голову как облако — мягкое, густое и очаровательное. Ее маленькое личико в форме сердечка было сочетанием невинности и сообразительности. Блеск в глазах был не от солнечного света, а от удивительного ума, который светился в них. Хорошенький рот — маленький, но с полными губами, изгибающимися над хорошо очерченным подбородком, а ниже…

Коул сжал кулаки. Он не был собственником. За всю жизнь он не владел ничем, да и не стремился к этому. И никогда не относился к другому человеческому существу как к своей собственности. Но сейчас Дори заставила его подумать, что то, что она демонстрирует другим мужчинам, принадлежит ему. А она показывает себя публике еще до того, как он разглядел все это, так сказать, в частном порядке.

Когда он впервые ее встретил, то решил, что у нее нет фигуры. Грудь приятна, да, но то, что он увидел сейчас, было намного больше, чем «приятна». У нее была длинная грациозная шея, будто специально созданная для брильянтов, а плечи — превосходной формы и покатые. Все это плавно переходило в прекрасный бюст, изысканно поднимающийся над бархатом, а ниже — узенькая талия.

Если бы ему нужно было использовать одно слово для ее описания, он бы употребил слово «элегантная». Дори надела платье, которое любую женщину превратило бы в проститутку, и сумела выглядеть в нем так, как будто собирается пить чай у королевы.

Он не знал точно, как она это сделала, но, может, ей помогли все эти книжки, что она прочитала. А может быть, потому, что она не была шлюхой и другим не позволяла видеть в ней непорядочную женщину.

А с другой стороны, возможно, его ослепила ее нежная кожа, так что соображать четко не было никакой возможности.

— Так никто ничего мне и не скажет? — опять спросила Дори, желая стоять здесь с этими глазеющими на нее мужчинами год, а то и два. Однако она жаждала услышать несколько слов, которые раньше ей не говорил ни один человек, — вроде «прекрасно» и «божественно». Для начала, собственно, и бесцветное затасканное «хорошенькая» тоже бы сгодилось.

Коул очень хорошо понимал, чего она ждет, но будь он проклят, если она этого дождется! По крайней мере — не на виду у этих распустивших слюни бандитов. Кажется, где-то он слышал, что в каких-то странах мужчины заставляют своих женщин надевать вуали, которые закрывают их с головы до пят. Очень мудрые мужчины в той стране.

За считанные секунды Коул сдернул одеяло со спины лошади и попытался завернуть в него плечи Дори.

— Для накидки как-то жарковато сейчас, мистер Хантер, — проворковала Дори, ускользнув от него и поглядывая невинно через плечо.

Когда мужчины вокруг них стали весело хихикать, Коул убедился, что если раньше ему не хотелось их убивать, то сейчас — хочется.

— Может кто-нибудь помочь мне взобраться? — спросила Дори тоном южной красавицы, взмахнув ресницами. — Думаю, этот бархат чересчур тяжелый.

Она не произнесла «чересчур тяжелый для меня, такой маленькой», но эти слова как будто прозвучали.

Поразительно быстро (если принять во внимание, что у него действовала только одна рука) Коул поднял ее с земли и забросил в седло так бесцеремонно, что у нее буквально лязгнули зубы. А Дори всего-навсего не улыбнулась.

Она не улыбалась еще тридцать минут, в течение которых они спускались к городку, а Коул, не умолкая, читал ей нотацию. Он рассказал ей «для ее же собственного блага», как она ужасно вела себя, устроив публичный спектакль. Он даже сказал, что солнце повредит цвету ее лица. Он рассказал ей, как о ней станут думать мужчины. Когда он произнес: «Что сказал бы твой отец?» — Дори захохотала. За свою жизнь она ни в ком не вызвала ревности и должна была отметить, что это чувство — скорее приятное, когда такой мужчина, как Коул Хантер, ревнует ее из-за того, что на нее смотрят другие мужчины.

— Что подумают мужчины в городке, когда увидят меня? — спросила она ласково, прижимаясь к нему.

— Что ты уличная женщина, — ответил он не моргнув глазом.

— Если бы ты увидел меня, что бы ты подумал? — спросила она быстро, прежде чем он смог бы продолжить свои убийственные нотации.

Коул собирался сказать ей, что он бы подумал, будто она продажная, но не смог. Неважно, во что одета Дори. над ней было спокойное сияние предупреждения: «Смотри — но не дотрагивайся».

— Я подумал бы, что ты красавица. И решил бы, что с небес спустился ангел, — сказал он нежно, поцеловав ее голое плечо.

Этого было для нее больше чем достаточно.

— Я люблю тебя, — прошептала она, вложив в эти слова всю душу.

Коул уже не целовал ее плечо, он промолчал, так как не мог позволить себе сказать, что чувствует. Женщина, такая чистая и искренняя, как Дори, заслуживает намного большего, чем стареющий гангстер. Она заслуживает самого лучшего на свете. И именно сейчас ему сильно захотелось, чтобы он был тем мужчиной, который заслуживает ее.

