— По-хорошему, я уже жалею, что вы под мое начало перевелись, — устав расхаживать, Таисия грузно усаживается за свой стол и сурово смотрит на меня, приопустив очки. — Вам вообще, кажется, дистанционно нужно учиться, а иначе и сами ничему толком не научитесь, и в общем весь учебный процесс мне сорвете!

— Таисия Романовна! — второй раз, надеюсь, котик получится у меня лучше, — хотя, какой, на хрен, из меня котик, когда я уже готов грубо отодвинуть ее и отобрать списки учащихся, — черт, вариант с кражей ночью никто же не отменял, да? — Вы даже представить себе не можете, насколько все серьезно! Любовь у меня, понимаете! Вот любовь всей жизни, — а найти ее не могу! Я ведь не просто так, не развлечения ради. И вообще, что бы вы о нас с парнями не думали, а трое из них, между прочим — примерные семьянины! И не зазвездились мы вовсе, наоборот, — каждый из нас усердно работает!

— Я тебе не сводня, Дольский, — поджимает губы, — но я-то вижу — уже скала пошатнулась.

— А хотите, мы с Эдом вечер в универе устроим? Настоящий концерт, полноценный! Да даже программу специально для этого новую напишем! Хотите, а? А еще — обещаю, — никаких срывов учебного процесса! Будем на каждую пару ходить, ничего не пропуская! Заодно и посещаемость повысим!

— Концерт, говоришь… — Таисия явно задумалась…

— Самый лучший, на все сто выложимся! — киваю я. — И Апполло подключим! Совершенно бесплатно!

— Ладно, Дольский, — тяжело вздыхает Таисия, перебирая бумаги. — Что ж я, молодой, что ли не была… Эх, если бы меня в свое время так добивались!

Скольжу глазами по руке, — обручального кольца на ней все же нет.

И только сильнее сжимаю кулаки под столом.

Миру я собираюсь добиваться, чего бы мне это не стоило! А то, похоже, из-за того, что кто-то оказался не слишком настойчив, сама Таисия так замуж и не вышла. И я просто не могу себе позволить совершить такую ошибку! Нет, — как бы все не повернулось, а я должен знать, что сделал все, что мог!

— Новенькая с редким именем Мира… — бормочет Таисия себе под нос… — Так… Вот, есть. Самойлова Мира Анатольевна, факультет дизайна.

— Спасибо! — на миг забываю, как дышать, — ну, ведь я не был уверен, что она и в самом деле здесь учится, — мало ли, может, к друзьям зашла или вообще мимо проходила, — всякое бывает! А теперь уже взлетаю, чувствуя, что мир таки наполняется самыми настоящими яркими красками! Черт, — даже дышится совершенно по-другому, — настолько, что я готов зацеловать Таисию и пуститься с ней в танец!

Но теперь нельзя терять ни минуты, — нужно подготовиться, узнать расписание и… И что-нибудь придумать такое, особенное, — чтобы она все-таки согласилась хотя бы на встречу, на разговор, — а ведь Мира, по всему, явно не очень на это настроена, иначе мы давно бы уже встретились! Но это все — неважно, главное, — я теперь знаю, что она, — здесь, в нашем городе, в моем университете, что я дышу с ней одним воздухом, и… И обязательно встречусь, иначе — я — не я! А жизнь-то налаживается!

— Про концерт не забудь, — летит мне вслед голос Таисии, и я так и вижу, как она покачивает головой, сидя за своим столом.

— Не забуду! — бросаю, уже вылетая. Господи, какая же замечательная сегодня погода, какое просто таки сказочное солнце, — и как я всего этого не замечал?

Глава 9

визуализаци


Глава 10

Мира.

Вечер прошел, как в дурмане.

Не слыша никого и ничего, я чувствовала, как будто все во мне омертвело.

Вот как затекают ноги, когда долго сидишь в одной позе, — все чувствовать перестаешь, хоть иголками коли — так произошло и со мной, причем, не только во всем теле, но и изнутри.

Но я даже где-то наслаждалась этим временем бесчувственности. Потому что прекрасно знаю, — стоит только начать двигаться, как боль остро пронзит каждую клеточку.

Так и у меня.

С рвано бьющимся сердцем проснулась наутро.

Прикусываю до крови губы и гадаю, кто же та счастливица, которой вчера Антон нес цветы?

И… Чем закончился их вечер? Если, конечно, закончился, а не плавно перешел в бурную ночь, полную страсти и такое же утро?

Он шептал ей те же слова, что и мне? Ну, а что, — если даже цветы такие же купил…

Так же будил ее сегодня, как и меня, — нежными, но превращающимися в напористые, ласками? Так же ласкал, спящую, доводя до исступления, дразня клитор, прикусывая его, чуть дуя, отстраняясь, — пока она не начнет, как и я, срывающимся голосом, умолять, чтобы взял по-настоящему, комкая простыни руками?

Черт!

Все это так и стоит перед глазами, и отмахнуться нет никакого шанса!

Зачем я только его встретила? Зачем увидела все это?

Лучше бы мы и вовсе никогда и не повстречались больше после нашего отдыха на море! Тогда воспоминания остались бы священной драгоценностью, которую я бы бережно всю жизнь хранила в шкатулке моей души!

