Никого.

Одна глухая пустота, в которой слышно только мое жадное дыхание.

Черт!

Неужели я все пропустила? Неужели все так быстро закончилось? Это ведь был мой уже последний шанс побыть с Антоном перед тем, как мы с ним останемся в моей жизни лишь воспоминаниями! Кто знает, сколько Вадим будет еще терпеть, — быть может, уже через пару дней я стану его женой!

Снова лихорадочно набираю Маринку — но мне в ответ — только длинные губки.

Буквально падаю спиной на стену позади меня, — нет, так не должно быть! Это так нечестно!

Ну, почему, Господи, почему я хотя бы его номер не спросила!

— Ты что здесь, деточка? — шаркая ногами в зал заходит сторож. — Мне пора уже все закрывать.

— Уже все… разошлись?

Блин, была же еще последняя надежда, что Антон еще здесь — ну, мало ли, реквизит какой-то…надо собрать или еще что-то…

— Все, девонька, — кивает сторож.

— И… Артисты тоже?

— Так они еще раньше уехали, а тут еще танцульки были

— Не знаете, куда?

Бред, конечно, — ну, откуда ему знать? Сторожу уж точно не докладывали!

— Да откуда ж мне знать… Наверное, как это теперь у вас водится. В клуб какой-нибудь… Ох, шумно здесь было… Всей компанией артисты твои уехали, еще и девчонок каких-то с собой прихватили, шампанское прямо из горла хлестали… Да… Артисты — такой народ, девочка. Непостоянный и ветреный. Ты бы и не связывалась лучше.

— Спасибо, — бормочу, медленно выходя из зала.

В темноте мои каблуки, каждый шаг — отдаются гулким одиночеством и пустотой. Праздник жизни закончился, и, кажется, осталось только это.

И все — таки…

С отчаянной надеждой ускоряюсь, почти бегу снова через парк.

Все, что у меня осталось — это его адрес.

Какие шансы, что Антон дома?

Почти такие же, как то, что мне удастся выкрутится из ситуации с Вадимом — нулевые. И все же… Все же я никогда себе не прощу, если хотя бы не попробую поймать свой последний шанс!

Его окна без света, но я все равно влетаю в дом, несусь вверх по ступенькам и начинаю колотить в его дверь так отчаянно, как будто бы от этого сейчас зависит вся моя жизнь.

Но по ту сторону двери лишь тишина и я уже совсем теряю надежду, даже стучать перестаю.

Просто опираюсь рукой о косяк и тяжело дышу, чувствуя, как вытекает последняя надежда.

Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, как вдруг за дверью слышится какая-то возня, а после дверь распахивается так сильно, что громко стучит о стену.

Оборачиваюсь и замираю.

Он стоит в дверном проеме, закрывая его почти полностью.

Растрепанный, в одних джинсах, с чуть мутным, как со сна взглядом, который наполняется недоумением, а после… После чем-то диким, невозможным.

Черт! Я никогда не смогу на него смотреть спокойно!

Вот и сейчас сердце начинает бешено колотится, а ноги подкашиваться, как было всегда. Хочется бросится к нему, прикоснуться руками к щекам, прильнуть к широкой груди, но…

Почему он молча стоит в проходе?

— У тебя там… Кто-то есть? — спрашиваю так сипло, что и сама не узнаю собственного голоса.

Глава 36

Кажется, проходит целая вечность, прежде, чем он делает шаг ко мне и сгребает в охапку, прижимая к себе так, что, кажется, сейчас затрещат все ребра. Но это приятная, сумасшедше приятная боль!

— Никого, кроме тебя, Мира, — он гладит мои волосы, зарывается в них руками, жадно целует их, и я вся дрожу. Вот теперь мне снова тепло. По-настоящему.

— Только ты, всегда. Здесь, — прижимает мою ладонь к своему сердцу, и я чувствую, как кружится голова от этого биения, от каждого удара.

— Антон, — тихо выдыхаю, убирая ладонь и целуя его туда, где оно стучит, чувствуя, как волна дрожи охватывает его тело.

Он тут же наклоняется ко мне, подымает пальцами мое лицо и набрасывается на губы сумасшедшим, жадным поцелуем.

Наши языки схлестываются так жадно, так страстно, — нам так многое нужно сказать в этот момент, и они говорят за нас больше всех на свете слов.

С хриплым стоном он подбрасывает меня вверх, и я обвиваю его талию обеими ногами.

Наконец-то можно себя не сдерживать, не останавливаться, — втягиваю его язык, ловлю каждый его толчок внутри меня, зарываюсь пальцами в волосы, скольжу по плечам, возвращаюсь к лицу.

Как же мне этого мало! Как же хочется быть везде, прикоснуться к каждой точке на его теле! Каждым прикосновением кричать о том, как люблю его, — до боли, до безумия, до невозможного счастья быть с ним, вдыхать его запах!

С его руками твориться точно такое же безумие, — он скользит ими везде, по всему лицу, по телу, — как будто до сих пор не верит, что я — здесь, в его руках, как будто ему необходимо убедиться в этом вот так, наощупь, и от каждого касания меня будто простреливает током, — потому что эти прикосновения говорят сейчас мне то же, что так стараюсь в этот момент передать ему я.

