— Береги себя, сестренка, — произнес по-английски Юдзи, и Хироко улыбнулась сквозь слезы. — Передавай привет Кларку Гейблу.

— Не заводи себе слишком много подружек, — поддразнила его Хироко по-японски, обняла брата и повернулась к отцу. Почему-то расстаться с ним оказалось труднее всего — Хироко знала, как много надежд возлагал на нее Масао, как желал для нее этой поездки.

— Постарайся хорошо провести год, Хироко. Учись как следует. Запоминай все, что увидишь, чтобы рассказать нам, когда вернешься.

— Непременно, отец, — низко поклонилась ему Хироко, молча обещая выполнить все его желания.

Ей предстоит стать смелой, умной и решительной. Она многому научится и вернется на родину, в совершенстве овладев английским. Вновь взглянув на Масао, она была изумлена, заметив в его глазах слезы. Отец в последний раз крепко обнял ее, сжал ладони в руках и отстранился, а затем повернулся к сыну и жене, направляясь к трапу. Хироко с ужасом смотрела им вслед.

Она долю стояла у перил, махая им рукой, страдая от одиночества, испытанного впервые в жизни и опасаясь трудностей, ждущих ее в Калифорнии.

Глядя, как удаляются фигурки на причале, она вновь вспомнила о каждом из родственников, о том, как много они значат для нее, и помолилась, чтобы следующий год пролетел незаметно Горы Японии скрылись из виду, а Хироко еще стояла на палубе, неотрывно вглядываясь туда, где осталась ее родина.


Когда Юдзи и родители вернулись домой, дом показался им без Хироко невероятно пустым. Прежде Хироко бесшумно и быстро сновала по комнатам, выполняя домашнюю работу, помогая матери и ничем не подчеркивая свое присутствие. А теперь, вдруг лишившись ее, Юдзи почувствовал, какая одинокая жизнь ему предстоит, и сразу отправился к друзьям, чтобы избавиться от мрачных мыслей.

Масао и Хидеми долго смотрели друг на друга, размышляя, правильно ли поступили, не слишком ли молода Хироко, не станет ли ее отъезд в Калифорнию ужасной ошибкой. Особенно тягостные мысли донимали Масао — в этот момент он был готов вернуть дочь и забыть о колледже. Но Хидеми не теряла уверенности, что они поступили так, как следовало, желая добра дочери. Хироко была всего годом моложе ее самой во времена замужества с Масао. Хироко многому научится, обзаведется друзьями, а когда вернется домой, еще долго будет вспоминать о годе, проведенном в Калифорнии. Масао прав.

Мир изменился, людям, живущим в нем, мало знать древние обычаи, уметь составлять букеты и разливать чай. Когда-нибудь этот мир будет принадлежать молодежи, такой как Хироко и Юдзи. Их дочь должна быть готова к переменам, должна усвоить уроки, которые понадобятся ей в жизни. Год пролетит незаметно, думала Хидеми, глядя на мужа и улыбаясь.

— Вы поступили правильно, — великодушно произнесла она, зная, что Масао нуждается в ободрении. Его раздирали противоречивые чувства. Он не мог забыть ужас в глазах дочери, оставшейся на корабле, когда они спускались по трапу.

— Как ты можешь быть уверена в этом? — несчастным голосом спросил он, исполняясь благодарности к жене.

— Потому, что вы мудрый человек, Масао-сан, — объяснила Хидеми, кланяясь мужу. Он взял ее за руку и медленно притянул к себе. Они провели вместе девятнадцать счастливых лет. Уважали и всем сердцем любили друг друга. Любовь придавала им силы, помогала переносить невзгоды. За это время им не раз приходилось принимать трудные решения, но ни одно из них не было таким тягостным. — Там она будет счастлива, — добавила Хидеми, желая поверить собственным словам и вспоминая все, о чем говорил когда-то Масао.

— А если нет? — возразил Масао, вдруг почувствовав себя одиноким стариком. Но его дочери сейчас было еще тоскливее.

— Тогда она станет сильной — это пойдет ей на пользу.

— Надеюсь, — тихо отозвался Масао. Хидеми взяла его за руку, и они медленно побрели в сад. Моря оттуда не было видно, но оба посмотрели в ту сторону, где оно скрывалось за горами, и, вспомнив о Хироко, стоящей на палубе «Нагоя-мару», низко поклонились, не сводя глаз с горизонта.

Глава 4

После двухнедельного плавания «Нагоя-мару» бросил якорь в гавани Сан-Франциско. Наступил август, море было тихим, погода — чудесной, и для большинства пассажиров плавание прошло благополучно.

В основном на «Нагоя-мару» путешествовали семьи и пожилые люди, которые никуда не спешили и потому отказались от пересадки в Гонолулу. Пассажиры были в большинстве японцами, отправляющимися в Перу и Бразилию, но попадались и американцы — как соседка Хироко по каюте. Замкнутая и сдержанная, пожилая женщина редко разговаривала с другими пассажирами и с Хироко — разве что когда они одевались или проходили мимо друг друга по пути в ванную.

Хироко было нечего сказать соседке, как и всем прочим. Всю дорогу до Сан-Франциско она провела оцепенев от горя и тоски по дому, которые усиливали легкие приступы морской болезни.