Всю ночь задыхаюсь, балансируя где-то между бредом и воспоминаниями, — душной обжигающей волной накрывают ощущения его ласк, его прикосновений, будто на самом деле ощущаю, как он прикасается ко мне, ласково и нежно прижимая к себе, будто слыша его дыхание и ощущая всей кожей его тепло вместе с одуряющим, терпким мужским запахом, от которого неизменно так кружилась голова.

Но в эти сны вплетается другое, — его руки вдруг начинают перед глазами скользить по чужому телу, шептать невозможные, сумасшедшие слова в чужие губы, — и я подскакиваю над кроватью, чувствуя, как все тело пронзает льдом, — острыми осколками, впивающимися прямо в сердце. Сейчас он там, — где-то на другом краю моей вселенной. С другой. Ее целует и ее ласкает, забыв обо мне.

И эти взгляды…

Вчерашние взгляды университетских красавиц, — то, как они буквально пожирали Антона глазами, облизывая в нетерпении губы, совершенно не дают мне ни единого повода усомниться в том, что так оно и есть. Черт! Да они же просто из трусов выпрыгивали рядом с ним! А если он еще и потрудился осчастливить кого-нибудь из них букетом и шампанским с конфетами, — то уж тут-то точно о продолжении вечера даже гадать ненужно!

Поднялась совершенно разбитой, хмуро глядя на такое же хмурое осеннее небо.

Не чувствуя тела, кое-как собралась, ни на кого не глядя и поплелась в университет, точно зная, что, если увижу светящуюся от счастья там дурочку, — но непременно, конечно же, красавицу, на других Антон вряд ли бы даже и посмотрел, — то буду знать, что это именно она.

Даже осматриваюсь по сторонам, выискивая в толпе ту, что светится от счастья, — потому что разве с ним может быть иначе?

Ни на одной лекции не могу сосредоточиться, все мысли — только об этом, о ночи, которую он провел не со мной.

Ну, — не глупо ли, а?

Ведь наверняка это для него — совсем не первая такая ночь с тех пор, как мы расстались!

Только вот… Почему-то я раньше совсем об этом не думала, — а сейчас просто разрывает всю изнутри от этого понимания!

— Мира Самойлова? — вздрагиваю и таращусь на подошедшего ко мне парня.

Не сразу даже понимаю, где я и того, что лекции, оказывается, уже, судя по всему, давно закончились, — а я сижу одна в совершенно пустой аудитории.

Парень мне незнаком, — ну да это и неудивительно, я еще почти ни с кем и не успела здесь познакомиться, только с некоторыми девчонками, вместе с которыми сидели. Странно даже, что они хотя бы не толкнули меня в бок, когда все расходились, — на удивление быстро у нас сложились неплохие отношения.

— Да, — киваю, глядя на хмурый осенний дождь за окном мимо него.

Наверное, из деканата прислали, я ведь вчера так и не закончила с документами.

— Тебе просили передать, — как фокусник, вытаскивает из-за спины огромный, — просто невероятно огромный букет розовых лилий, — а я поражаюсь, как его можно было не заметить.

И запах этот… Мне уже начало казаться, будто он мне просто мерещится после всего.

Парень уходит, а ноги сами опускаются обратно на сидение.

Как ненормальная, сижу и таращусь на этот злосчастный букет.

Даже окликать его и спрашивать не нужно, кто передал — и без того все ясно.

Непонятно лишь одно — зачем?

Осторожно прикасаюсь к нежным лепесткам, — так, будто бы они способны меня обжечь или укусить, подобно ядовитой змее, — лишь для того, чтобы вытащить запутавшийся в них клочок золотистой бумаги.

По-хорошему, не нужно бы делать и этого. Если бы сразу поняла, от кого пришел ко мне незнакомый паренек, — даже и разговаривать бы не стала, сразу бы ушла, даже не передав ничего на словах тому, кто его послал.

«Дай нам шанс, — буквы расплываются перед глазами — от слез и от того, как дрожат мои руки, — кажется, даже этой записки в них не удержать. Нам необходимо встретится, Мира. Я буду ждать, — в девять, в «Эйфории». Если неудобно, назови свое место и время. Я люблю тебя. Антон».

Комкаю записку в руках, чувствуя, как плечи начинают содрогаться.

«Люблю».

Что для него значит это слово?

Если бы не видела вчера, как он с таким же букетом куда-то шел, может быть, сердце бы и забилось от счастья.

Но теперь оно лишь глухо, болезненно сжимается.

Ровным счетом ничего это для него не значит, — даже цветы каждой из нас покупает те же самые.

А той, вчерашней, — тоже через кого-то передавал или сам удостоил чести вручить?

Там тоже была записка? Или шептал это, ничего не значащее для него слово ей прямо в губы, как мне когда-то?

Даже странно, что одними цветами ограничился, — на джентельменский набор с шампанским и конфетами я, видимо, не дотянула по его шкале «любви».

Черт!

Как же все это мерзко, как противно и отвратительно, — понимать, что на самом деле он — вот такой! Или я все себе придумала, — в том числе и его, такого идеального?