Кира Шарм - Безбашенный

Качаю головой и уже заношу было руку, чтобы постучать, — как вдруг из-за двери раздается женский стон.

Сердце пропускает удар, — ему вторит тяжелый, рваный, задыхающийся хрип, — в котором я безошибочно узнаю Антона.

Пальцы сжимают стаканчик с кофе так, что горячая жидкость начинает выливаться, обжигая пальцы, растекаясь на платье, — но я даже не могу пошевелиться, даже не чувствую этого.

Он ведь никогда!

Никогда, при всем их блядстве, не занимался сексом там, где они работают! И уж тем более, перед выступлением, — вот так, еще и задерживая концерт!

Я замираю, чувствуя, что задыхаюсь, — дверь подрагивает, слышны шлепки тела об нее, стоны, вздохи, легкие женские вскрикивания…

А мне хочется зажать уши. А лучше, — понять, что мне это просто сниться — потому что, если Антон такое себе позволил, то та, кто находится по другую сторону двери должна значить для него намного больше, чем просто обычный одноразовый секс!

Как мазохистка, слушаю подтверждение ее наслаждения. Мне бы развернуться и бежать. Да только ноги будто бы приросли к полу!

— Ты моя, Мира, — слышу хриплый, надтреснутый, полный страсти и какого-то безумия голос Антона, и все тело будто пронзает огромная ледяная стрела.

Он никогда так не говорил. Ни с кем. Я знаю. И даже если бы не знала, — сердце, которое сейчас сжимается так больно, говорит мне о том, что каждый звук его голоса содержит в себе намного больше, чем даже эти слова.

— Твоя, — доносится из-за двери женский полустон-полувыдох, а после слышаться звуки сплетенных тел, тяжелой дыхание, новые стоны.

Я будто перед собой вижу напряженное лицо Антона в этот момент, его хриплое дыхание разрывает мне уши.

Как сквозь пелену, слышен голос Эда, — Антона уже давно ждут, зовут на сцену, только вот он, как я понимаю, никак не может оторваться от своей незваной гостьи.

Щелкает замок двери, — и я каким-то немыслимым чудом заставляю себя сорваться наконец с места и занырнуть за поворот, — не хватало еще, чтобы меня здесь вот так вот застукали!

Наблюдаю за девицей, которая меня не замечает, проходя мимо, останавливается возле зеркала, пытается привести себя в порядок, хотя на ней так и написано, чем они только что занимались и, цокая каблуками, уходит прочь.

А я так и остаюсь прижитая к стене. Задыхаясь, прикладываю руку к груди — кажется, мое сердце сейчас просто выскочит. Перед глазами темные круги, стаканчик с кофе выпадает из дрожащих рук, разбрызгивая то, что в нем осталось, прямо мне на ноги. Но это уже не важно. Какое значение это может иметь, если ощущение, будто жизнь моя в один момент просто рухнула?

Мира.

— Ну, где ты пропадашь? — Маринка уже разгоряченная, щеки горят, глаза сияют, — как будто бы она занималась сейчас точно тем же, чем и я.

И все равно, смущаюсь под ее придирчивым взглядом, которым она меня окидывает, — такое ощущение, что только вот зашла, и всем уже предельно ясно, что я делала!

Но подруга только подмигивает и одобрительно кивает, протягивая мне стаканчик с ярко-оранжевой жидкостью.

— Молодец! Оделась как надо! Мирка! Да ты просто супер! Но кто же так опаздывает, а? Тут такое было! Не поверишь! Я три раза на сцену выходила — и сам Лагин меня туда за руку вытаскивал! Ну… Первые два раза-то лично, а потом уже я сама туда летела, чуть не сбивала только каблуки!

Маринка счастливо смеется, а у меня до сих пор перед глазами все плывет.

Отпиваю из стаканчика — до сих пор так жарко, как будто бы вокруг сорок градусов, не меньше. И тут же морщусь, когда горло опаляет.

— Это что, Марин? Алкоголь? Нельзя же! Ну, ты даешь, — хоть бы предупредила! Я же думала, что сок!

По-хорошему, мне бы сейчас что-нибудь ооочень холодное, а лучше вообще лед ко лбу приложить, чтобы в себя прийти! А тут еще и спиртное…

— Ой, перестань, — беспечно отмахивается от меня подруга. — Здесь всем нельзя и все пьют сок с виски. В конце концов, это же вечеринка!

Да… Маринка, я смотрю, уже распалилась до предела! Впрочем, как и остальные!

Вокруг шум, хохот и такие же распаленные лица! Благо, из преподавателей никого нет, — не хотелось бы попасться, тем более, с учетом, что я новенькая!

— Да расслабься, — Маринке уже совсем весело, и она толкает меня локтем в бок. — Я уже, между прочим, успела с кучей народа познакомиться! Вот те парни нас за свой столик даже позвали! Но я честно тебя дожидалась! Эх, жалко, что ты раньше не пришла!

Смотрю туда, куда указывает Маринка, но вижу их довольно смутно. Хорошо, что она к ним не пересела — терпеть сейчас еще и какую-то компанию — выше моих сил.

Только качаю головой, улыбаясь подруге.

Механически подношу стаканчик к губам, и…

Замираю.

