Кира Шарм - Безбашенный

Мне хочется в этот момент пнуть стену ногой изо всей силы, а еще — впервые наорать на мать.

Но вместо этого я только отключаю вызов, прикрыв глаза и прислонившись головой к стене. Что говорить, если все это без толку.

Хочется разреветься — вот прямо вголос, как маленькому ребенку.

Я ведь только встретила его, только что была так счастлива!

И вот…

Но я не могу даже расплакаться, — новый звонок разрезает тишину, заставляя меня чуть ли не подпрыгнуть.

На экране улыбающееся лицо, — самое ненавистное в мире. И ни одна его улыбка не в состоянии меня обмануть, — этот человек жесток и ему на всех наплевать, кроме себя. Но, увы, я обязана ответить. Особенно сейчас. Потому что не одна я могу попасть под его удар, но и Антон тоже. Я знаю. Я даже в этом не сомневаюсь.

— Привет, я у входа в твой новый универ, — звучит металлический голос. — Выйдешь или предложишь мне присоединиться к вашему студенческому веселью?

— Сейчас буду, — вздыхаю. — Пару минут.

Нашариваю взглядом туалет, влетаю вовнутрь, тяжело облокачивась лбом на холодное зеркало.

Приходится долго брызгать себе в лицо ледяной водой, чтобы очнуться. Теперь это намного сложнее, чем было раньше.

Придирчиво осматриваю себя, — слава Богу, Антон не оставил никаких следов на моей коже!

Пытаюсь выдавить из себя улыбку, — но получается кривой оскал.

Вздыхаю, — лучше все равно не будет, и нужно поспешить, — лучше уж так, чем он сам придет сюда, ведь тогда они с Антоном встретятся! И я уверена, — это встреча спокойно не пройдет! Антон точно не из тех, кто станет делать вид, будто ничего не было!

Выхожу, медленно направляясь к стоящей под самыми ступенями у входа Ауди последней марки и сажусь на переднее сиденье, — передо мной тут же распахивается дверца.

— Привет, любимая, — Вадим улыбается, притягивая меня к себе. — Я соскучился. А ты? Скучала по мне?

Он притягивает меня к своей широкой груди, сжимая так крепко, что, кажется, синяки останутся или затрещат сейчас ребра, даже не обращая внимания на мой протест.

Все, что я могу — это увернуться от поцелуя, — меня просто трясет, особенно сейчас, после совсем других рук и совсем других прикосновений.

— Не надо, Вадим. Пожалуйста — еле выдыхаю, почти лишившись возможности дышать — так крепко он сжимает меня.

Вадим так же стремительно отстраняет мое тело — так резко, что даже голова дергается, будто я тряпичная кукла.

— Опять — не надо? — жестко хрипит он, прожигая меня полыхающим, почерневшим взглядом. — Сколько я уже буду это слушать, Мира? Я устал от твоих вечных «не надо»!

«Вот бы и отстал от меня» — хочется ехидно выплеснуть ему в лицо, но вместо этого я только усаживаюсь нормально на сидении и обхватываю себя руками.

— Ладно. Не будем горячиться. Поехали.

Заводит машину, не дожидаясь, чтобы я пристегнулась — Вадим никогда не настаивает на этой условности, да и сам не пристегивается почти никогда, хоть и любит быструю езду.

— Куда? — я тупо смотрю на дорогу, что проноситься под колесами, пытаясь сдержать слезы.

— Ко мне поедем, малыш. На террасе уже накрыли ужин. Я хочу, чтобы ты сегодня осталась у меня.

— Нет! — вырывается слишком резко.

Не знаю, что сейчас видно в моих глазах, но сама я испытываю просто жуткую панику.

Только не это. Нет! Только не к нему! Не сейчас!

— Опять? — Вадим резко останавливает машину, поворачиваясь ко мне.

И глаза его светятся совсем недобро. Очень недобро.

— Сколько это будет продолжаться, Мира? Я тебе что — пацан? Один из этих твоих студентиков-мальчишек, да, так ты решила? Блядь, я не собираюсь все это выслушивать!

— Я просто устала, — уже совсем беспомощно выдыхаю, обхватывая плечи еще сильнее — как будто это может защитить меня от Вадима и от реальности. — Совсем недавно болела, подозрение на пневмонию было. Только сегодня первый раз на улицу вышла. И мне… Мне нехорошо… Очень, Вадим нехорошо.

— Конечно! — он лупит обеими руками по рулю. — Конечно, блядь, тебе нехорошо, — на хрена бухать, — или ты думала, что я не замечу запаха спиртного? Значит, как по вечеринкам шляться, одетая, как последняя шалава и там отплясывать, бухая, — ты прекрасно себя чувствуешь! А как ко мне поехать, — так, блядь, — сразу тебе нехорошо!

— В новом университете… Вечеринка. Я хотела со всеми познакомиться… Три дня провалялась в постели. Мне это нужно, понимаешь? Они же — мои сверстники! После всего… Мне хочется просто нормальной студенческой жизни! А блузка… Пуговица просто оторвалась, когда я же пришла — ну, и пришлось вот так…

— Ладно малыш, прости, — тяжело, с шумом выдыхает воздух сквозь сжатые зубы. — Я погорячился. Ты у нас девушка тонкая, чувствительная, стресс этот весь для тебя еще не прошел…

— Не прошел, — шепчу, чувствуя, как слезы все-таки начинают катиться по щекам.

