Вечером же, а скорее даже ночью, Катю домой вез уже отец. Машина ехала неспешно, они будто прогуливались на колесах, Марк тихим голосом с ней говорил обо всем на свете, она ему так же отвечала.

После того всплеска замкнутости, который произошел с ней в семнадцать, отношения с Марком у них стали еще ближе, чем в детстве. Даже запретные темы существовать перестали. Правда, только некоторые.

— Лена давно на связь не выходила? — Марк заехал на парковку рядом с домом дочери, но она не постаралась тут же смыться, повернулась в кресле, посмотрела на профиль отца, больной для обоих вопрос задала.

— Полгода уже молчит. Видимо, поняла, что денег от меня не получит на наркоту, а так… Не за жизнь же нам говорить, — Марк даже пошутить попытался, Катя улыбнулась для виду. Им, наверное, действительно обсуждать нечего. Это нормально для людей, которые много лет тому развелись, вот только… Хоть бы раз о дочери своей спросила. Хоть бы раз…

— Думаешь, объявится?

— А куда денется? Конечно, объявится. А ты… Хочешь увидеть ее?

— Нет. Не хочу. Просто надо же знать, что там с ней…

С тех пор, как единственная планируемая встреча сорвалась, Катя больше и не думала о ее повторении. Не было душевных сил снова переживать это все — страх, надежду, ожидание, разочарование. Но и совсем выбросить ее из головы тоже не выходило. Мать ведь.

— Если она позвонит — я скажу, Котенок. Не переживай, — Марк притянул дочь к себе, в волосы поцеловал, задержал в объятьях чуть дольше, чем требовалось для простого прощания. Она всегда расстраивается, если речь о матери заходит. Просто с возрастом научилась филигранно делать вид, что ее это абсолютно не задевает.

— Спокойной ночи, па, — Катя из машины вышла, глянула на девятый… Окно в соседской кухне светится. И силуэт в нем. Будто сторожит…

Усмехнулась, в подъезд зашла, на лифте на десятый…

— Надо проверить, как там Кот…

И Веселов тут как тут. Стоит у двери, ждет.

Катя ничего не сказала, квартиру открыла, впустила гостя, сама тоже зашла.

— Мяу.

Кот был жив, здоров, довольно возмущен, что его посмели бросить, но рад, что вернулись разом оба человечка.

Андрей снова присел, за ушком почесал у мурчалки, проследил за тем, как Катя уставшим жестом кофту вешает, присаживается, босоножки расстегивает…

— Ты проверил друга своего? — она поймала этот его пристальный взгляд, — можешь теперь идти домой и спать спокойно?

— Надо еще проследить, чтобы ты его покормила…

Катя хмыкнула, в ванную пошла, закрыла дверь, присела на край ванны… Руки сами собой на колени упали от усталости. Моральной в первую очередь.

Лена пропала, на кухне Андрей Веселов сидит… Года идут, а переживая все те же. Хотелось на кровать лечь, Кота обнять и поплакать немного, но нельзя было, сначала гостя спровадить бы…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Как дома дела? — Андрей сам Коту корма насыпал, сам за стол сел, продолжая ее изучать.

Видел, что Катя подавленная будто, но в причине разобраться так сходу не мог.

— Все хорошо, спасибо, а у тебя?

— Тоже хорошо. Помнишь дядю Валю? — Катя нахмурилась, головой мотнула. — Ну Валентина Михайловича, мама его еще знакомиться привела, когда мы с Разумовским актовый зал не поделили, — тут уж шансов не вспомнить у Самойловой не было — кивнула. — Они женились два года тому. Живут теперь душа в душу.

— Молодцы какие… — Катя улыбнулась. Искренне, кажется, но все равно печально слегка. — Очень рада за них.

— И я рад. Мама довольна, Михалыч счастлив, — Андрей усмехнулся, тоже то самое знакомство вспоминая. Эх… сколько времени прошло-то с тех пор…

— А ты? — Катя же внезапно серьезной стала и вопрос задала с болью в голосе. Осязаемой практически. — Ты счастлив? — понятно было, что не о них спрашивает. Не о маме с Михалычем. А о себе. Ей интересно было, чем для него эти четыре года обернулись. Она вот убегала от него, что было мочи, а все равно догнал. А он? Сейчас играется с ней, как кот с мышкой, а понимает ли, сколько боли причинил?

