Катя опять перед ним беззащитно обнаженной оказалась, он же снова замялся отчего-то… Взглядом по телу гулял, жадно так, ласково, потом прямо в глаза посмотрел, и видна была в них решимость и будто отчаянная готовность…

— Ты не едешь в Америку, Самойлова. И замуж не выходишь за Питера своего. Поняла меня?

— В смысле?

* * *

Она не поняла. Ни слова, если честно. О чем и сообщила. В ответ же получила исповедь, которой не знала даже, радоваться или волком выть…

— Мне отец твой сказал, чтобы я не лез к тебе, замуж же выходишь… Я обещал, что не буду, а потом… Не могу к тебе не лезть. Понимаешь? Не могу. Думал, что предательница, все равно не мог. Узнал, что не предавала — тем более не могу. Хочу тебя, люблю тебя, сдыхаю, когда думаю, что сегодня ты со мной еще, а завтра в Америку свою. К Питеру… Может, он отличный парень, да только… Нет у него шансов. Может были, пока ты не вернулась, а теперь — нет. Из квартиры не выйдешь, пока сама это не поймешь. Хочешь ненавидеть меня — вперед, я потерплю. Еды я припас много. Месяц продержимся, думаю. Дверь бронированная, ключ съем… чуть позже только, надо достать, что-то я не подумал об этом… Хочешь, брось в меня чем-то, но только не смотри так… И не смейся. Почему смеешься-то? Кать, тебе плохо что ли? Кать!

Катя же… Сначала слушала его исповедь, забыв напрочь, как дышать, потом будто сбоку собственный смех услышала, потом слезы на глазах выступили, все от того же — от смеха, и ноги держать перестали, пришлось присесть на корточки, в руки уткнуться и смеяться… смеяться от души, не просто до слез — до колик, потому что…

— Я не выхожу замуж за Питера, дурак! — Андрей рядом на пол упал, руки ее расцепил, стал в лицо разглядывать, перепуганный какой-то, услышал, сощурился…

— В смысле?

Катя же ответить сразу не смогла, снова смехом залилась. Все ясно стало… И может далеко не так смешно было, как ей сейчас казалось, но казалось же…

— В прямом. Веселов, я не выхожу замуж ни за кого. Питер на девушке своей женится. Кларе. А я помогаю просто. Вроде как свидетельница тоже… Она археолог, в экспедиции сейчас. А он решил сюрприз сделать, она приезжает как раз… Ну они сразу и женятся. Мы уже и платье подобрали, я мерила, все сделали…

— Но отец твой сказал… И ты подтвердила же…

— Что я подтвердила, тупица? Я не могла такое подтвердить! Тем более… — она руку высвободила, перед глазами его помахала. — У меня кольца даже нет! Как ты подумать-то мог такое? Вот дурак…

— А платье зачем? — Андрей наверх покосился… Катя поняла, о чем толкует, еще сильней заулыбалась…

— Я же тебя объяснила — у нас с Кларой один размер. Я здесь померила, купили… Теперь в Америку повезу… Ей подойдет…

И пока Андрей соображал, Катя его обняла, губами в теплую шею уткнулась, зажмурилась. Господи… Вот ведь идиотская натура! Но и папа хорош… Хотел, как лучше, а получилось…

— Так я тебя зря воровал, получается? — до него еще с минуту доходило, молчал, моргал, прокручивал в голове все, что слышал, осознавал, что додумал…

— Получается… У меня и обратный билет есть. Неделю там, потом домой. Надо шмотки собрать, привезти, я дома побыть хочу… С тобой… — два последних слова тихо сказала, ласково, с опаской.

— Я какой-то дебил, получается… — Андрей заключил ответственно, Катя же отчего-то захрюкала, щекоча дыханием шею… Слышала бы это Вера… Да она бы стоя аплодировала сообразительности парня!

— Ты не дебил, ты запутался просто… — Катя оторвалась все же, в глаза любимые заглянула, по голове погладила…

Они странно сейчас смотрелись, наверное. На полу. Она в одном белье, он не разулся еще даже… Ее взгляд нежный, жалостливый слегка, его — растерянный до сих пор…

— Значит… У нас есть шанс на безусловно? — но сомневаться все равно времени не было, Андрей это понимал, поэтому-то вопрос задал уже куда уверенней, улыбнулся, лбом ко лбу, глаза в глаза…

— Нет шанса, — ответила, улыбнулась, губ губами коснулась. — Нет шанса не безусловно.

* * *

— Коть, — они долго еще на полу сидели. Смеялись, целовались, шептали что-то… Как жили рассказывали, как скучали, как переживали, как пытались… забыть и забыться. Теперь можно было рассказать все это. Уже ведь понятно, что не вышло. Ни забыть, ни забыться. Да и не нужно. Слава богу, уже не нужно…

Теперь же в спальне оказались.

