Неожиданно он вспомнил убийцу Красного Ветра, как он сладострастно мечтал повесить его и смотреть, как он будет дергаться в петле. Думать об этом было неприятно.

Неожиданно он остановился и поднял руки вверх. «Услышь меня Тот, Кто Наверху, – громко сказал он. – Помоги мне мужественно принять смерть, как полагается воину!» Он не боялся самой смерти. Страшила его виселица. Шайены верили, что дух расстается с телом при последнем вздохе человека. Но если его повесят, то веревка помешает духу улететь.

В темноте он мог не бояться, что кто-то увидит, как он мучается. Воин должен умереть в бою с оружием в руках и боевым кличем на устах. А его ждет виселица! Хуже ничего нельзя представить. Руки связаны за спиной. На шее веревка. И все равно пусть лучше вешают, чем еще хоть день держат в этой вонючей дыре.

И он вновь принялся мерить шагами камеру. Два шага вперед. Два шага назад. Три шага в один угол. Три шага в другой. Час за часом. Час за часом. Цепи уже до крови стерли ему ноги. Их бряцанье действовало ему на нервы. Но он продолжал ходить, сдерживая рвущийся из груди крик. Изо всех сил он старался не смотреть на дверь, чтобы не ослабеть и не крикнуть стражника, а потом не умолять их в последний раз позвать к нему Анну.

Только гордость, бурлившая в крови каждого воина, не позволяла недостойным словам сорваться с губ. Только теперь он, когда понял, что больше ему не видать Анны, осознал свое нестерпимое одиночество. С ее именем на губах он распластался на полу, гладя ладонями одеяло, которое еще так недавно служило им ложем любви.

Он все еще лежал на полу, когда открылась дверь и бледнолицый солдат вручил ему тарелку с куском мяса и картошкой и стакан виски.

– Радуйся, – с издевкой проговорил он.

Тяжелая железная дверь захлопнулась.

– Обед приговоренного, – прошептал Два Летящих Ястреба и в мгновение ока расправился с первой приличной едой за три недели.

Виски был как огонь, намного лучше того, к которому он привык, и ему захотелось выпить еще. Сейчас ему и бутылки, наверное, было бы мало! Неожиданно он ощутил необычную тяжесть в голове, и не успел сделать последний глоток, как у него потемнело в глазах и стакан выпал из ослабевших пальцев. И он полетел в пустоту…


Он проснулся, чувствуя, как дрожит всем телом. Во рту был неприятный горьковатый привкус, а голова болела так, словно в ней бились насмерть два бизона. Ничего не понимая, он уставился на звезды, сверкавшие на черном небе, и долго не мог сообразить, откуда они взялись в его камере. Наконец до него дошло, что он не в тюрьме, а на лужайке в лесу. Тогда он попытался встать и тут с удивлением обнаружил, что лежит голый и привязан за руки и за ноги к четырем деревьям. Он стал биться, как пойманный в капкан зверь, но веревки не поддались, и он только причинил себе боль, когда они еще сильнее впились ему в запястья и в щиколотки.

Наконец он услыхал тяжелые шаги, и через несколько секунд перед ним предстали два человека, в которых Два Летящих Ястреба к своему сожалению узнал убийцу своего коня Гопкинса и еще одного солдата, которого все звали Коротышкой.

– Похоже, очухался, – усмехнулся Гопкинс. – Я уж думал, он совсем…

– Ну нет. Я ему мало подсыпал. Теперь давай кончать и пошли, а то ветер холоднее, чем сердце шлюхи.

– Иди, если хочешь. Я не задержусь.

– Да нет, подожду.

– Как хочешь, – пробурчал Гопкинс и уселся на корточки перед своей жертвой. – Я подумал, тебе надо знать, что дальше, если тебе, конечно, интересно. Так вот. Это лейтенант. Он обещал своей Анне, что освободит тебя, а потом подумал, вдруг ты не уйдешь отсюда и будешь крутиться тут, пока не заберешь у него его женщину. Ну и он приказал Коротышке и мне убрать тебя. Мы хотели было тебя застрелить, но лейтенант обещал своей Анне, что тебя не повесят и не застрелят, поэтому… – Гопкинс пожал плечами. – Мы с Коротышкой решили немножко тебя порезать, а потом пусть ветер и мороз справляются без нас. – На лице Гопкинса появилась зловещая ухмылка, напомнившая Тени о волке, который вот-вот накинется на детеныша бизона. – Лично мне было бы приятнее тебя застрелить, но обещание есть обещание.

Хмыкнув, убийца достал из-за пояса длинный нож. Глаза у него были пустые и холодные, когда он потер нос, который все время досаждал ему с тех пор, как Два Летящих Ястреба его ударил.

– Пора браться за дело, – пробурчал Гопкинс и ударил индейца кулаком в лицо, разбив ему нос и губы.

– Давай дальше, – подбодрил его Коротышка. – У меня тут бутылка, так что я выпью немножко, чтобы согреть косточки.

Все еще усмехаясь, Гопкинс поднял нож. Два Летящих Ястреба весь напрягся, стараясь подавить страх в ожидании мучений, однако на его лице ничего не отразилось, даже когда Гопкинс сделал первый надрез. Нож был острый как бритва, и тонкие красные полосы появлялись везде, где лезвие прикасалось к телу. Раз двенадцать Гопкинс всаживал нож в грудь воина, и из глубоких ран уже ручьями текла кровь. Крякнув от удовольствия, Гопкинс наконец встал и спрятал нож.

