Словно загипнотизированная, Кирстен плавно вышла из-за кулис в лучезарный поток яркого света юпитеров. Прекрасная сомнамбула, воздушно-легкая и изысканная, влекущая за собой фиолетовое облако шифонового шлейфа. Ее величественный выход сопровождали теплые аплодисменты. Кирстен будто плыла в море слившихся в неясное пятно обращенных к ней ожидающих лиц, а блеск стоявшего на сцене «Стейнвея» был подобен свету маяка. За спокойной улыбкой и грациозной осанкой пианистки скрывались тысячи трепещущих в ней крылышек колибри. С каждым новым вдохом Кирстен проникалась духом аудитории, духом, заражающим пламенем азарта все ее существо.

Концерт начинался с Сонаты си-бемоль минор Рахманинова. Одна за другой знакомые ноты проникали в сознание Кирстен, все быстрее кружась вокруг плотным кольцом, создавая ощущение приподнятости и оторванности от мира сего. Преодолев силу земного притяжения, юная пианистка воспарила в небеса, порхая в сознании собственной бесконечности. Когда же пришло время возвращаться, она точно знала, что найдет свой земной мир изменившимся и ей не придется больше искать в нем заслуженного почетного места.

Воздух вокруг Кирстен взорвался. Она слышала, как выкрикивали ее имя, оно перекрывало даже гром аплодисментов и смешивалось с восторженным «Браво! Браво! Браво!». Сердце сразу же рванулось восторженно ответить на реакцию зала, но голова и наука, усвоенная от Натальи, удержали ее в невозмутимой позе за роялем. Кирстен заставила себя сосчитать до десяти и лишь после этого встать и направиться царственной походкой к авансцене. Васильковые глаза счастливой дебютантки была полны слез; грациозно опустившись на одно колено, она, прижав руки к груди, изящно склонила свою прелестную голову. Мечта и реальность наконец-то сошлись. Маленькая девочка, посвящающая себя мечте на ледяных ступеньках «Карнеги-холл». Школьница, грезящая наяву всю дорогу до школы и обратно. Девушка, дающая обет превзойти всех любой ценой. В этот вечер в присутствии тысячи двухсот восхищенных свидетелей, приехавших из разных стран, в музыкальной истории произошло событие — родился феномен по имени Кирстен Харальд.


— Ваше сегодняшнее выступление было более чем изумительным, — признался Майкл, когда они с Кирстен ехали по улицам, названий которых рассеянная американка никак не могла запомнить. — Оно было вдохновенно.

Похвалы Майкла согревали Кирстен почти так же, как рука, державшая ее под локоть. Они зашли в слабо освещенный коктейль-бар, название которого Кирстен, разумеется, тоже никогда не вспомнит. Опьяненная успехом, она плыла подобно облаку спокойно и свободно по течению реки славы, такой восхитительной и возвышенной. Кирстен казалось, что вряд ли когда-либо еще ей придется испытать такое счастье.

Хозяйка провела их в дальний укромный уголок комнаты и усадила за небольшой круглый столик, покрытый квадратной белой скатертью. В центре столика горела свеча, укрепленная вместо подсвечника в горлышке пустой бутылки из-под «Кьянти». Майкл заказал коньяк, они выпили тост за успешное выступление и замолчали. Если кто и заговаривал, то о предметах отвлеченных и безопасных. Остальное же время они сидели и просто смотрели друг на друга — так смотрят мужчина и женщина, которым нет необходимости объяснять свои чувства словами. Подобное молчание бывает порою красноречивее всяких слов. Окружающий мир исчез. Сейчас на всем белом свете их было только двое — Кирстен и Майкл, Майкл и Кирстен.

Казалось, этому чудесному вечеру не будет конца. Кирстен изумлялась тому, что один только звук его голоса заставляет ее трепетать, заставляет чувствовать себя мотыльком, завороженно кружащим вокруг ярко горящего фонаря.

— Опять вы смотрите на часы, — с укоризной заметила Кирстен, делая последний глоток из своего бокала.

— А вы можете себе представить, что мы сидим здесь уже около часа?

— Невозможно!

— Но это так.

«Этого не может быть! — почти заплакала про себя Кирстен. — Какая несправедливость! Время не должно ускользать от нас так стремительно».

— Грустно, не правда ли? — словно читая ее мысли, эхом отозвался Майкл. — Как время правит нашими жизнями!

— Только, если мы подчиняемся ему.

— Как правило, у нас нет другого выбора. — Майкл положил на стол деньги и поднялся, резко отодвинув стул. — Да к тому же если не время, то обязательно находится что-нибудь еще.

При одной только мысли о том, что это замечание адресовано ей, на душе у Кирстен стало как-то липко и холодно. Когда Майкл предложил ей руку, чтобы помочь подняться, она вдруг нахмурилась.

— Пожалуйста, Кирстен, мы действительно опаздываем.

— Ну и прекрасно, ничего на свете так не люблю, как королевские выходы.

— Но у вас он, несомненно, сорвется, если будете продолжать сидеть здесь.

