– Дэвид, я не могу, – с грустью проговорила я. – Прости меня, но поверь, я правда не могу.

– Ну, не будь такой мрачной, – весело отозвался Дэвид. – Ведь это же мне отказали, а не тебе.

– Ох, Дэвид, ты когда-нибудь бываешь серьезным?

– Не знаю. Как-то не пробовал.

– Вот и прекрасно. Значит, мы друзья?

– А мы не могли бы стать кузенами, которые целуют друг друга в щечку? – лукаво спросил он, и я не удержалась от смеха, когда он потребовал «законный» поцелуй.

Чем лучше я узнавала Дэвида, тем печальнее мне было, что я не могла его полюбить, потому что мы отлично подходили друг другу по возрасту и по характеру. Я даже решила, что если он еще раз попросит моей руки, то я, наверное, соглашусь: слишком мне было одиноко и хотелось кого-то любить. Наверное, для замужества любовь совершенно не обязательна. Если надо прожить с человеком всю жизнь, то лучше не любить его вовсе, потому что те, которых мы любим, почему-то всегда делают нам больно. А я твердо решила больше не мучиться.

Я часто думала о Тени, хотя совсем не вспоминала его предсказания насчет войны. Несчастья прошедшего года остались далеко позади. В долине все были заняты делом. Мужчины пахали землю и сеяли зерно, а женщины, радостные, готовились к свадьбе Лусинды. Мама взялась подогнать для нее платье миссис Бейли, и в один прекрасный день я надела его посмотреть, как буду выглядеть в качестве невесты.

Не отрывая глаз от своего изображения в большом зеркале на первом этаже, я приколола фату и представила, как стою рядом с Тенью перед священником.

– Вот здорово! Да ты просто красавица! – воскликнул кто-то за моей спиной, и когда я вернулась из мира грез, то увидела улыбающегося Дэвида.

– Ты будешь прелестной невестой, – вдруг охрипнув, проговорил он. – Надеюсь, тот, кто тебя получит, поймет, какую драгоценность подарила ему судьба.

– Ох, Дэвид, – прошептала я, покрываясь краской под его откровенно восхищенным взглядом.

Наверное, рискни он тогда меня поцеловать, я бы позволила ему, но в комнату в поисках папы вошла мама.

Позднее в тот же день Джед Тейбор, Сол Грин и Элиас Уолт приехали к нам похвалиться, как они поймали пару индейских ребятишек, которые крутились возле дома Тейбора.

– Больше они не будут у меня воровать! – радовался Джед Тейбор. – Нет, господа, только не у меня!

– И ни у кого другого, – добавил Сол Грин, хлопнув себя по ляжке.

– Это как? – что-то заподозрив, поинтересовался папа.

– Потому что мы их повесили, так-то вот, – ухмыльнулся Элиас Уолт и неожиданно расхохотался во все горло, словно сказал что-то смешное.

– Повесили! – крикнул папа. – Мне показалось, вы сказали, что это были дети.

– Их надо давить в зародыше, – мрачно проговорил Джед. – Если мы убьем детей, то нам не придется сражаться с ними в будущем.

– Дурак ты, Джед, – сказал папа. – Все вы дураки.

– Уж не стал ли ты, Сэм, обожателем индейцев? – задиристо спросил Джед.

– Не делай из себя большего дурака, чем ты есть, – предостерег его папа. – Я не люблю индейцев, но и не хочу с ними воевать. Если то, что вы сегодня, ребята, натворили, не станет началом войны индейцев против нас, нам очень повезет.

После этого до нас стали чуть ли не каждый день доходить слухи об убийствах. Несколько немецких переселенцев, построивших себе дома в южной части долины, были вырезаны все до единого. Солдаты напали на деревню сиу. Погибли многие с обеих сторон. Нападение на поезд было совершено объединенными силами сиу и шайенов. Уолкеры, напуганные происходящим, все бросили и уехали в Орегону.

В конце апреля набеги индейцев неожиданно прекратились. Целую неделю никто не слышал ни об одном случае насилия. Мы с Дэвидом поехали кататься в горы. Так прекрасно снова было оказаться на просторе! Внизу под нами лежала долина, освещенная золотыми лучами заходящего солнца. Рядом вилась узкая голубая лента реки. Тонкий дымок поднимался над моим домом.

Я смотрела вдаль, совсем забыв о сэндвиче у меня в руке. За горами были Кастер, Джошуа и форт Линкольн. Где же Тень? Почему воспоминания о нем до сих пор бередят мне душу? Мне стоило только закрыть глаза, и я тотчас видела перед собой Тень, словно он в самом деле стоял передо мной.

Дэвид был симпатичным молодым человеком с густыми светлыми волосами, добрыми карими глазами и вечной улыбкой на лице. Он был умен, добр и щедр. Почему же я не любила его? Почему я все еще мечтала о человеке, который ставил преданность своему народу выше преданности мне? Боже, как мне хотелось, чтобы Тень обнял меня и поцеловал. Почему от поцелуев Дэвида мое сердце не поет от радости? Почему его руки не заставляют меня забывать обо всем на свете?

Тень. Длинные черные волосы. Кожа, как бронза. Черные глаза, будто полночное небо. Почему я не могла его забыть и выйти замуж за Дэвида, который любил и желал меня?

Со вздохом я сунула сэндвич обратно в корзинку и посмотрела прямо в глаза Дэвиду.

– Невесело сегодня со мной, да?

