— Зачем ты это сделала? — полюбопытствовал Гарет.

Горло Рэй конвульсивно дернулось, губы шевельнулись, но не произнесли ни слова. Тем лучше, иначе она непременно бы разрыдалась. Ее подбородок дрожал от усилий сдержать слезы.

— Идем отсюда.

Гарет вывел сестру из таверны. Свежий воздух и уличная суета помогли девушке справиться с собой. Гарет обнял ее за плечо.

— Ну как, полегчало? — спросил он немного погодя.

— Еще минутку.

Они молча пошли по Глостер-стрит к дому Гарета. Миновали пекарню, потом кузнечный цех. Рэй обратила на шипение и искры не больше внимания, чем на аромат свежеиспеченного хлеба, и пропустила мимо ушей робкое «добрый день, мисс», с которым обратился к ней подручный аптекаря, подметавший ступеньки. Все ее чувства были притуплены шоком от неожиданной встречи с Джерри, она почти не воспринимала окружающее. Наконец они вошли во двор дома.

Дарлин в палисаднике полола клумбу. При виде мужа она отбросила в кусты кучку сорняков, стянула матерчатые перчатки и сделала вид, что любуется цветами. Гарет настаивал, чтобы жена больше отдыхала, особенно в послеобеденное время, и вполне мог высказаться насчет того, что она не в постели. Бог знает почему, мужчины полагали, что беременность подрывает силы и женщина уже не способна выполнять даже простейшие домашние обязанности.

Однако один взгляд на лицо Рэй заставил Дарлин забыть о возможной нахлобучке. Вряд ли в такое состояние ее привел отъезд лучшего конюха на фронт! Дарлин уперла руки в бока и закрыла собой дорогу мужу и золовке. Вопреки небольшому росту вид у нее был весьма воинственный.

— Ну, и что у вас приключилось? Нахохлились, как два ворона на погосте!

— Лучше не спрашивай! — встрепенулась Рэй, раздосадованная собственными терзаниями. — Все это глупо и нелепо.

— Ты выбрала не самое удачное время, чтобы отправить ее ко мне с новостями о Филдинге, — заметил Гарет. — Я сидел в таверне с Джерри Смитом.

— Да неужто?! — Дарлин прижала ладони к щекам. — Представляю, какое это было потрясение!

— Потрясение! — фыркнул Гарет. — Она сделала вид, что не узнает его.

— Рэй, ради Бога, почему?!

— Сама не знаю. У него был такой… такой устрашающий вид! Я бы не смогла просто взять и заговорить… я бы…

Девушка запнулась, не сумев подыскать слов, но Дарлин и без того все было ясно. Она взяла Рэй за руку и потянула за собой.

— Пошли в дом. Я напою тебя чаем, а поговорим потом. Бетти! Приготовь все, что нужно, к чаю!

Рэй позволила отвести себя в маленькую уютную гостиную и усадить в кресло. Пока экономка сервировала стол, все молчали. Дарлин сама налила чашку мятного чая, протянула девушке и устремила на нее взгляд, давая понять, что готова выслушать исповедь.

— А рассказывать особенно и нечего, — вздохнула Рэй, рассеянно глядя в окно. — В самом деле, я притворилась, что не помню Джерри. Мне показалось, что ему неловко видеть меня, я надеялась, что это поможет нам держаться друг с другом более непринужденно. Ведь мой вид непременно должен был напомнить ему о том, как он принял меня за шпионку и… ну, вы знаете. Во всяком случае, лично мне было ужасно неловко! Я хотела избавить нас обоих от необходимости вспоминать и каяться.

— Хм… — Гарет обвел ее удивленным взглядом. — Оказывается, ты неравнодушна к Джерри!

Догадка заставила его призадуматься. Он всегда относился к Смиту с уважением, которого не смог подорвать даже неприятный инцидент на шхуне. Вопреки сказанному в таверне Гарет не спешил сваливать вину за случившееся на одного только Джерри. Однако как объект нежных чувств сестры тот представал в совсем ином, нежеланном качестве. Смит был не из тех, кто ищет любви и привязанности.

— Неравнодушна! — возмутилась Дарлин, заметив на щеках Рэй румянец смущения. — Речь идет о большем. Ведь так, дорогая? Признайся, ты любишь этого человека?

— Я не виновата, — вздохнула девушка. — Я не хотела, это случилось как-то само собой. Только, умоляю, не говорите ничего маме и папе! Они огорчатся, потому что знают, как и все мы, что это безнадежное чувство. Джерри никогда не разделит его.

Гарет с этим согласился. Все те годы, что он знал Джерри Смита, тот вел жизнь одиночки. Салем и Эшли приглашали его не только в свой дом, но и от имени Чарити и Роберта на целый ряд торжеств в Маклеллан-Лэндинге. Он ни разу не принял приглашения, словно поставил себе целью держаться подальше от людей. Только теперь Гарет понял, что до инцидента на шхуне Джерри не встречал женщин семейства Мак-леллан. Правда, он был представлен Дарлин и неплохо знал Эшли, но ни одна из них не была урожденной Маклеллан. Возможно, он потому и избегал появления в Лэндинге, что опасался самой возможности серьезных отношений.

— Почему ты так уверена? — тем временем допытывалась Дарлин.

— Мужество изменяет Джерри, когда речь заходит о сердечных делах, — сказала Рэй с грустной улыбкой. — Я не считаю его совсем бесчувственным, просто то, что он способен испытывать к женщине, уже отдано другой. Вот почему мне кажется, что отныне и навеки я для Джерри — лишь источник раздражения, средоточие неприятных воспоминаний. Возможно, теперь, когда он думает, что я все забыла, он вычеркнет из памяти те дни, что мы провели вместе.

