— Можно подумать, ты не знаешь деда! — фыркнул тот. — Уж если этому старому упрямцу что взбредет в голову… А ради куска хорошего мяса он и вовсе дьяволу душу продаст!

Энни покачала головой и засунула пистолет за пояс.

— А как Мэйри, — спросила она, — как дети?

— Все в порядке, посылают тебе привет.

Сердце Энни снова екнуло — она не видела жену и детей Эниаса с тех самых пор, как всем приверженцам шотландской короны пришлось скрываться от английских властей.

— Я захватила для них кое-что, — проговорила она, указав на тюки за своей спиной, — теплую одежду, обувь, еду. И несколько книг, чтобы дети могли учиться.

Эниас, должно быть, широко улыбнулся, хотя Энни не могла видеть этого: лицо кузена скрывала пышная борода.

— Я думаю, они будут благодарны тебе за это, — произнес он.

— А я вот, — проворчала Энни в ответ, — не отблагодарю тебя, если после сегодняшней поездки заработаю воспаление легких. Один ветер чего стоит!

— Ерунда! — фыркнул Эниас. — Можно подумать, я не знаю, что ты гораздо крепче, чем порой из себя строишь!

Энни поежилась, сильнее кутаясь в плед.

— Как он? — осторожно спросила она.

— А что ему сделается — здоров как бык. Разве что стал еще ворчливее, но, надеюсь, встреча с тобой его оживит.

Они продолжали спускаться, а Эниас все так же непринужденно болтал о семье. Вдалеке, на опушке леса, уже вырисовывалось большое, солидное двухэтажное кирпичное здание. Рядом с ним, как известно было Энни, начинался резкий стофутовый обрыв, а под ним — озеро. Путь, которым они подходили к дому, был единственным. Кто-то, должно быть, заметил их в окно, ибо, как только лошади ступили на ровную почву, дверь дома приветливо отворилась.

Энни непроизвольно заморгала, когда перед лицом ее неожиданно возник фонарь. Державший его оказался Джеймсом — близнецом Роберта, старше его, если верить их матери, на шесть минут. Все трое братьев были приземистыми, с кривыми ногами от постоянной езды на лошадях и очень мускулистыми торсами и руками. У всех троих рыжие волосы и голубые глаза — фамильная черта семейства Фаркарсонов. Но в отличие от Эниаса гривы близнецов постоянно торчали в разные стороны, что придавало им сходство с древними божествами.

Джеймс помог Энни спешиться, ругнувшись при этом себе под нос по-шотландски. Не дав ей даже и минуты, чтобы отдышаться, он нетерпеливо стянул с ее головы шлем, как делал обычно, когда они были еще детьми. Волосы Энни тотчас же непослушно рассыпались по плечам. При других обстоятельствах она бы, пожалуй, не удержалась от искушения надрать как следует кузену уши за его шалости, но радость от предстоявшей встречи с дедом настолько переполняла ее, что она была просто не в состоянии сердиться на Джеймса.

Данмагласс, построенный прочнее и солиднее, чем большинство шотландских домов, всем своим видом недвусмысленно говорил о том, что его владелец ценит практичность выше изящества. Нижний этаж состоял из двух больших комнат, одна из которых использовалась под кухню, другая — в качестве гостиной, где можно было попотчевать гостей вкусным обедом и задушевной беседой, сидя у огромного камина. Пол был покрыт аккуратным паркетом. Но ничто не могло перебить характерный запах, красноречиво свидетельствовавший о том, что в сильные морозы в этот дом впускали коз и овец, опасаясь за их здоровье. Сейчас, однако, живности в комнатах не наблюдалось, зато стояли два ряда стульев вокруг длинного соснового стола, набитый до отказа буфет неопределенного цвета и эпохи, и огромный ковер из старых тряпичных кусков. На второй этаж, где находились спальни, вела деревянная лестница, скромно примостившаяся у одной из стен.

Ферчар Фаркарсон восседал за дальним концом стола, поближе к камину. Его голые тощие ноги, торчавшие из-под килта, были широко расставлены, скрюченные, почерневшие пальцы рук опирались на причудливую рукоятку старинной палки. Длинные седые волосы ниспадали жидкими прядями до воротника основательно потрепанной куртки. Морщинистое коричневое лицо напоминало старый пергамент. Лишь глаза, с живым любопытством озиравшиеся вокруг, сохранили ясный небесно-голубой цвет молодости.

— А-а, — старик энергично стукнул своей палкой о пол, — Рыжая Энни! Я знал, что ты приедешь, хотя Джиллиз и уверял меня в обратном. Ну что ты, ей-богу, стоишь как вкопанная? Поцелуй же наконец старика!

Энни опустилась перед ним на колени, и тот обнял ее с силой, которой позавидовал бы и молодой. Энни, радостно смеясь, от души чмокнула деда в щеку.

— Рада видеть тебя в добром здравии, дедушка!

— Да, слава Всемилостивейшему, я еще жив и здоров, хотя, признаюсь, путешествие сюда далось мне куда труднее, чем бывало, в молодые годы. Дай же как следует насмотреться на тебя, крошка, — для меня, старика, ты один свет в окошке! — Он положил ей ладонь на живот. — А это еще что за безобразие? Четвертый год замужем и все никак не подаришь мне внука? Знал бы, так выдал тебя замуж за Джиллиза! Уж он-то, поверь, знает толк в этом деле — с ним бы ты, поди, сейчас нянчила уже троих!