Потому что все пространство вокруг разрывает такой родной, такой любимый голос…

— Всем прекрасного вечера! — разливается голос, от которого сердце снова сначала замирает, а после — просто бешено пускается вскачь.

В ответ его приветствуют крики и улюлюкание.

— Я люблю тебя, Антон! — слышны женские выкрики.

А я изумленно таращусь на сцену, где стоит ОН.

Безумно красивый, просто идеальный, — хоть до сих пор с растрепанными волосами, но от этого он еще красивее.

Рубашка навыпуск, полурасстегнута, а через сценическую подсветку мне кажется, что я даже вижу тугие вены, оплетающие его крепкие руки.

Так и замираю с раскрытым ртом, глядя на него.

Зато Маринка визжит за нас двоих, и, сдергивая с шеи платок, начинает им размахивать.

Антон продолжает что-то говорить, а я даже не разбираю слов, — просто сижу и таращусь на него.

— Эй, ты чего, как неживая, а, подруга? — Маринка снова меня толкает. — Так! Тебе срочно нужно что-нибудь горячительное повторить!

— Это кто? — я поворачиваюсь к Маринке.

— Антон? — она хохочет. — Ну ты даешь! Это же — Антон Дольский! Звезда наша! Самая настоящая, да-да! Их концерты с Лагиным даже по телеку крутят! Неужели ни разу не видела? И программа у него на радио, в пять утра идет. Да ты что? Тут все под нее просыпаются и целый день обсуждают! Представляешь, он же еще и в нашем универе учится! На заочке, правда, но все равно… Зве-зда — и так близко, прям как простой смертный, прикинь?

Я прикидываю, и киваю, как китайский болванчик.

А ведь оказывается, я не сошла с ума и его голос по радио мне не чудился… Кто бы мог подумать… Звезда!

Зато теперь становится понятно, почему он был тогда окружен девчонками, которые на него так беззастенчиво вешались. И я с облегчением выдыхаю.

— Э-эй, Мирка! — Маринка машет рукой у моего лица. — Ты что окаменела? Что, влюбилась? Хм… Могу тебя понять, тут каждая вторая бредит этим красавцем! Только вот не обольщайся, — говорят, он ни с кем серьезных отношений не заводит. Ну, его понять очень даже можно, — нагуляться хочется! Хотя вот Лагин, несмотря на молодость, все же женился! И с тех пор все девчонки дружно переключились на Антона!

Мне становится еще жарче, — даже ладони прижимаю к щекам.

Ни с кем, значит, ничего серьезного… Только со мной… Значит… Значит, ничего я не придумала, — и мы для него — это такое же особенное сокровище, как и для меня!

Эх… Наверное, лучше было бы, если б это было не так. Если бы он выбросил меня из головы и забыл, — так для него, конечно, было бы легче. Но… Сердце эгоистично хочет, чтобы он любил меня так же, как и я его. И ничего с этим не поделать!

Глаза Антона лихорадочно шарят по полутемному залу, пока он что-то говорит.

Находят меня, — и на напряженном до сих пор лице я читаю облегчение.

И сердце весело подпрыгивает, ловя его ослепительную улыбку, — я знаю, она — только для меня!

Антон

Впервые в жизни я ненавидел выступление, потому что из-за него мне пришлось оторваться от той, кто стала не просто моей любовью, нет, — моим воздухом, моим кислородом!

Один взгляд — и она завела мое сердце, как будто оно похоже на заводной механизм, не работающий без ключика под названием Мира!

Черт! В один момент я взлетел на небо, а ведь перед этим чувствовал себя так, как будто изгвоздался весь в каком-нибудь болоте, из которого никак не найти выхода, как бы ни тянулся вверх, как бы ни задыхался.

И ни хера, — ничего меня не оживит, не запустит, кроме нее, — это я понял, едва коснувшись ее щеки рукой! Ни любимое дело, даже если я буду заниматься им сто часов в сутки, ни друзья, — никто и ничто. Только она. Стоит ей появиться, — и жизнь начинает током лететь по венам, заставляя ощутить наконец-то ее вкус! Возвращаются запахи и звуки, радость, — да все, чего я был лишен в беспросветном тупом и бесцельном существовании без нее!

Блядь, — она только выходит, а внутри все снова леденеет и замирает.

Чувство, как будто мне дали под дых.

Липкий и ледяной страх, — что снова потерял, что она сейчас раствориться и исчезнет, как видение!

Меня шатает, когда выхожу на сцену, — надеюсь, этого не видно, все-таки, каждое движение отточено до идеала!

На губах до сих пор горит, полыхает жаром ее поцелуй, во рту все еще ее вкус, — самый незабываемый вкус в мире, — а сердце уже глухо бьется от ощущения потери.

Жадно шарю глазами по полутемному залу, — вот как будто бы просто сдохну сейчас, здесь, на этой сцене, если ее не увижу, почти ненавидя в этот момент Эда, который выдернул меня из самого единственного для меня блаженства сжимать ее в своих руках, прижимать ее к собственной раскаленной коже.

И наконец выдыхаю, наткнувшись взглядом на ее невозможно синие огромные глаза.

А дальше…

Дальше уже ничего для меня не существует, — ни людей вокруг, ни стен, ни зала, — ничего!