Я вжалась в диван и прикрыла глаза. Если это и вправду не писала Иззи, тогда нас всех обманули, столкнули намеренно, а теперь ещё и…

— Ты думаешь сутенёра убил тот, кто заманил меня в гостиницу?

— Да, — уверенно ответил Май, а я закуталась в его куртку сильнее.

Мне стало страшно. Одно дело, когда тебя просто пытаются запугать, присылают обличительные записи и терроризируют. Но совсем другое, когда этот кто-то, возможно, убил человека.

— Кто такой Ричард Говард? — вдруг спросил Май, и я опомнилась, услышав имя друга отца и лечащего врача Изабель.

— Это психотерапевт, который проводил несколько сеансов с Иззи, когда она стала сбегать из дому в старших классах.

Я заметила, как спина Мая напряглась и он задал вопрос, который прозвучал, как глухой рык:

— Теперь это называется сеансом, значит?

— О чем ты? — я попыталась прикоснуться к плечу Мая, но он достал свой сотовый и включил запись, которую мне уже показывал Джун.

— Это! Как подобное можно назвать лечением, Грета?

— Это монтаж, Май, — тихо прошептала, а он задрожал сильнее, — И Джун проверил это видео ещё две недели назад, когда показал мне его.

В глазах парня я заметила такой же проблеск понимая, как и собственный.

— Кто-то манипулировал нами всё это время, — прошептал Май, а я отвернулась и попыталась успокоиться.

Наконец-то наступило прозрение, которого я ждала слишком долго. Все части этого ужаса сложились воедино. И то, почему моя сестра ненавидела меня, и то почему связалась именно с Маем, и то почему она мстила отцу с матерью, пытаясь себя убить.

Май дышал глубоко, и сделав ещё один глоток вина, встал и швырнул дневник в огонь с такой силой, что из камина повалили искры.

— Я придурок… Просто конченный идиот, который не замечал ничего… — он начал хохотать, а потом в огонь полетела и бутылка.

Осколки стекла разлетелись в разные стороны, а я отвернулась и прикрылась, потому что Май испугал меня. Но я не боялась его и это было странно. Настолько, что когда парень схватился за каминную полку и стал душиться смехом сквозь слезы, которые я прямо слышала, встала за его спиной и захотела обнять.

— Не подходи ко мне, Делакруз. Не приближайся, потому что я ничего сейчас не соображаю, и это очень плохо закончится.

Ему было больно, и я эту боль ощущала словно физически. А когда увидела, как на пол капают слезы, не выдержала, и положила руки на его плечи. Провела ими по мягкой ткани водолазки вверх, но лучше бы этого не делала. Май обернулся спустя секунду. Схватил меня и, притянув к себе, впился в губы. Безумно и дико, так словно целовал не меня, а её.

— Потом не жалей, потому что… — он отстранился и стянул с моих плеч свою куртку, — …я предупреждал тебя, Грета.

Снова охрипший глубокий шепот, словно он гортанно хрипит, а не говорит это, а в глазах слезы. И это отключает реальность тут же, потому что они похожи на зеркала, в которых отражается вся его боль. Руки Мая горячие настолько, словно его тело превратилось в тот самый очаг с огнем рядом с нами. Одна сдавливает затылок, а по позвоночнику бежит мороз. Вторая проводит под моей курткой, очерчивая линии бедер и сжимает, рождая спазм желания. Это нереальный контраст, когда твое тело немеет от притяжения такой силы, что всё сужается к одному — к нашим с ним взглядам.

А потом всё погружается только в чувства и ощущения тела, потому что я опять теряюсь в них полностью. Всё, что вижу — то как наша одежда падает на пол, пока я пытаюсь ловить его поцелуи, зарываюсь руками в его волосы, и чувствую это — то, как настоящее пробивается сквозь обман.

Зачем ласка, если она результат лжи? Зачем нежность, если она ширма для вранья? Есть просто язык желания и тела. Мы хотим друг друга. И я точно не могу справиться с этой тягой. Мне нужно это здесь и прямо сейчас.

Поэтому, я продолжаю целовать его в ответ. Сперва долго и медленно, пробуя вновь его вкус, пытаясь словить слухом, каждый его вдох и тихий стон. Май словно мычит, когда его язык ласкает мой рот, а руки продолжают прижимать к телу парня. Снимать вещь за вещью в таком темпе, словно у нас несколько минут до конца всему.

Я чувствую, как его плоть быстро наливается и пульсирует рядом, в сантиметре от меня. Сердце стучит уже в горле, пока губы Мая опускаются всё ниже по подбородку к шее и груди. Всасывают кожу, играют с ней языком, прикусывают и зализывают. Понимаю, что он опускается передо мной на колени и смотрю на эту картину с такой жадностью, словно это всё, что я могу видеть.

Рука поднимается сама, когда Май всасывает кожу моего живота, и прижимает меня к себе, сдавливая в своих ладонях мои ягодицы. Мои пальцы проходят сквозь темные пряди и я притягиваю его ближе, чувствуя, как из моего горла вырывается стон, когда он сжимает мою плоть, сквозь грубую ткань джинс рукой, не прекращая покрывать поцелуями мое тело.