Энни вздохнула. Что поделаешь, старик, сколько она его помнила, всегда был немного грубоват и слишком прямолинеен. По лицу Джиллиза Энни поняла, что тот ощущает ту же неловкость — Ферчар, должно быть, заводит этот разговор уже не первый раз.

Джиллиз Макбин был полноват и приземист — едва ли выше пяти футов ростом, но этот недостаток компенсировался широкими и мускулистыми плечами. Лицо Джиллиза казалось высеченным из гранита родной Шотландии, но, случись кому-нибудь отпустить сальную шутку, как сейчас Ферчару, это лицо мгновенно вспыхивало до корней волос. Старый зубоскал, зная это, никогда не упускал случая поддразнить его подобным образом.

— Ну что ты молчишь, словно язык проглотил? — снова пристал он к Джиллизу. — Поздоровайся хотя бы с Энни, что ли!

Бедняга, и без того красный как рак, смутился еще больше.

— Рад тебя видеть, Энни! — пробормотал он.

— Я тоже, Джиллиз, спасибо тебе за заботу о дедушке.

Старик снова грохнул палкой:

— Я и сам о себе позабочусь! Я еще, слава Богу, и на ногах стою крепко, и из ума не выжил! А Джиллиз и все остальные при мне просто потому, что я должен знать, что с ними все в порядке! — Ферчар указал палкой на человека, сидевшего в противоположном, темном углу комнаты. — С Макгиливреем ты, если мне не изменяет память, знакома, не так ли?

Взгляд Энни проследил за палкой. На человека, о котором говорил Ферчар, трудно было не обратить внимания даже при слабом освещении — длинные, мускулистые ноги, руки толщиной с доброе бревно, скрещенные на столь же могучем торсе. Весь вид мужчины словно говорил о том, что его совершенно не волнует, что именно на его гордой шее в первую очередь затянется петля, если их сходку обнаружат, — ведь дом, где они собрались, принадлежал ему.

Внешность Макгиливрея была необычна, он выделялся не только высоким ростом — Джон был на голову выше любого горца, — но и пышной копной медово-золотистых волос. Красавцем его назвать было нельзя: квадратный подбородок казался слишком тяжелым, рот — слишком резким, пронзительный взгляд бездонных, словно преисподняя, черных глаз — слишком пугающим. Но улыбка, озарявшая порой его лицо, могла свести с ума любую женщину, а о размерах его мужского достоинства ходили легенды.

Энни знала Макгиливрея почти с детства, но до сих пор любой его взгляд на нее приводил ее в трепет. Как знать, распорядись судьба иначе — и они стали бы чем-то большим, чем просто друзья… Во всяком случае, одно время они были близки к этому. «Рыжая Энни и Большой Макгиливрей, что и говорить, великолепная пара», — подумала она.

— Энни Моу, — официально представилась она ему.

— Джон Макгиливрей, — привстал он.

Странно было обращаться друг к другу подобным образом, но, с другой стороны, времена, когда Энни сопровождала кузенов на состязания борцов, чтобы поставить монету за Макгиливрея, уже прошли. Энни вспомнила, как, выиграв однажды пять поединков подряд, Джон от избытка чувств поцеловал ее. Это был первый в ее жизни поцелуй. Джон тогда был обнажен по пояс — день был очень жаркий, — и его мускулистый торс лоснился от пота…

— Садись, крошка! — Ферчар пододвинул для Энни стул поближе к огню. — Замерзла небось с дороги?

— Не то слово! Ночка, прямо скажем, не жаркая! — поежилась Энни. — Душу готова продать, чтобы отогреться!

Ферчар щелкнул пальцами, и на столе появился внушительных размеров жбан с подогретым грогом. Отпив с наслаждением пару глотков, старик протянул жбан внучке.

— Никак сам варил? — спросила она.

— А то кто же? — довольно крякнул он. — Поди, еще не разучился!

Энни по примеру деда отпила пару больших глотков. Ядреный, словно дух Шотландии, напиток прожигал все внутренности, непривычный человек вполне мог бы от одного глотка изрядно захмелеть, но Энни было не привыкать. Собравшись с духом, она несколькими глотками осушила весь жбан. Кузены, Джиллиз и даже мрачный Макгиливрей приветствовали ее одобрительным смехом — такая лихость была не каждому мужчине под силу! Старый дедовский рецепт подействовал безотказно: через пару минут Энни уже ощущала блаженную теплоту, разливавшуюся по всему телу.

— Отличная штука! — Энни прищурилась от наслаждения. — Но не стоит слишком увлекаться, дедушка, эдак ты все нутро прожжешь!

— Это еще что! — Ферчар как ни в чем не бывало с наслаждением погладил себя по животу. — Да я после этого еще и трубочку готов выкурить!

— Неудивительно, дед, это в твоем вкусе! — Энни набрала в легкие воздуху, чтобы хотя бы немного охладиться после обжигающего грога. — Но я думаю, ты созвал нас сегодня не для того, чтобы похвастаться, какой ты мастак и варить грог, и поглощать его. Что случилось? Почему ты здесь, в Инвернессе? Или тебе невдомек, что за твою голову назначена такая награда, что тебе, старому дуралею, и не снилась?

Блаженная улыбка исчезла, лицо старого солдата посуровело.