В довершение всего этого Райль выглядел за завтраком так, будто ночью кто-то долго душил его, а когда он услышал, что Джинкс уехала, лицо его раз пятнадцать поменяло свою окраску, пока не приняло окончательно болезненно-желтый цвет. Карр выглядел как кот, предвкушающий поедание сливок, когда рассказывал Райлю новости. Райль не произнес ни слова, а просто повернулся и выбежал из комнаты. А Карр засмеялся. Ему всегда на всех наплевать, кроме себя самого и, может быть, еще кроме Эдит.

— Эй! — закричал Киф, выбежав за братом на дорогу. — Куда ты идешь?

Но Райль уже скрылся за конюшнями. Киф в недоумении вернулся в дом. Когда отец вернулся домой, то нисколько не удивился, узнав, что мать с Джинкс уехали в Миллтаун, но встревожился, услышав про Райля.

— Так вы говорите, что он утром увел Сонни и с тех пор не возвращался?

— Да, ушел перед самым завтраком, — сказал Киф, — и перед этим не съел ни кусочка. Как ты думаешь, что с ним, отец?

— Не знаю, сынок.

Но Киф все-таки думал, что отец знает. Он знал обо всем на свете.

— Ты ведь знал, что мама и Джинкс уезжают в Миллтаун?

— Да, мы с мамой говорили об этом вчера.

— Ты хочешь сказать, что мама знала об этом весь день и ничего нам не сказала?

— Вероятно, она понимала, что вы измучаете ее просьбами поехать с ними.

— Ну хорошо, а почему Джинкс должна была ехать, а мы нет?

— Потому что ты в следующем месяце поедешь в Массачусетс в школу. Райль и Карр поедут в Миллтаун, а Эдит ждет-не дождется приезда мисс Пенниройал, и только Джинкс остается вроде бы не у дел. Поэтому мы и придумали это для нее.

«Да, — подумал Киф, — для всех что-нибудь да придумали».

Он постарался не показать виду, что это ранило его, и, как только смог, пошел спать. Мама вернулась домой на следующий день, но Райль спросил ее о Джинкс только тогда, когда отец уехал в следующую деловую поездку. Был вечер понедельника, они ужинали, и Райль вдруг спросил маму:

— Почему ты отвезла Джинкс в Миллтаун, мама?

Киф открыл от удивления глаза широко-широко. Обычно Райль скрывал свои чувства к Джинкс, но теперь лицо его пылало, а в глазах вспыхнул голубой огонь. Мама как будто даже и не заметила этого. Она водила вилкой по тарелке.

— Я отвезла ее в Миллтаун, потому что ей надо было сменить обстановку, — сказала она.

— Но Джинкс не стала бы вот так внезапно уезжать, — настаивал Райль. — Даже не попрощавшись ни с кем.

Карр фыркнул:

— Джинкс? Да во всем мире вряд ли сыщешь человека столь же переменчивого, как Джинкс.

— Но это не касается действительно важных вещей, — ответил Райль Карру, все еще глядя на маму, которая подцепила кусочек баранины и отправила его в рот.

— Что ты сказала ей? Должно быть, что-то такое, что заставило ее уехать и даже не попрощаться.

Все перестали есть и уставились на Райля.

Он никогда никому не грубил и, уж конечно, не грубил маме. Она засмеялась коротким и нервным смешком, который прозвучал так, будто вышел со дна колодца. Что с ним? Киф не мог ответить на этот вопрос.

— Думаю, что действительно я сама предложила Миллтаун, — сказала она, разглядывая цветы на столе. Ее слова были столь отчетливы, как будто она произносила их перед зеркалом, выполняя упражнения для улучшения дикции. — Джинкс была очень несчастна. Она пришла в нашу комнату посреди ночи и разбудила меня. Она плакала. Я отвела ее в свой кабинет, где мы могли говорить, не тревожа отца. — Она подняла глаза и посмотрела в упор на Райля.