– Вот так-то. Если его не возьмет мороз, то уж волки учуют запах крови, это как пить дать.

– Считай, он уже мертвый, – согласился с ним Коротышка. – А нам пора обратно в форт.

Через несколько минут Два Летящих Ястреба остался один. У него болела грудь, и он дрожал от холода, вглядываясь в темноту. Время тянулось медленно. Где-то вдалеке выли волки, и Два Летящих Ястреба старался не думать об их розовых языках, с которых стекает желтая слюна, и об острых клыках, вонзающихся в живую плоть. Чуть погодя к двум волкам присоединился третий, и они не замедлили явиться на запах крови. Остановившись в нескольких футах, они сверкали голодными желтыми глазами и обдавали голое тело распростертого перед ними человека своим горячим дыханием. Два Летящих Ястреба издал воинственный клич, и волки, испугавшись, убежали.

Человек криво усмехнулся. Стоило ли тянуть? Почему бы не отдать себя на растерзание волкам, и дело с концом? Мучительнее всего был холод, от которого все тело содрогалось в конвульсиях. Болело разбитое лицо. Одна рана на бедре была глубже остальных и доставляла больше страданий. Человек чувствовал, как погружается во тьму, и изо всех сил старался удержаться на поверхности, зная, что если он заснет, то больше уже не проснется. А он не хотел умирать. Пока еще не пришло его время. Сначала он должен омыть руки в крови лейтенанта Джошуа Берлина, Только когда он еще раз увидится с Анной он…

Сон все-таки поймал его в свои сети, и он задремал ненадолго. Разбудило его негромкое рычание, и он вновь издал боевой клич, который получился у него не таким громким и воинственным, как в первый раз. Тем не менее волки испугались и отступили.

Два Летящих Ястреба покрутил головой. Желтые глаза сверкали неподалеку. На сей раз они не убежали в страхе. В следующий раз не побегут вовсе.

Собрав все свои силы, Два Летящих Ястреба возвысил голос в молитве:

– Услышь меня Тот, Кто Наверху. Дай мне силы пережить эту ночь.

Вновь и вновь он шептал эти слова, пока совсем не потерял голое и мог уже только беззвучно шевелить губами. В лесу было необыкновенно тихо, как вдруг могучие крылья рассекли воздух и заслонили луну. Из темноты появились два краснохвостых ястреба. Не складывая крыльев, они слетели на землю и, став по обе стороны раненого воина, простерли их над ним, согревая и защищая от холодного ветра. – Будь сильным, – сказал один ястреб. – И ты одолеешь своих врагов.

– Будь храбрым, – молвила его подруга. – И ты получишь все, что хочешь.

Все, что хочешь… Он заснул с именем Анны на устах.


Проснулся он от шума крыльев, и когда открыл глаза, желая поблагодарить своих спасителей, увидал необыкновенно огромного грифа. Раскрыв крылья, отвратительное существо, не мигая, смотрело на него черными глазами, постепенно приближаясь к нему на шаг, на два… Когда он оказался совсем близко, то открыл клюв, чтобы оторвать кусок от окровавленного лица…

Два Летящих Ястреба что было сил крутил головой, надеясь отогнать настырную птицу, но не тут-то было. Как посланец смерти гриф не собирался отступать, и неизбежное свершилось бы, если бы не выстрел, разорвавший утреннюю тишину. Гриф дернулся и перекувыркнулся через голову, как будто его ударила чья-то невидимая рука. Через несколько мгновений из-за деревьев показались два всадника. Это были белые. Одному на вид было лет двадцать пять – двадцать шесть. Открытое мальчишеское лицо, голубые глаза, но холодные и прозрачные, как горная речка, прямой нос, волосы цвета спелой пшеницы. Другой казался намного старше, наверное, лет сорока-пятидесяти. Каштановые волосы уже начали редеть, зеленые глаза блекнуть, узкая спина сутулиться.

Оба громко расхохотались, словно распростертый на земле окровавленный индеец в самом деле представлял собою смешное зрелище. Первым заговорил тот, что был постарше.

– Ну и что, Клайд, ты собираешься с этим делать? – спросил он глубоким красивым голосом.

Клайд пожал плечами.

– Понятия не имею, Барни. Наверное, он что-то не поделил с кем-то…

– Ага! И они поймали его, – хмыкнул Барни. Клайд сверкнул голубыми глазами и сложил губы в невеселую усмешку.

– Моя мама всегда учила меня, что бедных зверюшек надо выручать из беды, – сказал он, прицеливаясь, – а этот парень явно в беде.

– Подожди-ка, – остановил его Барни. – Давай узнаем, кто он и откуда. Может, он апач. Тогда он расскажет нам, где искать золото.

Клайд опустил ружье.

– Эй, индеец, ты апач?

Два Летящих Ястреба покачал головой, едва сознавая, что делает. Клайд опять поднял ружье, и опять его товарищ остановил его.

– Да не торопись Ты его убить, – проворчал он и повернулся к Тени. – Как тебя зовут, индеец? Ты из какого племени?

– Я – вождь шайенов Два Летящих Ястреба, – с гордостью прозвучал ответ.

– Два Летящих Ястреба? Что-то знакомое, – задумался старший и вдруг хлопнул себя по ляжке. – Ну конечно! Два Летящих Ястреба! Один из вождей, которые победили Кастера. Последний вождь, который до недавнего времени сражался с белыми. Вот черт! Клайд, убери ружье. Мы разбогатеем.