Несколько раз молодые японцы пытались заговорить с ней, но Хироко с безукоризненной вежливостью избегала любых попыток вовлечь ее в разговор. Со времени выхода из гавани Кобе до прибытия в Штаты она почти не разговаривала, ограничиваясь лишь краткими пожеланиями доброго утра или вечера. Приходя в столовую, она ни разу не обменялась со своими соседями по столу даже парой фраз. Она выглядела совершенно неприступной и выбирала самые темные и неброские цвета кимоно.

Незадолго до того, как корабль бросил якорь, Хироко уложила чемодан и маленькую сумку и на мгновение застыла у иллюминатора. Прямо по курсу виднелся новый мост Золотые ворота, на холмах расстилался город, сияя в лучах солнца ослепительной белизной зданий. Вид был живописный, но он казался Хироко непонятным и совершенно чужим. Она не могла не задаваться вопросом, что ее ждет здесь.

Ей предстояло встретиться с незнакомыми родственниками — впрочем, о них она слышала на протяжении восемнадцати лет жизни. Хироко могла лишь надеяться, что родственники окажутся такими же добрыми, какими считал их отец.

Буксир доставил на борт корабля таможенников. Дождавшись своей очереди, Хироко показала паспорт — как и остальные пассажиры, выстроившиеся в большой столовой.

Получив штамп иммиграционных властей, она вышла на палубу и пригладила длинные иссиня-черные волосы. Сегодня Хироко уложила их аккуратным узлом и выбрала бледно-голубое, словно клочок яркого летнего неба, кимоно — лучший из нарядов, увезенных ею из Кобе. Стоя у перил, Хироко выглядела совсем крошечной и прелестной.

Корабль дал громкий гудок, буксир отчалил, а «Нагоямару» пристал к тридцать девятому причалу. Спустя несколько минут пассажиры начали высаживаться на берег.

Большинство из них торопились встретиться с родственниками и друзьями, покончить со слишком долгим путешествием. Хироко спустилась по трапу медленно и нерешительно.

Она ступала грациозно, едва касаясь ногами земли, гадая, узнает ли она родственников, сможет ли разыскать их. Ее ужасало само пребывание на чужой земле. Что, если ее забыли встретить? Или попросту не узнают, а если и узнают, то невзлюбят с первого взгляда? Тысячи мыслей заметались в голове, когда она сошла на причал и увидела море незнакомых лиц. Люди толкались и спешили, искали свой багаж, подзывали носильщиков. Хироко совсем растерялась посреди этой суеты. Атмосфера на пристани была почти праздничной, и обрывки музыки, долетающей с соседнего корабля, усиливали это впечатление. Кругом стоял шум и крики вперемежку с фразами из песенки «В самом сердце Техаса». Уже отчаявшись, Хироко вдруг заметила лицо, смутно напомнившее ей отцовское. Мужчина оказался немногим старше Масао, ниже ростом, но в нем ощущалось что-то знакомое.

— Хироко? — спросил он, вглядываясь в ее лицо и уже убедившись в правоте своей догадки. Хироко выглядела в точности как на фотографии, присланной ее отцом. Она подняла на незнакомца нежный и застенчивый взгляд и молча кивнула в ответ. Ее ошеломила окружающая суета, она опасалась вовсе не найти родственников и потому не могла выразить облегчения, поняв, что те разыскали ее сами, — Я — Такео Танака, твой дядя Так. — Хироко вновь кивнула, удивленная тем, что дядя заговорил по-английски.

Он в совершенстве владел языком, в его выговоре Хироко не уловила ни малейшего акцента. — Твоя тетя Рэйко осталась в машине с детьми.

Хироко поклонилась ему так низко, как только могла, чтобы выразить глубокое уважение — свое и отца. Этим жестом дядя был удивлен не меньше, чем Хироко его английским приветствием. На мгновение Такео смутился, но коротко ответил на поклон, понимая, что, поступив иначе, оскорбил бы не только Хироко, но и ее отца. Такео уже давно привык обмениваться поклонами лишь с пожилыми людьми, но не с молодежью или ровесниками. Зная Масао, он ожидал, что его дочь не будет так следовать обычаям. Но тут же Такео вспомнил, что во время их единственной встречи мать Хироко, Хидеми, придерживалась всех церемоний.

— Ты уже выяснила, где твой багаж? — спокойно и деловито спросил Такео. Багаж доставили на пристань, в зоны, помеченные буквами алфавита, и Хироко указала на табличку с буквой "Т". Такео задумался, говорит ли его гостья по-английски. До сих пор она не произнесла ни слова, только кланялась и опасливо поглядывала, тут же робко отводя взгляд.

— По-моему, он должен быть вон там, — осторожно проговорила Хироко, отвечая на невысказанный вопрос дяди насчет ее английского. Она изъяснялась довольно свободно. произношение было чистым, хотя дядя понял, что пользоваться чужим языком Хироко неудобно. — У меня всего один чемодан, — добавила Хироко, в эту минуту сама удивившись собственному сходству с Хидеми. Ее отец и Юдзи легко переходили с языка на язык и, постоянно пользуясь английским, свободно объяснялись на нем. Английский же Хидеми был менее беглым, чем у Хироко.

— Как прошло плавание? — спросил Такео, направляясь к указанному Хироко месту, где уже ждал ее единственный чемодан. Рядом стоял таможенник, досмотр прошел на удивление быстро.