Блуждающий словно меж двух огней, Мануэль искал подходящие слова.

– Я ее не выгораживаю и не оправдываю. Ее поступок, бесспорно, заслуживает наказания. – Задумчиво протянул он. – Но ты, как бывший сотрудник парламента, должен понимать, что низшему слою общества как никому другому трудно в этой жизни. К подобному роду преступлениям их толкает отнюдь не забавные развлечения. Их приводит к этому лишь безысходность и нужда.

Оправившись от первоначального шока, вызванного вопросом своего друга, Леонардо принял властное выражение лица, так присуще в разговоре с собственной женой.

– Ты считаешь, безысходность все это время, пока она была под крышей моего дома, заставляла ее врать мне, решив оставить искалеченного старика умирать от инфаркта? И именно безысходность привела ее в мой дом с целью выкрасть наследство моего ребенка?

– Твой ребенок уже давно не ребенок! – Жестким голосом вставил Мануэль. – Ты и сам это прекрасно понимаешь. Иногда детям нужно дать повзрослеть, Леонардо. Иначе их поступки могут завести их на тропу аморального разложения. И я думаю, тебя совсем не удивляют мои слова.

Послышавшийся тяжелый вздох с противоположной стороны на мгновение укрепил оборонительные позиции Мануэля.

– Что ты хочешь этим сказать? Алессандро опять что-то натворил?

– Лишь то, что ты и сам прекрасно знаешь. – Свирепые огоньки зажглись в серых глазах, стоило только их обладателю вспомнить о недавней выходке Алессандро. – Он чуть не изнасиловал невинную девушку в твоем собственном доме, Леонардо! А ты просто закрыл на это глаза. Что с тобой? Не такого Леонардо Пасквитти знал когда-то мой отец.

Нахмурившись, словно пытаясь защититься от произнесенного обвинения, пожилой человек уронил взгляд на свои колени.

– Не знаю, откуда ты это знаешь. – На тон тише обычного отозвался он, продолжая смотреть вниз. – Но не перед тобой я должен отчитываться в этом вопросе, Мануэль.

Вздохнув, темноволосый мужчина посмотрел на бардовую жидкость в своем бокале, словно ища на дне выход из сложившейся ситуации.

– Я понимаю, что любовь к своему ребенку может затмить глаза отца, но…

– О, нет, ты этого не понимаешь! – Послышался четкий ответ, вновь уверенно смотрящего в глаза собеседника Леонардо. – Я действительно могу закрыть глаза на деяния своего ребенка. Ведь мой ребенок – это единственное чудо, которое осталось в моей жизни.

Сердито поджав губы, Мануэль резко поставил так и не отпитый фужер вина обратно на стол.

– Быть может, настало время подумать и о других детях?

Грустно усмехнувшись, словно между ними только что не возникало столь необычного раздора, Леонардо все же пригубил сладко-терпкой жидкости.

– В моей жизни есть место только одному ребенку. – В тяжелой задумчивости проронил он.

Впервые наплевав на душевное состояние старого друга, Мануэль цинично проговорил:

– Значит, ему придется потесниться.

Резко открыв ящик стола, темноволосый мужчина достал из него небольшую ветхую тетрадь, и небрежно бросив ее перед своим гостем, язвительно произнес:

– Потрудись вспомнить вот об этом.

Не понимая, что именно лежит перед ним на широкой поверхности, Леонардо устало покачал головой, грустно усмехнувшись в ответ сверлящему взгляду своего собеседника.

– Ты не понимаешь, Мануэль, – снова тихо повторил он. – Что бы это ни было – это ничего не изменит. Увы, каким бы он ни вырос, но в моей жизни есть и всегда останется лишь только один ребенок.

Зайдя в двухэтажный салон красоты «райские грёзы», в котором высокие стены из белого мрамора изысканно сочетались с позолоченными орнаментами, выгравированными на холодной поверхности благородного камня в виде цветов, Шеннон пораженно остановилась у одного из четырех небольших фонтанчиков в широкой фойе здания. Когда Микелина предложила заехать в достаточно «неплохой спа», она и не подозревала, что означает для кузины Мануэля слово «неплохо». Салон настолько поражал своей роскошной обстановкой, что лишь за одно его посещение вестибюля, Шеннон уже хотелось заплатить деньги. По крайней мере, никогда прежде в таких заведениях она не бывала.

Уверенно пройдя мимо широких кожаных диванов, в которых, погрузившись в чтение журналов, ожидали своей очереди ещё пара женщин, Микелина подошла к приветливо улыбающейся администраторше. Сидя за широким столом с яркой подцветкой, белокурая девушка отвлеклась от занесения повседневных данных в свой компьютер и, открыв список зарегистрированных приемов на сегодняшний день, словно по давно заученным фразам начала свой диалог:

– У вас назначено?

– Нет. – Ничуть не обеспокоенным тоном ответила ей подошедшая клиентка.

Улыбка администратора приобрела оттенок некого сочувствия.

– Простите, но на ближайший месяц у нас нет мест. – Положив свои ухоженные пальчики с длинными перламутровыми ногтями на клавиатуру компьютера, молодая блондинка любезно предложила. – Но я могу записать вас на август. Скажите, как ваша фамилия?

