— Нет. Я с тобой… И скажи мне, сколько… Ну, сколько стоило, чтобы ее взяли, я…

— Катя, — он выбраться помог, не знал, кому это надо больше — ей или ему, но обнял, понял, что оба дрожат. — Это стоило тонны нервов. Нам обоим. Хочешь отплатить — перестань мотать…

Самойлова нервно рассмеялась, хотя не смешно это было, совсем не смешно. Наркомана с улицы не возьмут и просто так не оформят. А значит, она теперь должна Андрею… Да она ему всю жизнь что-то должна.

— Идем… — он из объятия выпустил, за руку взял, за собой потянул. Оформление заняло у них с полчаса. За это время Лену успели определить в палату, принять меры первой необходимости… На вопрос Кати о том, в каком мать состоянии, ответили смешком скептическим. Мол, девочка, в каком вы ее доставили, в таком и есть… Катя вдруг себя еще и в этом виноватой почувствовала…

На душе было так гадко, что словами не передать.

Когда они с Андреем снова по ночному городу ехали, уже в сторону дома вроде бы, когда все самое страшное позади, казалось бы, Катя чувствовала себя еще хуже, чем пока Лену искали. Там хоть страхом крыло, и он все чувства заглушал, а тут…

— Хочешь за руль, Коть? Отвлечешься…

Андрей ее из собственных мыслей вырвал, удивиться заставил. Катя посмотрела на него с сомнением, потом на руки свои — до сих пор дрожавшие, снова на него.

— Хочу, — ответила. Отвлечься действительно надо бы.

— Права есть?

— Да. В кошельке…

Андрей кивнул, на обочину свернул, из машины вышел… Катя тоже, встретились перед капотом. Он руку ее поймал, к губам поднес, заглянул в глаза.

— Только не убей нас, Котенок, — пошутить попытался, она попыталась шутку оценить, а потом села на водительское… Почувствовала, как адреналин в крови разгоняется, кресло под себя подогнала, зеркало.

— Пристегнись, Веселов…

Он хмыкнул, но указание исполнил. Боялся ли за свою жизнь? Если честно, нет. За нее боялся. Что Катя вот в этом своем ступоре домой доедет, в квартире своей замкнется, а потом… неведомо, что будет. Съест себя, измотает, прорыдает всю ночь… Нет уж, лучше пусть так все эмоции выпустит, пусть в скорость преобразит свою боль. Пусть гонит. Гонит прочь от женщины, по несчастью зовущейся матерью…

* * *

Она ехала… довольно аккуратно на самом-то деле, не «клала» педаль газа на пол, не заставляла леди Мазду реветь отчаянно, да и вообще… его любимые девочки нашли общий язык. Мотор рокотал даже как-то по-особенному. Будто тоже урчал, по-кошачьи, бархатно…

Катя неслась по улицам родного города, давно позабыв о том, что они вроде как домой собирались. Выехала на окружную, по ней рванула, пустой, длинной, от фонаря до фонаря…

— Включи музыку, — мельком на Андрея глянула, он же кивнул, включил… Ее любимую. Еще с тех пор помнил, когда в школе встречались. Самойлова усмехнулась, услышав первые ноты, скорости прибавила, продолжила губы кусать, смотря на дорогу…

И вроде как собиралась мысли очистить, а по факту… смотрела на разметку, на светофоры реагировала, за скоростью следила, но вечно сбивалась на Лену. Чертову маму. Предательницу. Мучительницу. Безвольную тряпку, которая не любила никогда… и не жалела никогда…

Конечно, зачем жалеть, если теперь всегда есть человек, который тоже тряпка… Который тоже по первому зову посреди ночи срывается и разыскивать несется… Которого теперь наверняка будет легко разводить на бабки, обещая вылечиться и вот тогда…

Марка она хотя бы шантажом брала, а ее, Катю, получается, чем? Стремлением к любви несуществующей? Готовностью снова и снова шансы давать? Мягкотелостью…

— Кать, ты плачешь…

Снова рыдала, даже не заметив этого… А потом зарычала, отчаянно, больно так же, как на душе сейчас было, последний рывок сделала, позволяя и машине так же зарычать, затормозила, отстегнулась, упала в раскрытые объятья, продолжая уже там рыдать, и себе душу на клочья разрывая, и Андрею.

— Ей удобно, Андрей. Ей так удобно… Просто удобно…

Говорила вроде как ему, но он-то не слышал диалог, не понимал, о чем речь, а она все сильнее плакала. Не помогали ни объятья, ни слова, ни обещания, что все хорошо будет. Вот завтра — точно хорошо…

Надо только ночь пережить, слезы выплакать, смириться…

— Мы — люди, Коть. Мы ко всему привыкнуть можем. Со всем смириться. Вот и с этим смиримся… как-то…

Он и сам не знал, как, но понимал, что придется…

Может и к добру, что тогда встреча матери с дочерью так и не произошла, потому что… Не выдержала бы Катя двух таких предательств одно за другим. Когда-то его пожарная вышка грозила бы уже ее вышкой стать. Хорошо, что только сейчас встретились, а еще лучше… если бы вообще не встречались больше.

