– Да, на дуэли.

– В наше-то время? Это кровавое преступление!

– Верно. Теперь меня разыскивает полиция. – Генри долил виски в оба стакана. – Счастье, что моей долей состояния распоряжаешься ты! Иначе я бы никогда не увидел своих денег.

– Мне не нравится, что имя нашей семьи запятнано преступлением. Ты не мог разобраться с Чарли как-нибудь по-другому?

– Конечно, мог. И пытался. Но Чарли этого не хотел. В конце концов он ранил меня в плечо. Я стрелял после него.

Люк откинулся на мягкую спинку стула и вытянул длинные ноги.

– Теперь понятно, почему время от времени я ощущаю покалывание в плече. Кто вытащил пулю?

– Корабельный хирург. Он, как оказалось, разбирается в таких делах, хотя ему бы больше подошла роль мясника.

Генри почувствовал раздражение от того, что Люк напомнил ему о незримой связи, существующей между ними. Связи не только духовной, но и физической, дававшей о себе знать в минуты безмерной радости или страшной беды. Генри осушил свой стакан. Он утешился мыслью о том, что если его самого где-то проклянут, то Люку это не принесет никакого вреда.

– Я заметил, что твой кашель совсем исчез…

– Здесь подходящий климат, – согласился Люк, доставая сигару. – Я бы давно вылечился, если бы не склонность к вредным привычкам.

– Еще я знаю, что ты общаешься с женщиной, которая любит лавандовую воду.

Люк пристально посмотрел на брата:

– Откуда тебе это известно?

– Иногда, совершенно неожиданно, я ощущаю этот запах. Наверное, ты испытываешь к этой леди какие-то чувства, если я улавливаю аромат ее духов.

– Она довольно любопытная особа…

На лице Люка одновременно появилось выражение скуки и недовольства. Нервно покрутив в пальцах сигару, он заговорил о более важных вещах:

– Чарли заслужил хорошую порку, Генри. Разве ты не мог выстрелить в воздух?

– Я даже не успел поднять пистолет. Чарли увидел, как я приближаюсь, и попятился назад. Ты же знаешь, какой он неуклюжий. Он поскользнулся на траве и упал, ударившись затылком о дерево. Разбил голову и, к тому же, сломал себе шею.

Люсьен вздохнул, глядя на дно пустого стакана:

– Несчастный кретин! Три сезона назад на балу у леди Мортон он свалился в корзину с лилиями… Значит, Чарли оставил вдову?

– С еще не родившимся ребенком. Бог знает, когда он успел…

– Тогда не все потеряно. Молись, чтобы это был мальчик! Может, герцог со временем простит тебя.

– Пока он жив – не простит.

– Тогда надо что-то предпринять.

– Я еще об этом не думал. – Плохое виски немного умерило гнев Генри. Теперь он надеялся только на то, чтобы ненавистной и внезапно возникшей зависимости от брата поскорее пришел конец. Давно пора взять то, что должно принадлежать тебе по праву. – Сколько тебе потребуется времени, чтобы переправить мои деньги из Англии сюда?

Люк тяжело вздохнул:

– Если б я знал, что тебе так нужны деньги… Хотя это и так заметно – по твоему виду и по запаху от тебя…

Генри рассматривал свои ногти.

– Если бы ты получил мою телеграмму из Нью-Йорка, то понял бы, что я нуждаюсь.

– Я получил ее.

Проглотив комок, застрявший в горле, Генри заставил себя говорить спокойно и рассудительно:

– Тогда ты все знаешь.

– До сегодняшнего дня я почти ничего не знал, кроме того, что мой управляющий сообщил в своем послании. А именно, что ты очень нуждаешься. Любая телеграмма всегда чересчур эмоциональна, но в ней слишком мало места для конкретных вещей.

– Скажи точно, Люк, когда Хокинс сообщил тебе, что я… очень нуждаюсь?

– Когда твой кораблю отошел от причала на Темзе.

– Понятно…

Если управляющий Люка знал о таких деталях бегства Генри, значит, он следил за ним, как за младенцем. Нет, скорее, как за врагом, которого желают обвести вокруг пальца. Почувствовав, что его предают или уже предали, Генри снова едва удержался от вспышки ярости. Но нет, никогда он не позволит Люку – и любому другому – видеть его слабость.

– Выходит, ты ничего не сделал, Люк?

– Мне говорили, что бедность закаляет характер.

– Значит, кроме того, что ты взял на себя заботу о моих сбережениях, ты еще заботишься о моем душевном здоровье? Очень благородно с твоей стороны!

Люк улыбнулся – но только краешком губ, словно к его изумлению примешивалась печаль:

– Мы не во всем одинаковы, Генри. Если не считать нескольких лет армейской службы, ты постоянно растрачивал понапрасну свое время, деньги и ум. Я не допущу, чтобы это продолжалось.

Генри показалось, что он не узнает брата. Черты лица оставались теми же, однако перед ним был совсем другой человек.

– Все, что ты говоришь, Люк, мне не по душе.

– Мне тоже не нравится контролировать поступки родного брата. Мне вовсе не нужна дополнительная обуза, да и твои приключения мне тоже надоели.

– Я с удовольствием избавил бы тебя от этой обузы.

– Всему свое время, Генри. Сначала ты должен убедить меня в том, что способен сам уладить свои дела.

