— Я приеду в следующем году, — пообещал Маркос, изо всех сил старавшийся не расплакаться. — И тогда я, может быть, пробуду не одну, а целых две недели.

— Мне бы этого очень хотелось.

— А Эндрю?

— Спроси у него сам.

— Я уже спросил. — Маркос широко улыбнулся сквозь неудержимые слезы. — Он обещал покатать меня на своей яхте.

Кирстен промолчала, но сердце ее пронзила необъяснимая острая боль.

Прощальный поцелуй — и Маркос ушел, а на Кирстен невыносимым грузом навалилось чувство одиночества. Подошел Эндрю и обнял Кирстен за плечи. При первом прикосновении Кирстен сжалась в комок, но вслед за этим медленно расслабилась. До следующего года еще так далеко. Бог весть, что может случиться за это время. Эндрю нежно, как ребенка, поцеловал Кирстен в макушку.

— Ты просто представить себе не можешь, до чего же Маркос тебя обожает. — В его голосе звучал легкий оттенок печали. — Он подробно проинструктировал меня о том, как о тебе следует заботиться. Не смейся. Мальчик говорит дело. Будь он на десять лет старше, я увидел бы в нем своего соперника.

Сердце Кирстен учащенно забилось. Она вдруг почувствовала желание веселиться и проказничать.

— На твоем месте я бы не беспокоилась. — Она засунула руку в задний карман джинсов Эндрю и ущипнула его за правую ягодицу. — У тебя нет соперников.

«Кроме меня самого», — расстроенно подумал про себя Эндрю. Но мгновенно охватившее его желание отгоняло эту мысль прочь.

— Что ты скажешь на то, чтобы поскорее выбраться отсюда, — прошептал Эндрю, поясняя свою мысль красноречивым поцелуем Кирстен в губы, — и наверстать то, что было упущено вчера?

39

Лоис Холден вновь обрела способность дышать.

Она спрятала маленький металлический ингалятор в карман черного вельветового домашнего платья и откинулась на спинку кресла. Больше всего на свете Лоис ненавидела ругаться со своей лучшей подругой, особенно из-за того, что совершенно ее не касалось. Или же не должно было касаться. Но как ни крути, а семейные узы иногда сильнее дружеских, и потому, рассудила Лоис, Дирдра имеет определенные права на подобный разговор.

— Если только Джеффри узнает о том, чем ты занималась весь год, он…

Дирдра замолчала, умышленно не закончив фразу.

— Что он? — спросила Лоис.

Но Дирдра не ответила, а лишь отхлебнула свой кофе.

— А я скажу тебе. — Лоис нахмурилась. — Он ничего не сделает, потому что не может ничего сделать. Если бы Джефф не брал уроки у меня, он нашел бы еще кого-нибудь. Чем он, по-твоему, занимался, прежде чем пришел ко мне? Переходил от одного полуграмотного учителя музыки к другому.

Лоис рассмеялась, втайне радуясь своей победе над всеми этими учителями. Теперь Джефф принадлежит ей. Теперь она может лепить из мальчика все что захочет, и теперь наконец-то Кирстен Харальд заплатит ей за все. Она, Лоис Элдершоу Холден, увидит, как сын достигнет мастерства своей матери, а потом и превзойдет его. Что за прелесть! Что за сладкая месть!

Дирдра поставила чашку с блюдцем на низенький столик красного дерева и краешком салфетки вытерла уголки губ.

— До сих пор не могу поверить, что Джефф решился на то, чтобы ездить каждую субботу с какими-то незнакомыми водителями только затем, чтобы брать у тебя уроки музыки.

— Если хочешь стать лучшим из нас, не останавливаешься ни перед какими жертвами, — раздраженно ответила Лоис. — Ты что, никогда не читала и не слышала о гениях, Ди? Он — гений. Если считаешь Кирстен Харальд великой пианисткой, то тебе стоит послушать игру Джеффа. Джеффри сделал большую ошибку, пытаясь отлучить сына от музыки. Это только оттолкнуло мальчика от него. Большую ошибку, — повторила Лоис, — может быть, фатальную ошибку.

— А тебе не кажется, что ты слишком многое на себя берешь? — Дирдра постаралась задать вопрос как можно тактичнее.

— Что ты имеешь в виду под «слишком многим»?

— Я имею в виду, — Дирдра взмахнула салфеткой, — Джефф ведь не твой сын и даже не родственник, а ты говоришь о нем, как о собственном ребенке.

Лоис поджала губы и уставилась на свои руки.

— Он мог бы быть моим сыном.

— Ах, Лоис, прости, — моментально смутилась Дирдра. — Я сделала тебе больно, но это лишь оттого, что беспокоюсь за тебя.

Лоис вздохнула. Дирдра была единственным человеком, которому Лоис рассказала об Алеке. Подростком он переболел каротитом и стал бесплодным — факт, который долгие годы Алек тщательно скрывал от Лоис; он открылся ей лишь тогда, когда окончательно поверил в прочность их брачного союза.

— Спасибо за сочувствие, Ди. Но тебе не следует беспокоиться, я совсем не боюсь Джеффри. — К досаде Лоис, из глаз ее полились слезы. — Каждая минута, проведенная с Джеффом, значит для меня гораздо больше, чем какие-то страхи. Я благоговею перед ним, по-настоящему благоговею. Если бы ты только слышала его игру! Это просто волшебство! Я рискую прогневить Господа, давшему мальчику такой талант, тем, что прилагаю руку к формированию Джеффа-пианиста.