Губы Микелины разошлись в широкой улыбке.

– Горнели. – Четко произнесла она. – Микелина Горнели.

Изысканные пальчики тут же отодвинулись от клавиатуры, молниеносно вцепившись в трубку радиотелефона.

– Простите, синьорина Горнели, – поменявшись в лице, взволнованно произнесла девушка, – мы сейчас же подготовим нужные вам залы. Что вы желаете?

Усмехнувшись поведению молодой сотрудницы, Микелина оглянулась в сторону стоящей неподалеку Шеннон и, пройдясь взглядом с головы до ног брюнетки, снова посмотрела на ожидающую ответа администраторшу.

– Всё! – Почти по-детски ликуя, ответила она.

С рождения привыкшая, чтобы по одному лишь жесту ее руки все вокруг бросали свои дела и бегали вокруг нее, выполняя любую прихоть столь капризной особы, Микелина поистине наслаждалась происходящим. Отойдя к широкому аквариуму с морскими рыбками, она открыто вселилась, наблюдая, как белокурая сотрудница обзванивает персонал, поспешно отдавая все новые и новые распоряжения.

Спустя пару минут ожидания, в фойе зашла очередная сотрудница «райских грез». Одетая в белый служебный халат средних лет шатенка подошла к столику администратора и, тихо переговорив с коллегой, с широкой улыбкой направилась к Микелине.

– Синьорина Горнели! – Добродушно отозвалась она, размыкая руки для легких объятий.

– О, Патриция, – так же дружелюбно отозвалась Микелина, целуя подошедшую женщину в обе щеки,– наконец-то хоть одно знакомое лицо! Я уж думала, что мы ошиблись адресом. Вам поменяли персонал?

Сдержанно улыбнувшись, женщина посмотрела на стоящую поблизости брюнетку.

– Патриция. – Таким же приятным голосом поздоровалась она с Шеннон.

– Шеннон Пэкстоун. – Тихо ответила вторая девушка.

Ещё раз ласково улыбнувшись, Патриция вновь переключала свое внимание на ожидающую от нее ответа Мике.

– Поменяли лишь пару сотрудников в вестибюле. Все мастера остались те же, так что можете не беспокоиться качеством нашей работы.

Ещё раз осмотрев двух молодых девушек, Патриция, словно набирая силы, глубоко вздохнула, после чего слегка развела руками:

– Итак, с чего синьорины намерены начать свое пребывание в «райских грезах»?

– С массажа. – Блаженно подумав о предстоящих процедурах, Микелина ободрительно улыбнулась своей молчаливой спутнице, легонько подтолкнув ее к широким дверям, ведущим на второй этаж столь впечатляющего здания.

Поднимаясь по широкой ветвистой лестнице, Шеннон постоянно оглядывалась вокруг, роняя взгляд на очередную шикарную декорацию. За последние недели вдоволь насмотревшись на жизнь миллионеров, она попыталась представить себя частичкой их общества. Что бы с ней было, если бы она была такой же разбалованной деньгами как, к примеру, Микелина? Воспринимала бы она весь этот шик как само собой разумеющееся, не видя толком во всем этом изумительной красоты? Скорее всего – да. Но все же, та ее малая часть, унаследовавшаяся с кровью отца словно шептала ей хоть на миг забыть о своем прошлом, стать обычной беззаботной девушкой и с радостью принять предоставленную возможность насладиться предложенными развлечениями. В конце концов, она не может показать Микелине свой циничный взгляд на прихоти богатых, тем самым уронив Мануэля в глазах кузины. По крайне мере, этот предлог показался ей достаточно убедительным, чтобы согласится на время стать одной из гламурных девочек этого нового мира, готовой по полной программе насладиться в «райских грезах» всеми видами предоставляемых удовольствий.

Поднявшись наверх, Патриция оставила девушек у комнат для переодевания, пообещав заняться ими в массажном кабинете.

Пройдя в небольшую комнату-кабинку, Шеннон нерешительно огляделась вокруг. Все, что попалось ей на глаза – это всего лишь весящий на вешалке белый махровый халат и небольшое кожаное кресло в углу.

– Снимай всё и одевай халат. – Послышался приглушенный снятием одежды голос Микелины из соседней кабинки.

Быстро скинув с себя короткий топик и бежевые шорты, девушка оставила на себе лишь кружевные стинги, после чего потянулась к висящему поодаль халату.

– Совсем всё снимай. – Прозвучал поблизости голос Микелины, смотрящей на Шеннон сквозь щель приоткрытой двери.

Мгновенно прикрыв обнаженную грудь рукой, Шеннон недоверчиво переспросила:

– Совсем всё? Но я же останусь совсем голой!

Недоуменно приподняв брови, Мике все же задорно усмехнулась ее реплике.

– Как и я. – Повернув к себе ладони, словно ее халат был из прозрачной ткани, указала она на себя. – Но кого в этом месте это волнует?

Передернув плечами, Шеннон резко захлопнула дверцу, затем с явной неохотой сняла с себя последнюю часть своего туалета и, быстро укутавшись в мягкую материю махрового халата, поспешно вышла из своей кабинки.