– Каковы твои условия, Люк?

Эти слова прозвучали грубо и цинично. Генри сжал губы, чтобы не наговорить лишнего. Ему почему-то хотелось, чтобы их разговор напоминал сделку. Генри боялся верить, что случилось худшее и Люк полностью завладел правами отца. Сколько раз ему диктовали условия и требования! Сколько раз заставляли принимать решение, не имея выбора!

Угадывая причину гнева Генри, Люк мягко произнес:

– Я не ставлю условия, я возлагаю надежды.

– А если я сам на себя не надеюсь, почему ты должен на меня надеяться?

– Потому, Генри, что у каждого в жизни должна быть цель, к которой нужно стремиться.

– Я богат, Люк. И если чего-нибудь захочу, то куплю это.

– Речь не об этом, Генри. Что тебе нужно в жизни?

– Это мое дело, – твердо ответил тот. – А чего хочешь от меня ты? Моя душа превратилась в проходной двор – все в нее лезут!

– Я знаю, что твоей душе необходим покой.

– Тебе нужно именно это, Люк? Моя душа?

– Мне нужно, чтобы ты доверял мне и сотрудничал со мной.

Люк любезно улыбнулся, и в этой улыбке Генри прочел решимость купить родного брата. Купить даже его душу. Он вздохнул:

– Так оно и есть. Иначе я бы не приехал сюда…

Генри налил себе виски и залпом осушил стакан, чувствуя, как один огонь соединился с другим, сжигающим его изнутри.

– Но почему-то я сомневаюсь, что это доверие принесет мне пользу.

– Я могу поручиться своей жизнью, – сказал Люк, глядя Генри в глаза. – Но не стал бы ручаться твоей.

– Разве есть разница, чем ручаться? – мрачно поинтересовался Генри.

– Да. Твоя жизнь мне дороже собственной.

– Какого дьявола, Люк! Это моя жизнь! И как я собираюсь жить – не твоя забота.

– Как же не моя, если я страдал от ранившей тебя пули? Если чувствовал твою боль и жар, когда «знающий» хирург делал операцию? – Люк посмотрел на брата с холодным укором. – Я больше не позволю тебе так беспечно играть со смертью.

– Тогда что же мне будет позволено? Какие желания я должен исполнить, чтобы угодить новому графу Фэрли?

– Здесь хорошая страна, Генри. О человеке судят не столько по его происхождению или имени, сколько по его делам. Человек делает из себя то, что он хочет сделать, и сам определяет свои возможности.

– Значит, у меня есть возможность жить под своим именем?

Люк пожал плечами:

– Это родовое имя. Его обладатель должен быть достоин его.

– Ты хочешь сказать, что я уронил честь семьи?

– Ни в коем случае! У меня всего лишь есть к тебе одно предложение. Небольшая сделка, если угодно.

Люсьен посмотрел по сторонам и щелкнул пальцами, подзывая слугу. Затем выяснил, готова ли комната для Генри, соседняя с его комнатой, и велел приготовит ванну. Слуга утвердительно кивнул.

– И в чем суть этой сделки?

– Специально к твоему приезду я заказал моему портному сшить для тебя кое-какую одежду. – Люк встал из-за стола. – Ты примешь ванну и наденешь свежее белье. А после мы приступим к обсуждению твоего будущего.

– Мы можем все уладить сейчас, не откладывая.

– Все уже улажено, Генри.

Голос Люка звучал уверенно. Граф прекрасно владел собой и был непоколебим в своей решимости. Генри понимал, что брат не собирается предоставлять ему право выбора.

– Какого дьявола, Люк! Ты отнимаешь у меня все козыри.

– Я не играю с тобой.

– А хотел бы? – Генри взял в руки колоду карт и начал тасовать. – Я ставлю свое состояние. А ты – мое будущее, которое в твоих руках и которое ты очень ценишь…

– Ты и так слишком часто играл своей жизнью. И всегда не очень умело. – Люк засунул руку в карман и вынул пакет. – Твоя судьба уже решена. Ты можешь согласиться с ней или отказаться. Тебе выбирать. – Он развернул документы и положил перед Генри. – Я хочу, чтобы ты внимательно прочел все и отнесся с должным пониманием, так как в этих бумагах – единственный шанс, который я могу тебе дать.

Генри посмотрел на листки. Сверху лежала пожелтевшая вырезка из газеты, судя по всему – объявление. Мелкий шрифт под жирным заголовком. Кто-то хотел привлечь внимание, но не желал афишировать свои требования. Пробежав глазами заголовок, Генри похолодел. Затем прочитал текст до конца:

«ВЛАДЕЛИЦА ФЕРМЫ ИЩЕТ ПРИЛИЧНОГО МУЖА. Порядочного, образованного, сильного, без предрассудков, искреннего. Способного на ответное чувство. Пришлите данные о себе и вашей семье по адресу: Форт-Феттерман, ящик № 3».

Не зная, смеяться ли ему над этим абсурдом или злиться на Люка и его нелепое предложение, Генри скомкал листок с объявлением и поднял на брата глаза:

– Чувство юмора тебе отказывает, Люк!

Люсьен покачал головой и зашагал прочь. Твердой уверенной походкой, выпрямив спину и расправив плечи, он поднимался по ступенькам в свою комнату.