Понимая бессмысленность дискуссии на данную тему, Кирстен повиновалась. Всю дорогу до отеля она молилась о том, чтобы светофоры горели только красным светом. Видя, что это не очень-то помогает растянуть время, Кирстен стала мечтать, чтобы они сбились с пути, попали в дорожную пробку, даже в небольшую аварию — что угодно, только бы ехать подольше. Но поездка как назло оказалась совсем скорой. Не прошло и десяти минут, как они остановились у главного входа «Клэриджа». Майкл заглушил мотор.

Взяв Кирстен за руку, Майкл очень коротким и очень горячим мягким поцелуем прикоснулся к ее открытой ладони. От вспыхнувшего в глубине души желания Кирстен содрогнулась. Свободной рукой она дотронулась до волос Майкла, впервые почувствовав их волнистую густоту и шелковистую нежность. Ласкающим движением девушка провела рукой по его лицу и ожидающе приоткрыла губы. Но Майкл и не пошевелился, чтобы поцеловать Кирстен. Ему, казалось, было достаточно просто смотреть на нее. И тут, прежде чем кто-то из них успел что-либо предпринять, к машине подошел швейцар и отворил дверь со стороны Кирстен. Чары мгновенно развеялись.

Кирстен, со сверкающими на глазах слезами, вылезла из машины и застыла на тротуаре. Какое-то короткое, но показавшееся Кирстен бесконечным мгновение она желала одного — вскочить обратно в машину и упросить Майкла увезти ее прочь отсюда.

Быстро умчаться далеко-далеко, туда, где никто не сможет их найти.

Но вместо этого Кирстен гордо вскинула голову, расправила плечи и медленно стала подниматься по ступенькам отеля, туда, где ее дожидались самые титулованные люди Европы. Ждали затем, чтобы приветствовать засиявшую горячо и ярко новую звезду, Кирстен Харальд.

10

Майкл Истбоурн нервничал. Он пытался найти себе место — и в прямом, и в переносном смысле, — но ничего не получалось. Их дом в Хемстепе пребывал в полном хаосе: все вещи уложены, полностью подготовленные к переезду в пятиэтажный городской дом, купленный Майклом и Роксаной в Белгравии. До начала сезона 1954–1955 года оставалось лишь несколько недель, а значит, он вновь будет вырван из уютной семейной обстановки, к которой успел привыкнуть за лето. К тому же сердце его занимала Кирстен Харальд. Она вторглась в его жизнь, нарушила границы частных владений, овладела всеми мыслями. Что бы ни говорил себе Майкл, что бы ни делал, избавиться от наваждения он не мог.

Один из нанятых ими грузчиков начал снимать со стен семейные фотопортреты. При виде того, как чужие руки прикасаются к лицам любимых людей, заворачивают их в старые газеты и укладывают в глубокий деревянный бочонок, у Майкла защемило в груди. Досадуя на собственную сентиментальность, он вытащил одну из своих любимых фотографий, стоявших в рамке на письменном столе, и стал вглядываться в запечатленные на снимке лица: Роксана, с ее неброской красотой, почти не изменившейся с того дня, как Клеменс Тривс впервые представил их друг другу на ступеньках «Роял-Альберт-холл» пятнадцать лет назад; Даниэль, их старший, которому сейчас десять, точная копия Роксаны; Кристофер, всего на четырнадцать месяцев младше Даниэля. До сих пор Майкл продолжал считать, что лучшая вещь из всех, которые когда-либо делал для него и для его карьеры Тривс, было знакомство с Роксаной.

За одиннадцать лет семейной жизни Майкл Истбоурн ни разу не изменил жене: ни на деле, ни даже в мыслях. Семейное ложе всегда было для него свято. Он искренне любил жену и сыновей. Когда же из-за гастролей ему приходилось покидать их, заменой домашнему очагу становилась музыка — его постоянный друг, отрада и страсть. Если и существовало два человека, созданных исключительно друг для друга, то это были Роксана и Майкл Истбоурны. Все так говорили. Роксана была не просто его женой и матерью его детей, она была еще и его поводырем — проницательным, самоотверженным, готовым защитить в любую минуту. Между прочим, не кто иной, как Роксана посоветовала Майклу систему «приглашенного дирижера». Ее мудрые советы сделали его самым «приглашаемым» дирижером в мире.

Единственной загадкой в идеальных семейных отношениях для Майкла до сих пор оставался вопрос, почему Роксана и Клодия так ненавидят друг друга. То, что два благодетеля Майкла отвернулись от него после того, как они с Роксаной поженились, мучило его и одиннадцать лет спустя. С появлением же в доме Шеффилдов Кирстен Харальд, так взволновавшей Майкла и своим вдохновенным талантом, и своей красотой, ситуация становилась еще невыносимее.

Грузчик ждал. Истбоурн, неохотно отдав ему фотографию, мрачно наблюдал, как тот неторопливо укладывает ее в стопку других портретов. Им все сильнее овладевало уныние. Казалось, лишившись этого фото, его кабинет неожиданно утратил свою душу, превратившись разом в безликие скучные и чужие стены. И себя Майкл ощущал совершенно безликим. Опустошенным, брошенным и беззащитным. Он взглянул в окно, но вместо их с Роксаной сада увидел вдруг возникший из ниоткуда образ Кирстен. Пытаясь прогнать наваждение, Майкл протер глаза, но безрезультатно — лицо Кирстен стало еще более четким, еще более чарующим, еще более… Она уезжает через две недели. Быть может, расстояние и время помогут ему освободиться от ее чар?