— А я не могу её любить? — шепотом и сквозь всхлипы спросила девушка, — У меня нет такого права? Почему после слова "любить" вы все ведёте себя, как твари, если оно произнесено не в нормальном для вас понимании?

— Энни… — я хотела успокоить её.

Меня уже даже не волновало то, что она ударила меня. Теперь всё вставало на свои места. Энн любила Иззи, не как сестру, она действительно её любила.

— Ты хоть представляешь, КАК это смотреть на любимого человека и понимать, что он никогда не будет с тобой? Ладно ещё это. Пережить можно всё, когда знаешь, что твой любимый человек будет счастлив, хоть и не с тобой. Но когда ты смотришь на то, как он убивает себя намеренно. Как уничтожает себя прямо на твоих глазах… Это всё равно, что смотреть на то, как ты сам умираешь, но со стороны. Это боль сильнее любой, Грета. Боль, которая живёт с тобой каждый день. Но это лишь начало, мой конец вот на этих видео! И я тебе, клянусь, если это дело рук, Майкла, я убью его собственными руками.

Пока она говорила, у меня немели ноги. В прямом смысле, начиная от пят поднималась дрожь, и я понимала, что ещё немного и лишусь опоры.

"Сколько же я не знала о жизни, которая окружала меня?

Я хорошо помнила тот день, и то, как отец буквально вынудил меня сидеть с ним в беседке и слушать рассказы подруг мамы о какой-то чуши. В тот день и мое настроение не было радужным. Хотя моя сестра стала совершеннолетней и покидала дом, я не могла радоваться этому всё равно. Ведь мы не всегда враждовали с ней. Это началось, как только ей исполнилось шестнадцать.

Внезапно всё изменилось. Если вначале я постоянно защищала Иззи от придирок родителей, то потом она и вовсе закрылась от меня. И я не могла понять в чем причина. Сколько бы не спрашивала её, ответ был всегда один: "Пошла к черту, Грета!"

В день её рождения, Энни не пустили в дом. Помню, мать просто выпроводила девушку, сказав, что праздник семейный и она может поздравить Изабель в школе. Я не понимала этого, ведь Лилиан и остальные ребята сидели в это время на заднем дворе и жарили барбекю.

Теперь же до меня дошло в чем причина.

Семья Энни постоянно ходила в общину пастора Абрахамса. Отцу он не нравился, как и половине городка. Слепой старик, который заставлял во всеуслышание рассказывать о своих грехах, воспринимался как безумец. Пансионат, который он содержал, собирал всех неблагополучных людей из окрестностей.

По сути, пастор приводил всех беспризорников из округи и это не нравилось жителям города. Все опасались такого соседства. Ведь нередко среди жителей пансионата были бывшие заключённые, и все об этом знали.

Когда ко мне попал дневник Изабель, я была уверена в том, что единственный способ добиться правды, искупить свою вину перед сестрой — это отомстить Майклу, и доказать всем, что именно троица "черных тузов" виновата в том, что случилось с моей сестрой.

Но уже на следующий вечер, я горько пожалела о своей импульсивности и непроходимой тупости. Ведь я заявилась в гостиницу к Маю, понимая что сегодня поставлю точку и выведу его на чистую воду. Но вместо этого, меня ждало совершенно другое.

Все были слепы. Никто из этой истории не знал, что происходит на самом деле. Вернее я не понимала, что такое может происходить в моей жизни.

Я вошла в вестибюль гостиницы "Гранд Кепитал", а в руке сжимала тетрадь Изабель. Всё, что мне нужно было от Майкла это его признание в том, что он использовал мою сестру и довел до суицида. Это я собиралась записать на диктофон сотового, а потом предъявить в суде, как доказательство того, что шайка Ли тем и занималась, что использовала девушек. К этому всему я собиралась прикрепить заявление о попытке изнасилования. Вот так… Легко и просто я собиралась переспать с ним, а потом избить себя же в кровь и со спокойной душой сказать, что это сделал он.

Низко, подло и гадко. Но ведь и он, и его свита поступали точно так же. Поэтому я не чувствовала совершенно никаких угрызений совести. В моих руках была карта с приглашением, на которой был его почерк. В моих руках была тетрадь сестры, а другие доказательства оставалось только создать. Впрочем то, что он и сам мог вынудить меня к интимной близости тоже исключать было нельзя.

Ли чужой. Холодный и скрытный, мало того эмигрант. Состряпать подобное для меня и с моими связями было непросто, но возможно. Однако это поставит конец в этой истории навсегда.

Подобное давало мне надежду, что я сумею, наконец, обрести душевное равновесие и успокоиться, зная, что сделала всё правильно.

Полгода я ждала момента, когда этот парень попадет мне в руки, и он сам изъявил такое желание, своим любезным приглашением, которое страстно подкрепил в кромешной темноте коридора.

