— Кирстен.

Четыре года опустошающего одиночества прозвучали в том, как произнес ее имя Эндрю. Взяв в ладони лицо Кирстен, Эндрю большими пальцами ласково гладил волшебно-нежную кожу пылающих щек, вновь и вновь повторяя любимое имя. Потом он улыбнулся.

Теплота улыбки Эндрю окончательно растопила всякое сопротивление Кирстен, открыла ее сердце и заставила улыбнуться в ответ. Но, несмотря на улыбку, Кирстен испытывала мучение. Томление на грани боли охватило и ломало все ее существо — губы, спину, грудь, лоно. Тело, наполненное напряжением и ожиданием, страдало от невыносимо давящего желания.

Наклонившись, Эндрю прикоснулся губами к чувственной ямочке на шее Кирстен. Она содрогнулась, боль усилилась.

— Эндрю. — В голосе Кирстен звучала мольба. Она просила Эндрю положить конец ее страданиям — Кирстен нужен был поцелуй.

Но Эндрю не спешил, продолжая ласкать прекрасное лицо Кирстен. Медленно, осторожно и любовно, не пропуская ни сантиметра, Эндрю наконец приблизился губами ко рту Кирстен. Но и тут он не стал торопиться. Начав с уголка рта, Эндрю прошелся кончиком языка по губам Кирстен. Затем его язык проник между полураскрывшихся губ, заставив их приоткрыться чуть шире.

Кирстен пылала. Куда бы ни притрагивался кончик языка Эндрю, там тут же вспыхивал пожар. Кирстен ждала.

Через мгновение ожиданию пришел конец.

Поцелуй Эндрю был глубок, полон и ненасытен, его переполняла чувственность. Кирстен таких поцелуев еще не знала.

Вкусный, плотный, напряженный — все внове. Совсем как первый в жизни поцелуй. Эндрю оторвался от Кирстен только тогда, когда обоим уже не хватало дыхания. Затем он принялся прокладывать языком влажные, возбуждающие дорожки вверх-вниз по тонкой шее Кирстен. Она тут же выгнула спину, настолько сильным было трепетное ощущение, вызываемое языком Эндрю. Их бедра соприкоснулись. Кирстен услышала, как застонал Эндрю. Сомкнув руки у него на шее, Кирстен с наслаждением еще плотнее прижалась к Эндрю нижней частью тела и почувствовала, как крепнет его плоть и влажнеет ее собственная.

Эндрю снова поцеловал ее жадным ртом, и поцелуй не прерывался, пока оба не поняли, что едва стоят на ногах, после чего Эндрю, не отрываясь от губ Кирстен, подхватил ее на руки и внес в дом, закрыв за собой дверь толчком ноги.

Когда они стали раздевать друг друга, Кирстен удивилась тому, что такой большой мужчина, как Эндрю, может быть так поразительно нежен. Он казался Кирстен огромным золотым сокровищем, доставшимся ей в награду. И она в упоении прикасалась чувствительными пальцами и жаждущим ртом к каждой частичке его великолепного тела: широким плечам, груди, упругому животу, узким бедрам и длинным мускулистым ногам.

Поражаясь, как всегда, миниатюрности Кирстен, Эндрю старался быть с ней особенно осторожным и нежным. Даже тогда, когда все желания его свелись к одному — войти в Кирстен, Эндрю, невероятными усилиями заставив себя успокоиться и не спешить, продолжал ласкать сладкую, манящую плоть Кирстен: маленькие груди, твердые и упругие, острые соски, ярко-красные, будто две вишенки, узкая талия, гладкость живота и бедер, идеальная линия ног и расположившийся между ними черный пушистый треугольничек.

Для Кирстен происходящее с ней сейчас было настоящим потрясением. Она, подозревавшая, что никогда уже не сможет испытать каких-либо чувств, вдруг вся наполнилась ощущением пронзительности и глубины, какой никогда прежде не знала. Кирстен уже была на грани оргазма; каждый новый толчок Эндрю подводил ее все ближе к заветной черте. Кирстен, слегка подалась бедрами назад: ей не хотелось, чтобы все кончилось так скоро. Но начавшийся сладчайший трепет в самой чувствительной части ее тела, ощущаемый едва заметными бесподобными приятными внутренними толчками, сигнализирующими о начале окончания, вышел из-под всякого контроля. Кирстен повернула голову и застонала от первой пульсирующей волны оргазма, захлестывающей все ее существо. Волна спала, но тут же на смену ей пришла новая, еще более мощная и продолжительная. Ритмические постанывания Кирстен звучали в унисон с шумным, свидетельствующим о наслаждении дыханием Битона, и она, возбуждаемая этим еще больше, кончала вновь, вновь и вновь…

Все чувства были обострены до предела. Он безошибочно определил, что пришло время освободиться от мертвой хватки прошлого и от самого себя. Эндрю участил движения. Он почти готов, какие-то доли секунды — и он снова ощутит это. Мощный, заполнивший все тело напор дал Эндрю освобождение серией исступленных взрывов, выбросивших из него семя. А вслед за этим — покой, покой, какого Эндрю никогда прежде не испытывал.