— Ты, вероятно, видел, что в моем кабинете горит свет, когда пришел той ночью.

Райль покраснел, потом снова побелел. Киф не имел представления о том, что мама имела в виду, но ему было совершенно ясно, что Райль это знает. Где он был, что мог видеть свет в мамином окне?

— Она так сильно плакала, что поначалу я не могла понять, что она говорит. В конце концов я поняла, что она не хочет больше оставаться здесь, в Глэд Хэнде. Она хотела куда-нибудь уехать. — Мама снова уставилась на вазу с цветами. — Она сказала, что ей необходимо сменить обстановку, что ничто здесь ее больше не радует. Все к чему-то стремятся, всех что-то ждет, сказала она, Райль и Карр едут в Миллтаун, Киф — в школу, и даже к Эдит приезжает мисс Пенниройал. Ведь Джинкс совершенно не хотелось, чтоб приезжала новая наставница, она любила мистера Хендерсона.

Киф знал, что в этом мама была права, — Джинкс действительно нравился мистер Хендерсон. Но то, что Джинкс сказала, что Киф рад ехать в школу, было абсолютной ложью. Джинкс прекрасно знала, что Киф не хочет ехать туда! «Что же происходит? — думал Киф. — Какова истинная причина отъезда Джинкс и почему все столь странно ведут себя?»

Мама все еще говорила:

— Я дала ей таблетку, чтоб она уснула, и сказала, что утром поговорю с отцом и что мы постараемся что-нибудь для нее придумать. Вот поэтому-то я с ней и поехала утром. — Она глотнула воды. — Отец сказал, что очень плохо, что у Джинкс здесь нет хорошего друга — кого-то, кто мог бы разделить ее интересы. Ну, слово за слово, и мы подумали об Эйлин и Уилли. Ваша тетя Эйлин ждет ребенка, знаете ли?

— Тетя Эйлин? — задохнулась Эдит. — Да ведь она такая старая!

— Всего лишь на пять лет старше меня.

— Ты знаешь, о чем я, — сказала Эдит, глядя на Карра уголком глаз.

— Воображаю себе эту старую козу, — пробормотал Карр.

— Ей сорок восемь, — прервала его мама, — и поэтому, конечно же, ей нелегко вынашивать ребенка. Вот поэтому-то для нее и будет хорошо, если поблизости будет Джинкс. И разумеется, Джинкс пора подумывать о замужестве, ведь ей почти шестнадцать.

Мама, должно быть, услышала судорожный вздох Райля, но глаза ее были устремлены только на цветы.

— В Глэд Хэнде совсем нет подходящих мужчин, а в Миллтауне есть Андерсоны, Юнты и Ван Аукены. — Она усмехнулась. — Конечно, если ваш отец захочет, мы отвезем ее в Портлэнд на весенний бал. Он думает, что ни один мужчина в Глэд Хэнде или Миллтауне не достоин Джинкс.

Теперь все смотрели на Райля — все, кроме мамы, — потому что он внезапно вскочил, и стул его отлетел в сторону. С минуту он стоял с белым лицом и сжатыми кулаками, казалось, что сейчас он кого-то ударит, может быть, даже маму. Потом он выбежал из комнаты и хлопнул дверью.

— Пенфилд, — сказала мама, — по-моему, мы можем приступить к десерту.

Позже, в этот вечер, Киф нашел Райля на балконе — он пристально смотрел в темнеющее небо.

— Эй, Райль…

— Привет, приятель.

— Слушай, я не знаю, что со всеми случилось, но… ну, с тех пор, как уехала Джинкс, тебе ведь не с кем поговорить, поэтому, если хочешь, поговори со мной. — Последние слова Киф проговорил почти скороговоркой.

— Спасибо. — Райль рассеянно похлопал Кифа по плечу. — Но ты никак не можешь мне помочь. Мы с Джинкс увидимся, когда я в сентябре поеду в Миллтаун, и через два месяца все снова будет хорошо.