Мысли Коула отвлеклись от Дори, когда сзади подъехал Форд и сказал:

— Знаешь, Хантер, вы оба такие чертовски забавные. Сильно не хочется убивать вас, если увижу, что вы со мной валяете дурака. Не люблю карточных шулеров и не люблю дураков.

Когда он отъехал, Дори заметила:

— А я держу пари, что ему нравятся ящерицы, потому что у его мамы есть одна.

Коул промолчал.

— Дори, — сказал Коул ей в самое ухо, изо всех сил стараясь не замечать, что верхняя половина ее тела обнажена. — Мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушала. Ты меня поняла?

Она кивнула, сообразив, что он собирается сказать ей что-то ужасное.

— Я теперь знаю, что они хотят с нами сделать.

Она подумала: это, должно быть, что-то серьезное, раз он не может ждать, пока они подъедут к городку.

— Останавливаться в городке мы не будем. Кажется, что человек, который ненавидит Форда… — он хмыкнул, как бы говоря, — а есть ли здесь кто-то другой? — …его старинный враг, сейчас в этом городке, и Форд не хочет с ним встречаться. Я думал, у нас появится шанс, если вокруг нас будут другие люди, но все сорвалось. Форд планирует взять продукты, немного пива и двинуться в холмы. Я думаю, он намеревается заставить нас сказать ему, где золото, или мы из холмов живыми не выйдем. — Его рука крепко обняла ее за талию. — Я постараюсь, чтобы Форд взял меня в салун тоже, а когда окажусь там, то отвлеку внимание и постараюсь достать оружие. Когда у меня будет револьвер, я выйду на улицу, украду лошадь и двинусь на юг. Я хочу, чтобы ты оставалась на лошади, а когда услышишь шум, скакала на север. Если я из салуна не выйду или если ты услышишь выстрелы, то скачи на север как можно быстрее, не задерживаясь. Даже назад не оглядывайся. Поняла?

— Где мы встретимся? Он набрал в грудь воздуха.

— Мы не встретимся. — Когда она попыталась на него оглянуться, он не дал ей это сделать. — Дори, мы сделали, что задумали. Я смог удержать твою сестру, чтобы она не выдала тебя силой за мистера Перца, и ты сама видишь, что между нами больше ничего быть не может. У меня очень много врагов.

Дори поняла, что он беспокоится о ней и нашел способ сделать так, чтобы она оказалась в безопасности. Городок был все ближе, и у нее оставалось всего несколько минут, чтобы принять самое важное в своей жизни решение.

— Ты меня любишь? — спросила она.

— Это ничего общего не имеет с…

— Ты меня любишь? — требовала она ответа.

— Да, — ответил он, — но то, что я чувствую, не имеет значения. Если ты мертв, они значат меньше, чем ничего.

Она повернулась в седле, чтобы взглянуть на него.

— Если бы ты мог, ты бы хотел жить со мной в Лэсеме? Помогать управлять городом?

Улыбнувшись, он чмокнул ее в нос.

— Мне ничего так не хочется, как иметь собственную постель, собственный дом, собственную…

Он посмотрел на ее волосы, губы, на ее глаза, зная, что, возможно, глядит на нее в последний раз. Если его не убьют в течение следующего часа, он поскачет в одну сторону, она — в другую. Должно быть, это будет очень трудно, но он даже не позволит себе навестить ее в мирном маленьком городке. Она заслуживает лучшего, чем связать свою жизнь со «стареющим гангстером».

— Дори, — позвал он, положив руку сзади ей на шею, чтобы она повернулась к нему лицом, — поцеловаться. На прощанье.

Но она не повернулась и поцеловать его не захотела.

И, вопреки добрым намерениям, Коула охватил гнев. Может, она не захотела его поцеловать, потому что увидела, какой он преданный, причем предан той, что завлекла их в эту беду? Может, упоминание об этом ее драгоценном городишке заставило ее осознать, кто он, а кто она?

Когда они въехали в город, у Коула был крепко сжат рот. Он должен сделать все, что в его силах, чтобы вызволить ее отсюда невредимой, и это будет все, конец их отношениям.

Дори отказалась поцеловать Коула, потому что этот поцелуй был бы как слова «прощай навек». А она вовсе не собиралась говорить «прощай» после того, как всю свою жизнь искала человека вроде него. Она его любила и собиралась его беречь. И сберечь живым.

Конечно, она не представляла, как собирается защитить его от пули, но надеялась что-нибудь придумать.

Первое, что случилось плохого с этим наспех состряпанным планом Коула, было то, что Форд велел им обоим идти с ним в салун. Она знала: Коул хотел, чтобы один из людей Форда остался снаружи и стерег ее, но Форд не захотел разделять группу. В этом проявился его здравый смысл, но Дори сомневалась, что, пока он будет держать в заложниках такого человека, как Коул Хантер, у него хватит ума воздержаться от одной, а то и от двух бутылок виски.