Они лежали, обнявшись, не говоря ни слова. Сердца их были переполнены ощущениями, тела — пресыщены удовлетворением. И Кирстен, и Эндрю испытывали легкое смущение, но в большей степени — боязнь. Сегодня они сделали шаг из своего прошлого, но это был лишь шаг. Свидетельством остающейся привязанности к прошлому были свешивавшаяся с шеи Эндрю цепочка и позвякивающий на запястье Кирстен браслет.


Джеффри и Дирдра были очаровательной парой — во всяком случае, так говорили. Их повсюду видели вместе: на званых ужинах, танцах, в респектабельнейших ресторанах, в театрах, в опере, на балете, на открытиях художественных выставок, презентациях, благотворительных вечерах и политических кампаниях. Они вместе играли в теннис, плавали на яхте, ездили в путешествия. Время от времени даже проводили вечера наедине.

Но Джеффри в отличие от Дирдры хотел большего.

Оливер желал объединить их хозяйства. Дирдра же предпочитала по-прежнему жить самостоятельно. Он хотел, чтобы они поженились, а она вовсе не нуждалась во втором муже. Джеффри хотел, чтобы Дирдра стала матерью для Джеффа, Дирдру же гораздо больше устраивала роль крестной матери.

— Если я вполне довольна существующим положением, — постоянно повторяла она, — почему бы тебе не занять ту же позицию?

А действительно, почему? Как мог Джеффри объяснить Дирдре причину, не рассказав ей о своих недостатках? О том, как не сложилась его интимная жизнь с Кирстен, и о том, как он не находит общий язык с Джеффом. Избавившись от жены в надежде перевоспитать сына, Джеффри так и не преуспел в этом.

Джеффри становилось жутко только при одной мысли о том, что Дирдра узнает о всех его поражениях и раскусит его. Узнает о самом страшном, о том, что его честолюбивое стремление достать звезды с небес в конечном итоге закончилось лишь пригоршней разбитых мечтаний.

Вполне возможно, для Джеффри пришло время смириться с реальностью, доказывающей, что ничего уже не изменится. И: если при этом Дирдра — последняя мечта в его жизни, то, возможно, сохранение статус-кво и не такая уж непомерная цена за возможность жить этой мечтой.


— Знаешь, а я до сих пор вижу Джеффа в каждом черно волосом шестилетнем мальчике, — призналась Кирстен Эндрю. Держась за руки, они сидели спина к спине на одеяле, расстеленном прямо на траве, на заднем дворике дома Кирстен и смотрели на звезды. — Постоянно забываю, что ему уже тринадцать. У Джеффа послезавтра день рождения.

Эндрю услышал в голосе Кирстен слезы и крепко пожал ее руку.

— А я перестал видеть во всех девочках Мишель и Андреа после того, как перестал смотреться в зеркало, — признался Битон.

— А Марианна?

— Странно, но Марианну я никогда ни в ком и не видел. — Эндрю похлопал себя по груди. — Да мне и не нужно было — она всегда у меня здесь.

Кирстен отвела взгляд в сторону. И спустя полгода она продолжала испытывать приступы боли, когда они говорили о покойной жене Эндрю. Особенно страдала Кирстен, когда ловила на себе его взгляд, полный непонимания, кто сейчас перед ним. И еще, когда его глаза наполнялись слезами без видимой причины.

Шесть прошедших месяцев они оба протаптывали собственные дорожки на тернистом пути их взаимоотношений. Отношения эти были одновременно бурными, страстными и нежными; изменчивыми, спокойными и раздражающими; притягивающими и отталкивающими; гармоничными и сумасшедшими. Предсказуемыми только в своей непредсказуемости.

Эндрю и Кирстен были друг с другом то предельно откровенны, то невообразимо скрытны. Делая шажок вперед, они тут же отступали, обмениваясь частичками своих душ, как обмениваются марками. Насколько бы открыты они ни были друг другу, каждый знал про себя, что у него все же остается собственная защитная раковина, спрятаться в которую при желании можно в любой момент.

— Кирстен, а кто такой Майкл?

Вопрос Эндрю настолько удивил Кирстен, что какое-то время она не могла сказать ни слова.

— Майкл? — слегка приглушенно переспросила Кирстен.

— Майкл.

Кирстен поинтересовалась, откуда Эндрю известно это имя, и он объяснил. Вырвав высокую широкую травинку, Кирстен принялась рвать ее на тонкие полоски.

— Ведь это он подарил тебе браслет?

Кирстен коротко и очень неохотно кивнула.

— Ты не хочешь говорить о нем?

Кирстен глубоко вздохнула, стряхнула с ладони обрывки травинки и подтянула колени к подбородку.

— Это самый красноречивый язык жестов, какой мне когда-либо приходилось видеть. — Эндрю усмехнулся и запустил руку в волосы невольно улыбнувшейся Кирстен. — Ну, хорошо, больше ни слова о загадочном Майкле.

Кирстен, откинув голову назад, благодарно положила ее на плечо Эндрю.

— Майкл… — прошептала она несколько минут спустя, потом запнулась, спрашивая себя, действительно ли ей хочется об этом говорить. — Майкл Истбоурн.

Кирстен, решившись, быстро вытолкнула из себя это имя и тут же прикусила губу.

— Дирижер? — спросил Битон, мгновенно сообразив, о ком идет речь. — Один из немногих людей, кого мне страшно хотелось бы нарисовать, но никогда не представлялась возможность.

— Правда? — По совершенно непонятной причине сердце Кирстен сильно забилось.