Уже в лифте, я понимала, что это будет слишком трудно для меня. Он может и не раскрыть рот. Май спокойно может не признаться в подобном, но тогда есть и другие доказательства — приглашение на встречу и запись разговора о том, чем он и его дружки занимаются. И тогда я смогу хотя бы так возобновить дело Изабель, и доказать всем, что моя сестра не отбитая наркоманка, а глубоко больной человек, которого сломали.

Это именно то, о чем мне и сказал пастор. Это и будет то, что сможет успокоить меня. Ведь я и не подозревала, что любила свою сестру настолько. Несмотря на все её выходки, на всю боль, которую она мне причиняла, я хотела понять причину, почему она это делала. А ещё больше хотела доказать всем, что Изабель не проститутка, и что довести до такого состояния можно любую девушку. Просто играть с ней, как с куклой, привязать к себе и выбросить, подобно мусору.

Я вышла из лифта, и свернула в нужный коридор. Красная ковровая дорожка вела к номеру "триста одиннадцать". Это был вечер нового года. Люди праздновали, а шумные компании нередко снимали целые номера, чтобы отметить праздник вместе. Потому я не боялась и уверенно постучала в двери.

Отель "Гранд Кэпитал" не был пятизвёздочным, но и не походил на дешёвый придорожный мотель. Это скорее была простая гостиница для среднего класса. Наверное, вот это и должно было насторожить меня в первую очередь. А уже во вторую то, что после моего стука, вернее, как только я притронулась к резной двери, та спокойно подалась и открылась.

Осмотревшись по сторонам, я осторожно вошла внутрь, и закрыла за собой дверь. А темноте я вслушивалась в звуки, которые доносились из глубины номера. Пока шла думала над тем, чего он хотел добиться этой романтической встречей? И почему со мной Май охотно переспал, а Изабель не трогал, хотя я была уверена, что между ними были не просто дружеские отношения.

И это ещё одна причина, почему я возненавидела Мая. За то, что он влюбил Изабель в себя, а потом просто наблюдал за тем, как она падала в пропасть, и ничего не делал.

Сердце колотилось, как бешеное. Не понимаю ничего, а просто стою посреди пустого номера. Его здесь точно нет, да и не похоже это всё на что-то разумное. Ноги сами тянут обратно к выходу.

Поэтому я развернулась и только хотела идти обратно, как потух свет. Этот трюк я помнила ещё с прошлого раза, поэтому приготовилась к тому, что сейчас появится Май.

Один удар сердца, возвестил о том, что я напугана слишком сильно. Я а гостиничном номере, и о том, что я сюда пришла не знает никто. Меня можно запросто убить здесь, а виновных так и не найдут.

Но убивать меня никто не собирался. Человек, который всё это затеял, хотел внушить мне другое. Он пытался доказать, что убийца это я.

Как только моей руки что-то коснулось, я вздрогнула всем телом, а потом и вовсе стала оборачиваться по сторонам. Полумрак не позволял понять, кто здесь находился, а шторы из плотной ткани, почти полностью скрывали уличное освещение.

— Кто здесь? — единственный и самый верный вопрос, когда не понимаешь, кто прикасался к тебе только что.

— Здравствуй, сестричка…

7.2. Грета

Я впала в ступор, а вдох застрял в горле криком. Немым визгом, когда на всю комнату прозвучал голос Изабель.

— Ты ведь хорошо слышишь меня, да?

Я медленно опустилась на пол и сжала ворс ковра между пальцами. Горло сдавливал спазм такой силы, что голова стала кружиться.

— Я вот, только что, пересматривала очень интересный фильм с твоим участием. Отец гордился бы тобой. Впрочем он всегда гордился только тобой, ведь так? Гретти?

— Из… Иззи… — всего два звука на выдохе вырываются из моего горла, а в глазах собираются слезы.

— Как тебе живётся? Наверное, хорошо. Однозначно лучше, чем быть кормом для червей, правда, сестричка?

— Я… Мне… Я… — ничего проговорить или выговорить внятно я не могла.

И в момент, когда Иззи стала хохотать, а я поняла, что это запись, дверь открылась с размаху, а над головой вспыхнул свет.

Не помню, что происходило потом. Заметила лишь, что меня с пола подняли крепкие руки, и прижали к себе. Ворс пальто мягкий и теплый, а от самого человека пахло фрезиями. Резкий, но терпко-сладкий аромат, который позволил успокоиться.

— Чушим… *(Тихо…). Всё нормально. Всё хорошо. Тебя никто не тронет. Успокоилась?

В этот момент я поняла, что плакала, а вернее почти захлёбывалась слезами. Я была уверена, что это Май. Даже странное слово, с которым ко мне обратились было тому подтверждением, но отстранившись и подняв лицо, в объятиях этого человека я столкнулась с другим взглядом.

Джун смотрел мне прямо в глаза, а потом аккуратно вытер рукой слезы с моего лица.

— Ты видела кто здесь был? — тихо спросил парень, а сам посмотрел в сторону открытой настежь двери на балкон.