Хватаюсь за плечи Мая и в свете от огня, вижу силуэт его лица и губы, которые смыкаются на коже у моей груди. Это настолько заводит, что хочется прижать его к себе сильнее, сделать так, чтобы Май стал частью меня навсегда.

Не хочу отпускать его. Не могу лишиться этого. А он продолжает эту пытку, сдавливает в своих руках так, чтобы я чувствовала то, как кипит и его кровь. А она вскипает слишком быстро. Настолько, что вскоре я оказываюсь повернута лицом к огню, а моя живая пытка медленно снимает с меня остальную одежду, покрывая жадными поцелуями спину, и спускаясь всё ниже.

Звонкий лязг пряжки его ремня приводит хоть немного в чувство, пока мужская рука находит мою и мы вместе упираемся в каминную полку, чтобы сжать холодную каменную поверхность, и переплести наши пальцы, сжать их от одновременной дрожи, которая пробивает наши тела.

Май с силой подаётся вперёд бедрами, а я теряюсь уже от того, что вижу, как моё тело дрожит, когда он начинает резко и глубоко двигаться во мне. Наслаждение приходит горячей волной почти сразу, но темп становится только сильнее, а мои стоны лишь отчётливее и громче.

Я слышу глубокое дыхание у моего уха, а сама открываю затуманенные глаза и вижу перед собой огонь. Он яркий, как тот, который снова зарождается во мне. Тело ноет, и просит ещё. Оно само прогибается, и ластится к движениям руки Мая, которая нежно проводит по моей пояснице. Она давит и заставляет прогнуться и запрокинуть голову, когда толчки становятся медленнее, но сильнее, и каждый следующий усиливает удовольствие и подводит все ближе к краю.

Май грубо и с силой толкается в меня, хватает рукой за подбородок и тянет лицо к своему вверх, чтобы словить мои крики и заглушить их горячим и влажным поцелуем.

Движения снова ускоряются и я теряюсь окончательно, потому что его рука сжимает мою все сильнее, пока вторая с жаром ведет по груди, задевает сосок пальцами, дразнит, а потом и вовсе накрывает полностью.

По телу прокатывается крупная дрожь, а следом я слышу глухой рык в моих волосах у затылка. Май насаживает меня на себя и сокращается прямо во мне. Это дарит отголоски моего собственного наслаждения, которое не даёт устоять на ногах.

Но мы стоим, и дышим глубоко и одновременно. Наслаждаясь истомой, и пытаясь прийти в себя.

— Это не нормально. Я не нормальный… — Май обернул меня и прислонился лбом к моей груди, тяжело дыша, пока его руки стали нежно обхватывать меня, поглаживать моё тело, а мне было мало.

Он сам отравил меня этой дикостью. Сам показал, как можно сходить с ума вместе.

— Это с самого начала не было таким, — шепчу, а сама понимаю, что он не двигается.

И в этот момент сознаю, что происходит, поэтому прошу:

— Отпусти меня.

— Нет. Я тебя предупреждал, Грета, что я не в себе, — он поднял голову вверх и я увидела черные омуты вместо глаз.

Совершенно дикий и бешеный взгляд, который не сулит мне опять ничего хорошего. И это заразило и меня безумием.

Весь страх, весь ужас и обида… Всё это требовало выхода. И заменить это чёрное чувство я хотела Маем. Это меня и ослепило. Ведь я опять забыла, что он заменял подобное не мной, потому и остановился, хотя не хочет признать очевидного.

— Я похожа на неё? Мы ведь почти идентичны? Так? — его глаза выдали всё, что было внутри у Майкла, как только он услышал это.

"Ты только что спал не со мной. Ты занимался любовью с ней… А я слепая дура, которая помешалась на тебе, как только ты ко мне прикоснулся."

— Но она была для тебя, как экспонат в музее, который нужно оберегать, но прикасаться нельзя. А потом её не стало, и вот тут… — я ткнула его в грудь, — …ты почувствовал пустоту, которую заполнила месть. А знаешь в чем ирония, о которой ты так любишь говорить? Она в том, что и у меня здесь… — я положила вторую ладонь на свою грудь и прошептала сквозь слезы, — …тоже дыра, Май. Она огромна, и сейчас причина её появления не Изабель, не родители и не враньё, а ты…

Его глаза начали медленно расширяться. Острый разрез, такой не похожий на привычный для меня, стал шире, а зрачок заполнил всю радужку.

— И если я и правда тебя люблю, Май. То ты любишь Изабель. А значит, это очередная ложь. Самообман. А с меня этого хватит. Поэтому прошу… — я прикрыла глаза, а из них брызнули слезы, — …Я умоляю тебя… С этой минуты, оставь меня в покое, Май. Я не приму этого. И не смирюсь с тем, что я лишь чья-то копия для человека, которого я действительно полюбила.

Май медленно выпрямился и прищурился. Смотрел так, словно я его убила своими словами.

— Ты мне не поверишь никогда, даже если я скажу это тебе прямо сейчас… — он прошептал настолько тихо, что в словах почти не было звуков, а мне стало намного больнее.