– Знаешь, бывало и повеселее, – подтвердил Дэвид. – Только ты самая красивая. Понимаешь, Анна, иногда стоит рассказать. Сразу становится легче.

– Нечего рассказывать, – покачала я головой. – Правда.

Так оно и была. Тень ушел, и никакие мои слезы не верну! его обратно. А тем временем рядом со мной был мужчина, который любил меня и хотел на мне жениться, и я понимала, что буду дурой, если упущу его.

Я уже готова была сказать Дэвиду, что стану его женой, если он все еще этого хочет, как вдруг заметила вдали какое-то движение. Через несколько минут точка превратилась в черную полосу, которая, как змея, переползала с одной горы на другую. Прежде чем я успела что-то сообразить, Дэвид схватил меня за талию и забросил на спину Нелли.

– Скачи, Анна! – крикнул он, вскакивая на своего коня. – Домой!

Я что было силы стукнула Нелли, и она потрусила, не перетруждая себя, пока Дэвид не наподдал ей еще. Тогда она перешла в галоп. Мы мчались домой. Как только Нелли начинала отставать, я била ее пятками, отчаянно молясь про себя, как бы она не подвернула ногу.

Никогда еще мой дом не казался мне таким далеким. Взглядывая через плечо, я видела, что индейцы гонятся за нами. Их разрисованные лица были словно из ночного кошмара.

Мы уже почти доехали, когда Нелли все-таки споткнулась. Сердце у меня ушло в пятки. И крикнув: «Господи, помоги!», я расплакалась от счастья, потому что Нелли не упала, а мужественно потащилась дальше. Она была вся в желтой пене и сердце у нее билось как бешеное, когда мы наконец оказались под защитой родных стен.

– Индейцы! – крикнул Дэвид.

Соскочив с коня, он торопливо закрыл тяжелые ворота. Из дома выбежали папа и Хоби Браун, на ходу проверяя свои ружья. Папа сунул Дэвиду винтовку и пули, и мужчины полезли вверх по лестнице. Я еще слышала, как папа сказал:

– Берегите каждый патрон.

Я же отвела наших с Дэвидом лошадей в конюшню и, оставив их там не привязанными, тоже взялась за винтовку. Зарядив ее, я встала рядом с папой.

– Уходи отсюда, – коротко бросил он мне. – Иди в дом и сиди там с мамой.

– Мама тоже идет. Смотри!

У папы потемнело лицо, когда он увидел на лестнице маму, нагруженную ружьем, простынями и тремя флягами с водой.

– Черт побери, Мэри, здесь не место для женщин, – прикрикнул было на нее папа, но она успокоила его одним только легким движением руки.

– Не глупи, Сэм Кинкайд. Это наш дом тоже, и мы будем за него сражаться рядом с тобой.

У папы появилось упрямое выражение в глазах, но у нас не было времени на споры. Индейцы, подняв пыль и крича во все горло, уже подъехали близко, и сражение вот-вот должно было начаться. Их было в десять раз больше, чем нас, однако мы, так сказать, занимали высотку, да и защита толстых бревенчатых стен чего-то стоила. Вооруженные не только луками и стрелами, но и ружьями, индейцы не отставали от нас. Слышались только свист стрел, лязг ружей, грохот выстрелов.

В воздухе стоял запах пороха, который забивал горло и нос и от которого слезились глаза. Я стреляла, пока ружье не перегрелось у меня в руках, но каждый раз, когда моя пуля настигала цель, меня тошнило. Стреляя в индейцев, я мечтала только о том, чтобы среди них не было Тени. Чтобы ни один из этих разрисованных и кричащих воинов не был тем, которого я любила.

Странно… Я знала, что Тень – индеец, знала, что он живет и ведет себя, как принято у индейцев, и все же я не могла вообразить его разрисованным. Я не могла представить его лицо искаженным ненавистью, его глаза полыхающими жаждой крови, его рот кривящимся в адской усмешке.

В сражении наступил короткий перерыв, когда индейцы отошли, чтобы перегруппироваться, и я поймала себя на том, что выискиваю среди них высокого воина на коне-великане. Но я скоро отвела глаза. Если он и был среди нападавших, я не хотела это знать.

Оглядевшись, я заметила, как мама вытирает грязное лицо, и улыбнулась ей. Еще ни разу в жизни я не видела, чтобы у нее были растрепанные волосы или грязь на щеке.

Папа, который был рядом со мной, не спускал глаз с воина, сидевшего на коне возле стены. Я спросила его, что он в нем нашел особенного, и он сказал:

– Конь будто Джеда Тейбора. Я его сразу узнал.

– Похож, – согласилась я.

Значит, Тейбора тоже убили. Есть, конечно, вероятность, что индейцы попросту украли у него коня, но она слишком мала, чтобы придавать ей значение. Вероятнее, что и сам Тейбор, и вся его семья погибли.

Я поглядела на Дэвида. Он криво усмехнулся и помахал рукой. Хоби Браун и все его четыре сына были отличными стрелками, и земля под ними была вся усеяна трупами индейцев.

Только один был еще жив. Он медленно поднялся и сел, мотая головой, словно пытаясь просветлить ее. Я видела на нем две раны. Одна пуля попала ему в ногу, другая – в бок. Держась за стену, он хотел встать на ноги. Все мы следили за ним. Индейцы тоже. Раненый воин, видно, что-то почувствовал, потому что оглянулся на нас. Его черные глаза сверкали ненавистью. Оттолкнувшись от стены, он направился к своим.