Пораженная признанием подруги, Дирдра не нашлась, что ответить, и лишь тихо произнесла:

— Я понимаю.

Но Лоис покачала головой:

— Нет, Ди, ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь. Ты не можешь этого понять, потому что у тебя никогда не было Мечты.


— Где это видано, чтобы в жмурки играли на Рождество? — пожаловалась Кирстен Эндрю, который вел ее по чему-то, напоминавшему шаткий деревянный мост. — Я всегда думала, что в жмурки играют только на дне рождения.

— Я решил не ждать так долго.

— Почему?

— Увидишь.

— С завязанными глазами?

Эндрю расхохотался:

— Ты так прекрасно держалась все это время, потерпи еще немножко, мы почти пришли.

— Куда?

— Если я скажу тебе, я испорчу всю игру.

В ответ Кирстен лишь пожала плечами.

— Здесь осторожнее, — предостерег Эндрю. — Впрочем, лучше я сам…

Кирстен почувствовала, как Битон поднял ее в воздух и опустил на деревянный пол, который, казалось, сразу заходил под ногами.

— Приветствую вас на борту моего плавучего дома, ваше величество, — сняв повязку с глаз Кирстен и склонившись в почтительном поклоне, торжественно произнес Эндрю. — Как ваш капитан, я полностью в вашем распоряжении. Но… Но, напомню, только на эту ночь, ведь сегодня — Рождество.

Кирстен была совершенно ошеломлена. Она протерла кулаками глаза, чтобы убедиться, не сон ли это, а потом сделала первый неуверенный шаг по территории, бывшей до сегодняшней ночи для нее запретной. Она так долго жаждала увидеть воочию яхту Эндрю, что теперь жадно разглядывала каждую деталь окружающей ее обстановки. Темные, обшитые дубом стены каюты, до блеска надраенный пол. Сверкающие медные части и сферические плафоны бортовых огней. Морские карты в рамках и старинный компас, подвешенный к потолку в декоративных целях. Бункер для угля, стулья и иллюминаторы, прикрытые зелеными и голубыми занавесками. Кирстен осторожно бродила по яхте, страстно желая до всего дотронуться и ужасно боясь разбить что-нибудь, ей не принадлежащее. С каждым осторожным шагом любопытство Кирстен таяло, а чувство дискомфорта росло. Трудно было избавиться от мысли, что она здесь не более чем гостья, транзитный пассажир, сделавший остановку в мире, принадлежавшем только Эндрю и его воспоминаниям. С трудом сдерживая охватившее волнение, Кирстен повернулась к Битону и спросила, почему он решил показать ей яхту именно сегодня. Ответ был более чем прост:

— А время настало.

Взяв Кирстен за руку, Эндрю медленно повел ее по судну. Но и рядом с Эндрю она чувствовала себя непрошеным гостем. Возможно, Марианна ни разу в жизни не ступала на борт яхты своего мужа, названной в ее память, но она незримо присутствовала здесь во всем. И на дюжине развешенных по стенам фотографий, и в сотканных ею гобеленах, и в купленной ею фарфоровой посуде, и в самодельных подсвечниках. Но более всего о присутствии Марианны свидетельствовал дух захватывающий большой семейный портрет, висевший, как икона, на стене капитанской каюты. Как только Кирстен увидела портрет, ей сразу же вспомнился захватывающий роман Дафины Дюморье «Ребекка». Потом она представила себе, как они с Эндрю будут заниматься любовью под пристальным взглядом его покойной жены, и вся затряслась.

Не чуя под собой ног, Кирстен бросилась прочь с яхты.


Хотя Эндрю так никогда и не узнал причины, по которой Кирстен так спешно убежала с яхты, он понимал, что, прежде чем уговаривать ее снова прийти на судно, надо подождать. И оказался прав. Только спустя почти месяц Эндрю удалось наконец убедить Кирстен выйти с ним в море. Но стоило им выйти из залива, как небо на северо-западе стало затягиваться тучами, ветер крепчал с каждой минутой, на гребнях морских волн появились тревожные барашки, и Эндрю вдруг вспомнил, что никогда не спрашивал у Кирстен, как она переносит море.

Но беспокоиться было особенно не о чем: отбросив прочь все прошлые сомнения, Кирстен полностью отдалась очарованию открытого моря. Ее завораживала сила неведомых ей доселе ощущений: ветер, развевавший волосы и плотно прижимавший платье к телу; брызги морских волн, оставляющие соленый привкус на губах; запах серы в воздухе, наполняющемся преддверием надвигающейся грозы, — все было для нее внове. Полной грудью вдыхая тяжелый морской воздух, Кирстен откинула голову назад и широко раскинула руки в стороны, приветствуя стихию.

— Тебе лучше спуститься вниз! — прокричал Эндрю, пытаясь перекричать отчаянно скрипевшую мачту и завывания ветра, но Кирстен в ответ лишь замотала головой. — Не упрямься, я не хочу, чтобы ты свалилась за борт!

— Ты меня спасешь! — прокричала Кирстен и крепче вцепилась в металлическую стойку на корме.