Не успел отец вернуться домой из своей поездки, как в доме опять поднялся переполох, и, как обычно, Киф был последним, узнавшим его причину. Он чуть было не лопнул от любопытства и в конце концов загнал Райля, ведущего под уздцы Сонни, в угол. Райль ответил ему, что детям вовсе не обязательно знать о том, что произошло.

— Слушай, когда я поеду в школу, я услышу, вероятно, больше всяких пикантных штучек, чем даже ты слышал. Хэнк говорит, что в школе я узнаю за одну неделю больше, чем узнал за двенадцать лет, так что ты можешь сказать мне. Если ты не скажешь, то я просто-напросто спрошу Хэнка.

— Это касается Сюзанн, — нехотя ответил Райль, — но это не очень-то хорошо — говорить о девушках…

— Ты хочешь сказать, нехорошо говорить о том, что она позволяет парням проделывать с собой?

— Парням? Ты что, слышал об этом от Карра? Слушай, Сюзанн — хорошая девушка. — Но потом на лице у Райля появилось какое-то забавное выражение. — Ну, во всяком случае, насколько я знаю, она всегда была хорошей.

— Так что с ней тогда? Ну, Райль, давай же, говори, что с ней?

— Ну, говорят, что мама только ждет приезда папы, чтобы указать Сюзанн на дверь.

— А что она сделала? Почему они хотят, чтоб она ушла?

— Нет смысла задавать мне еще какие-либо вопросы, Киф, я все равно больше ничего не знаю.

Отец приехал домой в четверг, и, не успел он пробыть в доме и пяти минут, началось такое!..

Киф сидел, свернувшись калачиком, в библиотеке со своей новой книгой Марка Твена «Приключения Геккельберри Финна» и вдруг услышал, что дверь открылась и быстро закрылась. Из оконной ниши, где он сидел, ему было не видно, кто вошел в комнату. Кто-то из горничных? Киф услышал тяжелые шаги — Пенфилд? Потом он услышал, как кто-то сел в кожаное кресло отца. Так папа дома? Киф едва не выбежал с криком «бу-у!», как дверь снова распахнулась.

— Митч, у нас беда, — сказал мамин голос с какой-то несвойственной ему интонацией, визгливой, как у торговки рыбой в доках Миллтауна.

Дверь захлопнулась.

— Опять с Карром, конечно. Только на этот раз это серьезно. Митч вздохнул:

— Что же он на этот раз натворил?

— Сюзанн беременна.

— О Господи!

Киф прижал книгу к себе. Мама, похоже, совсем не удивилась реакции отца.

— Я говорила с девушкой. Она утверждает, что нет никаких сомнений в том, что ребенок от него.

— Пошли Карра ко мне, Джо.

— Что ты собираешься сделать?

— Откуда, черт побери, я знаю, что буду делать? Пошли этого негодяя ко мне.

— Митч…

— Черт возьми, есть же предел и моему терпению. Этот сопляк носит имя моего отца. Я не хочу, чтоб это имя вываливали в грязи только из-за того, что этот осел не в состоянии держать свои штаны застегнутыми. Я не потерплю того, что мой сын делает беременной каждую вторую женщину штата! Если ему угодно обращаться с женщинами как со шлюхами, то пусть к ним и катится!

Киф услышал звук резко открываемой и закрываемой двери и высунулся из-за портьеры. Это мама вышла из комнаты. Он снова спрятался. Теперь он не мог выйти, потому что в этом случае отец понял бы, что Киф подслушивал. Подслушивать — большего проступка и придумать было нельзя, и в то же время Киф так любил подслушивать! Он не хотел, чтоб у него отняли эту его единственную утеху. Он слышал, как отец ходит по кабинету. Отец был вообще-то не очень вспыльчивым, но Киф знал, что на этот раз Карру не поздоровится. Но насколько не поздоровится — об этом он даже и не догадывался.