Девушка умолкла, давая понять, что для нее разговор окончен. Гарет тем не менее предпочел бы выяснить кое-какие подробности, но понял, что сестра была не в настроении.

— Я бы хотела подняться к себе, — сказала она, когда чашка опустела. — У меня разболелась голова.

Возражений не последовало, но когда Рэй обернулась у самой лестницы, она перехватила встревоженные взгляды родственников. Почему она не сказала, что ей нужно о многом поразмыслить? Зачем было ссылаться на головную боль? Сабо звонко и как-то слишком живо стучали по полированному полу, и, оказавшись в своей комнате, Рэй раздраженно забросила их под кровать. Она прыжком оказалась на постели. Легкий полог взметнулся и затрепетал, словно от дуновения ветра.

Напрасно Рэй надеялась, что возвращение к ней памяти положит конец этому обмену взглядами у нее за спиной. Правда, до полного комплекта воспоминаний о прошлом было еще далеко, память представляла собой скорее лоскутное одеяло из событий и лиц. Пробуждение происходило поэтапно и напоминало сооружение громадной и сложной мозаичной фрески. Образ благовоспитанной юной леди как нельзя лучше отвечал ее теперешним устремлениям, и чем полнее он становился, тем больше казалось, что своенравные мысли и бурные порывы наконец-то удалось навсегда обуздать. Все говорило о том, что до злополучной вылазки к «Вульфу» она вела ничем не примечательную, добропорядочную жизнь. В минуты хандры Рэй называла ее нудной.

На очереди было еще немало эпизодов из прошлого, но не стоило и пытаться ускорить процесс — это лишь вызывало жестокую головную боль. Особенно некоторые моменты: драка «У Вульфа» или давний случай, произошедший в Маклеллан-Лэндинге, когда она целилась из мушкета в двух грабителей. При этом воспоминания о расторгнутой помолвке вернулись разом во всей своей полноте. Все, кроме Эшли и самой Рэй, находили это в высшей степени странным, а Лия и Трой ощутили громадное облегчение.

Девушка перевернулась на спину, полежала немного и собралась было спуститься в гостиную, чтобы признаться, что страдает не от головкой, а от душевной боли, но не сделала этого. Вряд ли это могло избавить Дарлин и Гарета от тревоги, скорее наоборот. Они даже могли решить, что требуется их вмешательство, а что могло быть ужаснее, чем разговор Гарета с Джерри и объяснение ее поступка в таверне? Рэй не могла и помыслить о том, что ее неразделенная любовь перестанет быть для него тайной.

Постепенно боль перешла в грусть, а потом девушка погрузилась в сон, как в омут забвения. Когда позже Дарлин зашла позвать Рэй на ужин, то нашла ее мирно спящей и выскользнула из спальни, так и не разбудив.

Глава 12

Девятое октября — день начала обстрела — выдалось ясным. Джерри хорошо помнил, как щурился, глядя против солнца на генерала Вашингтона, подносившего фитиль к пушке, которой предстояло дать первый выстрел по вражеским позициям.

Прошло всего пять дней, и вот он щурился снова, на этот раз чтобы хоть что-нибудь разглядеть сквозь дождь и мрак. Он скрытно вел своих людей к английскому редуту. Без сомнения, каждый из них испытывал те же неудобства, что и он сам, но это не слишком утешало, как и тот факт, что старший офицер Александр Гамильтон приказал брать опорный пункт противника без единого выстрела, пользуясь только привинченными к ружьям багинетами. Предстояла жестокая рукопашная схватка, и исход ее зависел от того, удастся ли застать англичан врасплох.

Отерев с лица дождевую воду, Джерри огляделся в поисках Ноя и, не обнаружив его поблизости, шепотом выругался. Куда его понесло в такой темноте? Он надеялся, что Ной останется в лагере вместе с Салемом. Было бы много проще идти на штурм с людьми, которых он знал только в лицо. Джерри всячески избегал сражаться бок о бок с теми, кто был ему хорошо знаком. Терять на войне друзей тяжело, но еще тяжелее, когда они гибнут у тебя на глазах.

Команда «Вперед, на штурм!» вернула его к действительности. Крик был подхвачен множеством глоток и слился в один ужасный вопль атакующей человеческой массы. С редута донеслись встревоженные возгласы, но уже через мгновение Джерри, захваченный яростью атаки, обо всем забыл.

Произошла отчаянная, суматошная стычка, больше похожая на ночную уличную потасовку, когда удары наносятся по большей части вслепую. Однако вскоре англичане оправились от первоначального замешательства, сомкнули ряды и встретили нападающих в штыки. Это были минуты, когда выжить означало убивать, и Джерри раз за разом вонзал багинет в живую плоть.

Он хотел выйти из этой схватки живым и по возможности невредимым. Тот, кого называли Святым Смитом — человек с печатью близкой смерти на челе, — перестал существовать в ту минуту, когда Рэй не узнала его в «Рэйли». До того времени Джерри казалось, что он готов к своей участи, но потрясение оказалось сильнейшим. Боль была так сильна, что внезапно его осенило: это шанс! Судьба дает ему возможность все исправить. Теперь, когда он стал чужим для этой девушки, когда она ничего не помнит о его прошлом и о том, как он обращался с ней на шхуне, Джерри может попытать счастья вновь. Это была великая удача, и он поклялся, что не позволит какому-нибудь вояке в красной форме перечеркнуть ее ударом штыка.