— Ну-ну, не нужно, — притягивает меня к себе, снова прижимая к груди — но теперь уже даже пытаясь быть нежным. — И вообще, — не нужно тебе по вечеринкам этим вот всем таскаться. Я тебя куда хочешь отведу, со мной ты прекрасно развеешься.

— Отвези меня сейчас домой. Пожалуйста.

Слышу, как он бурчит что-то неразборчивое сквозь зубы — наверняка ругательства, а рука, что гладила мои волосы напрягается. И сама становлюсь, как натянутая струна. Услышит?

— Мне просто нужно время, Вадим. Нужно. Прошу тебя…

— Ладно, — теперь ни в его лице, ни в голосе — ни единой эмоции. Но я знаю, что он зол. Очень.

Но это сейчас и не важно, — главное, чтобы домой, не к нему…

— Я дам тебе время еще, Мира. Но мое терпение тоже не вечно. Наслаждайся последними днями и будь добра уже настройся на перемены в своей жизни!

Ничего не говорю, даже не прощаюсь, почти вываливаясь из его машины, — реально чувствую себя такой измотанной, как будто по мне каток проехал!

— Мира! — не успеваю раскрыть входную дверь, как мама тут же почти наваливается на меня. — Ты почему не позвонила, не сказала, что с Вадимом? Я ведь волнуюсь, места себе не нахожу!

— Мам… — почти протискиваюсь мимо нее на кухню — занавеска одернута, значит, так и выглядывала, что ли, все это время в окно? Ну, увидеть, с кем я приехала она могла только так. И просто безумное раздражение сейчас накатывает, — вот за это, за все, настолько, что видеть ее лица просто не могу!

Завариваю чай, медленно глотая кипяток.

— Совсем обо мне не думаешь, — ворчит мама, усаживаясь за стол напротив.

Черт! Так и хочется сжать кулаки и заорать на нее, но…

— Мам, — я подымаю полные слез глаза. — Неужели нельзя это все… Отменить?

— Ты что! — мать взрывается, ее лицо в одно мгновение становится багровым, — как почти всегда в последнее время, — сердце и давление. — Ты что себе придумала, Мира?! Как ты себе это представляешь?! Вадим же все сделал, он же твоего отца от тюрьмы спас, вытащил — только он, иначе… Иначе отец бы не выдержал, ты же прекрасно знаешь! И так после всего этого ужаса инфаркт перенес! Ты что же хочешь, и это отменить, да? Чтобы отец обратно, под следствие вернулся?

Я только закрываю глаза, шумно выдыхая и пытаясь согреться о горячую кружку. Но тот лед, что у меня внутри — никто не растопит.

— Ты подумай, — мамин голос смягчается, она кладет свою руку поверх моей, чуть сжимая. — Подумай, какой Вадим все же замечательный… Какой он добрый, благородный… Ты вспомни, сколько он за тобой бегал, а? А как красиво ухаживал? С букетами таким, что в двери не вмещались, каждый вечер к тебе приходил! А ты — все нос воротила, смеялась над ним, — думаешь, каждый бы такое забыл? Нет, детка, мужчины — они народ очень самолюбивый! И если их вот так динамить, на всю жизнь потом запомнить могут и гадость даже через десять лет выкинуть! А он… Ты вспомни, Мир, — от нас же все тогда отвернулись! Все! Даже те, кого мы считали самыми близкими друзьями! И только Вадим! Только он — сразу же появился, примчался и протянул руку помощи!

И совсем не безвозмездно, — с горечью думаю я. В обмен на то, что я безоговорочно соглашусь стать его женой.

Добрый… Благородный…

Даже расхохотаться хочется!

Потому что я на дух его не переносила! И на это были причины!

Я видела, как он издевался над другими! Над более слабыми или теми, кто просто не мог ему ответить. Да, богатство его отца играло здесь тоже не последнюю роль, — а он прекрасно это понимал и пользовался, — унижая, вытирая ноги. Я все помню. Потому и гнала его. Всегда. Потому что могла себе позволить, а подкупить меня у него не было шансов, хоть он и очень старался.

Не подкупил, так купил.

Помощью этой своей, кучей денег и связей, благодаря которым дело против отца закрыли и даже почти замяли, — все равно в прессу уже многое успело просочиться и несмываемое пятно успело лечь на нашу семью.

Да, все это правда — именно поэтому мне пришлось и переводиться из своего университета, — там все прекрасно знали, что произошло и тыкали бы в меня пальцами. Поэтому пришлось даже сменить фамилию — и из Самохиной я стала Самойловой, — взяла фамилию бабушки по маминой линий. Родители настояли. Чтобы потом могла нормально жить и работу найти.

Именно поэтому мне и пришлось сбежать от Антона, — вот так, пока он спал, даже не поговорив, не попрощавшись, — я не смогла бы, просто не смогла бы тогда вернуться! Знала, — если не сбегу, дождусь, пока проснется, — с ума сойду, сбегу с ним и вообще никогда не вернусь в столицу!

А ведь тогда отец просто бы погиб!

«Благородный» Вадим с первых слов однозначно дал мне понять, — пальцем не пошевелит, если я не соглашусь выйти за него. А если передумаю, обману его — в любой момент все вернется на круги своя.