Андрей на кровати сидел, Катя у него на руках. Мужскую рубаху накинула, чтобы не мерзнуть, да только руки Веселова все равно под ней по телу бродили. Неспешно, ласково, с пониманием, что никуда не денется уже, можно не спешить…

— Я же правильно понял, ты не…

Не ответила даже, снова в шею уткнулась, спряталась. Может и хорошо, а то еще не так улыбку расценила бы, обиделась, а ему… Нельзя сказать, что неважно было, просто… Не верилось, что ли… Сам же свое счастье упустил четыре года тому, а оно вернулось — такое же мягкое, нежное, наивное, чистое… Хотя по-другому и быть не могло, наверное. Она ведь только тому доверилась бы, кого полюбит безусловно. А безусловно — только его одного…

— Может к Коту сходим? — Андрей замер на секунду, улыбка еще шире стала… Вот так, значит. Он тут свою думу думает, она свою. Нет, чтобы о нем… О Коте этом вечно…

— А мы без него никак не справимся? — Веселов с девичьего плеча рубашку спустил, поцеловал — в ключицу сначала, потом дальше двинулся.

— Мы без него, может, как-то… и справимся… — Катя пыталась связно мысли в предложения строить, но путались предательницы. Путались… — А вот он без нас, боюсь…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Надо проверить, Коть… Пусть попробует. И мы попробуем, — Андрей встал, Катю на пол опустил, она сглотнула боязно, Веселов сначала с себя майку через голову стянул, потом рубашку с ее плеч спустил окончательно, подбородок поддел, дождался, пока взгляд поднимет. — Хорошо, что ключ съесть не успел, — романтика момента располагала к другим разговорам, но Андрей не сдержался почему-то, сказал, что до сих пор мучило, увидел, как Катя в улыбке расплывается… Расслабляется чуть…

— Мы бы даже скорую впустить не смогли. Дверь пришлось бы вырезать. Ты очень рисковал.

— Я бы еще раз рискнул, Катя, — игривое замечание получило максимально честный ответ. Тела были еще полуголыми, а вот души — полностью. — Ты просто, видимо, не понимаешь, насколько я любил тебя тогда. И сейчас люблю. Я бы вплавь за тобой. Веришь?

От его слов мурашки по рукам пошли, и желудок в узел. Ушами женщины любят. Ушами. Но только искренность эти уши берет. И души тоже.

— Верю. Я тоже, — Катя сделала шажок навстречу, сократив расстояние между ними до нуля, на носочки встала, целовать начала. Андрею объяснять не надо было. Дальше все урывками запомнилось.

На руки подхватил, сел снова, целовались упоительно, как он ее по сантиметру изучал, так она его теперь. Не боялась, не стеснялась, дрожала, но шла вперед… На кровать толкнула, сама с ремнем справилась, выцеловывать начала узоры — на губах, шее, груди… Да только недолго музыка играла, Андрей перекатился, сверху оказался, одной своей рукой обе ее зафиксировал над головой где-то, застыл на мгновение, проверяя, что скажет… Она ничего не сказала, только дышала тяжело, глаза широко открыты, грудь вздымается, губами к его губам тянется, телом к телу…

— Хочу тебя, Веселов, — ни в словах не стеснялась, ни в действиях.

— Знаю, — он и не сомневался. Пожалуй, не уйди он так глупо, неправильно ход с примеркой ночнушки развратной расценив, по поведению ее понял бы, что никакой Питер им не страшен. Только собственные сомненья.

Сейчас их не было. Были они, их губы, руки, тела, вздохи и взлеты. Пьяные поцелуи и поволока на глазах, прогиб в спине, стремление двигаться навстречу до бесконечности… Доверие.

Ее первый раз, его первый по любви.

* * *

Ее голова снова лежала на его груди. В темноте, на фоне окна видна была игра в переплетенье пальцев. Сначала он ведет в этом танце рук, потом она. Снова он. Она. Улыбаются, прижимаются тесней, молчат…

— Нам завтра на дачу надо будет съездить… — Катя первой заговорила. Вспомнила вдруг, что существует завтра. Существует дача. Существуют люди…

— Зачем?

— Познакомишься со всеми… Снова. У папы спросим, зачем соврал… Да и… У нас праздник завтра большой. Марина с дедушкой Сережу забирают. Сына своего. Приемного…

— Так может я в другой раз как-то? — Андрей не против был и завтра, да только… По всей видимости Марк Леонидович будет не слишком рад такому гостю. Зачем человеку настроение портить?

— Я завтра хочу. Не могу терпеть, — Катя потянулась к его лицу, поцеловала. Долго, закрыв глаза, пытаясь как можно лучше его губы на вкус распробовать.

— Значит, завтра. А послезавтра к моим съездим. Мама скучает по тебе… — Катя зарделась, улыбнулась… — А после Америки твоей рванем куда-то… Куда хочешь?

— Неважно…

— Вот и мне неважно. Туда и рванем, значит.

— А учиться кто будет? Работать? Кота кормить?

— Кот с нами поедет. Паспорт сделаем ему, будет у нас Кот-путешественник. Работать я и удаленно могу, а учиться… Поступим… и можем себе позволить отдохнуть…

Катя не была против. Совсем не была. Ей и тут хорошо было бы. И в любом другом месте. Действительно, неважно.

— Я Алису Филимонову встретила. Просила простить ее.

Андрей хмыкнул, приподнялся чуть, руку за голову закинул. Котеночек и «БЕЗУСЛОВНАЯ» оказались будто у Кати на ладони, она расхрабрилась — стала пальцем по узору водить… Против царапин особенно усердно, как бы пытаясь их стереть.