В неведении легче жить было бы. В сто раз легче…

— Поехали домой, Котенок, — когда слезы высохли, рыдания прекратились, его футболка насквозь мокрой оказалась, зато ее глаза — сухими, Андрей поддел любимый подбородок пальцами, в любимые же глаза заглянул, любимых губ своими коснулся, улыбнулся мягко, потом еще раз губами губ. — Утро вечера мудренее.

Она кивнула, снова поменялись, снова понеслись…

— Я у тебя заночую сегодня, могу на диване… — в своем доме вдвоем на десятый поднялись, Андрей не спрашивал — перед фактом поставил, Катя же, кажется, и не собиралась сопротивляться…

В прихожей присела, механическим движением по спине выгибающегося навстречу мурчащего Кота пару раз провела, потом в ванную…

— Вот полотенце, щетка зубная синяя в стакане стоит — новая, а я постелю пока…

Он кивнул, отправился в душ. Вода помогла все же, смыла хотя бы часть той тяжести, которая будто на плечи легла…

Андрей подумал, что надо бы к себе зайти, пижаму взять, да только… А вдруг передумает, назад не пустит? Лучше не рисковать… В гостиной на диване постелено не было, зато свет в спальне включен, она сидела на кровати, держа на руках Кота и гладя его, продолжая губы кусать…

— Ты на диване не выспишься нормально, а тут… не подеремся, думаю, — даже пошутить попыталась, встала с кровати, кота в его руки передала, сама же тоже в ванной скрылась. Андрей каждую секунду прислушивался к звукам. Сначала вода шумела… долго… Кажется, Катя снова плакать пыталась тихонечко… Потом фен… Затем зубы чистила… Задержалась еще на минуту по непонятным для Веселова причинам, вышла…

В спальню вернулась уже в пижаме, застыла на пороге, засомневалась, выключила свет…

— Мяу… — Кот цапнул одного из кормильцев, который на хозяйку засмотрелся так, что сжал его больно, соскочил уже с его рук, вышел из спальни…

Андрей тоже на краю кровати сидел, потихоньку к темноте привыкал, сглотнул, когда Катя к нему подошла, при свете не рискнула бы — постеснялась. Как он любил делать, его лицо в ладонях сжала, поцеловала так, будто крылом бабочки задела, оторвалась тут же.

— Спасибо, я в неоплатном долгу перед тобой, и извини, что пришлось из-за меня во всем этом… искупаться. Ты не должен был.

— Я уже говорил. Я обещал, потому должен.

Она не спорила, улыбнулась грустно, кивнула, отойти собиралась, но не успела, его руки на бедра легли, погладили нежно в районе тазовых косточек…

Катю в жар бросило, она понимала, что он сейчас сделает…

— Можно?

Велика ли цена за сегодняшнюю помощь? Наверное, нет. Вот только не цена это. Это благодарность. Он имеет право знать. Тот Андрей, которого она в семнадцать так любила и в двадцать один снова встретила. Не предатель, которого сама же и придумала, а честный, добрый, умный, гордый, смелый, лучший… Самый лучший…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Катя даже не кивнула — взгляд опустила, а потом с замиранием сердца чувствовала, как шелковая ткань по коже скользит — майка вверх немного, шорты вниз наоборот, только одно бедро оголяя.

То самое, на котором…

— Только тот, кто безусловно…

Он вслух прочел, еще сильней руками сжал, чуть ближе к себе притянул, уже губами надписи коснулся, потом лбом прижался.

Все понял. Значит, не разлюбила. Значит, не изменилась. Значит, ни Разумовский им больше не страшен, ни Филимонова, ни Питер. Потому что только тот, кто безусловно. Только тогда, когда она захочет.

— Давай спать, — Андрей точно знал, что она красная сейчас, в свое фирменное пятнышко, пусть в темноте это и не видно было толком. Улыбнулся, несмотря на то, что Котеночек снова по «безусловной» вел своими когтями. Но ничего. Это сейчас ему больно осознавать, как много времени по глупости потеряли, но это пройдет. И времени теперь много будет… Но форсировать не надо. Утро вечера…

— Ага…

Она отступила, кровать с другой стороны обошла, легла на краешек, спиной к нему…

Андрей сначала подумал, что это она правильно, дальновидно, но потом… На тот же краешек к ней подвинулся, под ее одеяло залез, руками обнял в обход шелка, который и так уже сбился… По горячему животу вверх проследовал, чувствовал, что она напряглась, сжалась… Зато о матери своей думать забыла наверняка. Он только ради этого… Только из благородных побуждений… Затормозил на мгновение, когда пальцы еще более нежной кожи на груди коснулись, хотя, казалось бы, куда нежнее? Глаза закрыл, вдыхая запах ее волос… Она же молчала, даже дышать боялась, кажется… Затаилась, ждала…

— Утром поговорим, а пока спи…

Но ему правда поговорить сначала важно было. Все точки над И расставить. Ведь безусловно все должно быть, а сейчас… далеко от трезвых мыслей обоим. Столько произошло, такой сумбур в голове…

Она не ответила, но слышно было, как дышать начинает. Прерывисто, осторожно, привыкая к тому, что его руки могут замереть на теле, не доставляя неудобства при этом, а наоборот — уверенности придавая, потом позволила себе даже спиной в него вжаться сильнее. Чувствовала… Все прекрасно чувствовала, и все равно вжималась… А в какой-то момент заснула… Андрей просто понял это… И нырнул следом. В сон.