Как безумно он скучал и как счастлив. Как не может насытится этим, подобно мне. Оба наших сердца сейчас звучат одинаково, как одно. И я до боли ощущаю его любовь и такую же безумную потребность быть вместе.

Мы забываем, где находимся, — моя блузка летит вниз, под ноги, туда же отправляется и лифчик.

Грудь опаляет его горячее дыхание, и от этого внутри все замирает и разливается невыносимым жаром сильнее, чем от самых откровенных ласк.

Антон подымает на меня полные безумия и дикого счастья глаза, и меня простреливает насквозь от этого взгляда, от той сумасшедшей лавы, которая бурлит там, у него внутри.

— О, Боже, — выдыхаю, откидывая голову назад, впиваясь в его волосы, безотчетно дергая их на себя, — а он уже начинает покрывать мои грудь мелкими, такими горячими, такими безумными поцелуями.

Расстегивает мои шорты, сразу же пронзая меня внутри двумя пальцами, одновременно прикусывая, втягивая в себя сосок, — и я только закусываю губы, чтобы не заорать сейчас от наслаждения, от этого тока, который выстреливает в каждой вене, заставляя меня гореть и плавиться, забывая обо всем на свете.

Боли нет, одно только безумное наслаждение, — внутри у меня давно уже так влажно, что он бы и весь мог войти один рывком.

— Мира, — его поцелуи перемежаются с хриплым выдохом моего имени, и голос царапает меня изнутри, отдаваясь в каждой клеточке. — Мира моя…

— Твоя, — стону, сжимая его волосы еще сильнее, — его пальцы двигаются внутри так быстро, что теперь я уже просто не могу сдерживаться, и вся взрываюсь вскриком.

Судороги оргазма выгибают меня, разрывают изнутри, я выкрикиваю его имя, пытаясь заглушить свои крики рукой, которую прикусываю изо всех сил, — но не выходит, это сильнее меня, сильнее моего сознания и воли.

Наслаждение затапливает, переполняет меня всю насквозь, и сдерживать его просто нет никаких сил!

Всхлипнув в последний раз, я просто обмякаю на нем, обхватив за плечи безвольно повисшими руками, тогда как все тело все еще продолжает подрагивать и содрогаться.

— Черт, прости, — его губы возвращаются в моему лицу, целуя куда попало. — Прости. С ума сошел, совсем соображать перестал, как только тебя увидел. Чуть не взял тебя прямо на лестничной клетке.

— Ты не виноват… Я тоже забываю обо всем на свете, когда ты рядом, — мой голос — легкий шелест, один выдох, совсем нет сил говорить и двигаться, но я сжимаю его плечи так крепко, как только могу, чтобы он понял, почувствовал это, — все то, что бесконечно переполняет меня к нему.

— Мира? — обхватывает мою шею, подымает голову, впиваясь сумасшедшим взглядом мне в глаза. — Скажи, что все это — сознательно. Скажи, что ты хочешь этого.

Его лицо сейчас безумно напряжено, сжатые челюсти, играющие желваки и сумасшедший, дикий взгляд, как будто вся жизнь для него сейчас зависит от моего слова.

— Да, Антон, — обхватываю его скулы ладонью. — Ты… Ты для меня — все, весь мир, вся жизнь…

Его глаза вспыхивают, но напряжение не исчезает еще до конца.

— Скажи. Скажи это, Мира.

— Люблю. Безумно люблю тебя. Так, что самой страшно. Когда мы не вместе, кажется, что солнце погасло и жизни больше просто нет. Люблю так, что саму себя не чувствую.

— Мира, — выдыхает — тяжело, шумно, сквозь зубы, зарываясь лицом мне в волосы, притягивая к себе на максимум, но я успеваю заметить, как дикая радость, безумное счастье загораются в его глазах вместе с облегчением, как будто сто тонн только что на плечах держал, а теперь — сбросил.

— Люблю тебя, — шепчет, занося наконец в квартиру, захлопывая ногой входную дверь. — Если бы только знала, как я тебя люблю, Мира, — снова толкает ногой какую-то дверь, бережно опускает на застеленную постель, рывком сбрасывая на пол покрывало.

— Я же, — нависает надо мной, пронзает своими безумно горящими глазами, — и я млею, ощущая тяжесть его тела на себе, распахиваюсь под этим взглядом так, как никогда и ни перед кем. — Я же почти сдох внутри, когда тебя не было.

Глава 37

И я знаю, что это — правда. Знаю, потому что каждый миг без него чувствовала то же самое.

Мы же…

Мы же как те две половинки, о которых говорят легенды. Просто не можем оставаться живыми, когда не вместе. Как будто сердце вырвали.

— Антон… — тянусь к нему за поцелуем, и на этот раз он прикасается к моим губам бережно, ласково, так нежно, как легким перышком, — исследуя, наслаждаясь, утолив свой первый жадный голод, теперь — так, чтобы прочувствовать каждый миг, каждую секунду.

Я вся — затапливаюсь его нежностью, ощущая напряжение его груди, каждой мышцы, каменную твердость между ногами, которая сквозь джинсы упирается прямо в мое распахнутое естество.