— Нет.

Ответил сухо, глядя прямо в глаза. В глаза той, из-за которой счастье ему только снилось за эти четыре года. Клало белокурую голову на грудь, расползалось по телу теплом… А потом он просыпался обычно. И нет у него счастья. Головы белокурой на груди нет. Только пустота.

— Спокойной ночи, — Андрей встал, в коридор вышел, у самой двери замялся уже. За ручку ухватился, но не открыл, как собирался, а почему-то лбом к дереву прислонился, глаза закрыл.

Этого хватило, чтобы Катя сзади подошла, обняла со спины, щекой к той самой спине прижалась, пальцами при этом так сильно толстовку его сжимая, будто от этого ее жизнь зависит.

— Я боюсь тебя, Андрей. Мне очень больно было тогда. Из-за твоего предательства.

— Я не предавал.

— Мне Разумовский все показал…

— Что?

— Переписку вашу и видео. С Алисой. Не ври. Просто выслушай.

— Я не предавал тебя с Алисой.

По Катиной щеке слеза покатилась.

— Я не знаю, что тебе Разумовский показал, но я не предавал… Это ты с ним сорвалась почему-то. Сорвалась ведь? Что я сделал?

— Там видео было…

— Какое к черту видео, Кать? — Андрей не выдержал, развернулся, в руки ее лицо взял, мокрое уже.

— Когда я к Лене на встречу помчала, ты… ты не пришел тогда, сказал, что девушке какой-то помочь пришлось, а Разумовский… я все видела.

— Я не знаю, что ты видела, Кать, но я тебя не предавал. Алиса в тот вечер с какого-то перепуга в мой двор пришла, ее ограбили, никого вокруг не было, только я. Вот и пришлось ей помогать, домой везти…

— Ты-то сам понимаешь, насколько глупо звучит? Почему она «с какого-то перепугу» там оказалась? Почему ты мне об этом не сказал? Зачем врать сейчас?

— Да не вру я, Кать! Не вру! Ну, хочешь, Разумовского привезу и из него правду вытрясу?

Вместо ответа по девичьей щеке новая слеза покатилась.

Она не знала — верить или нет. Но оба варианта… Оба варианта ужасны были, ведь либо Андрей врал сейчас, либо она… в ложь поверила. Так легко в ложь о нем поверила…

— Ты с Разумовским уехала тогда, потому что он тебе обо мне что-то наплел?

— Я видела, что она тебе пишет, а потом те же сообщения — в переписке, которую Разумовский показал… И ты отвечал…

— Да не отвечал я, Катя! Не отвечал!

Андрей даже на крик перешел. Он слушал ее и не верил… Все понимал потихоньку, но верить отказывался. Четыре года жил с вопросом, почему она решила на выпускном ему такой сюрприз устроить, уехав с Разумовским, а теперь… Может его вариант предательства даже лучше был бы, потому что выходит…

— Я ж любил тебя, Кать… — он смотрел на нее, а в глазах боль. — Безусловно, как обещали друг другу.

— А я так и не научилась верить в безусловную…

Кате казалось, что в тот момент она ко всему готова. Что крикнет снова, дверью хлопнет, пошлет куда подальше, Кота заберет, сердце вырвет, он же снова… в миллионный… миллиардный… бесконечный раз удивил.

В охапку сгреб, сжал до хруста. Как-то понял, что без этого она умрет скорей всего. И стоило снова в его толстовку носом зарыться, как хлынули слезы.

Будто они снова возле школы, под старым деревом. Андрей ее заподозрил, что в Сплетницу слила информацию о нем, а Катя рыдает из-за осознания масштабов человеческой жестокости…

Глава 30

— И что потом было, Кать? Он ушел? Просто взял и ушел? — Катя посмотрела на Веру грустными глазами, а потом кивнула.

— Думаешь, это правда? Ну то, что Разумовский… Подделал все? И что он просто помогал Филимоновой, а я… получается… Какая же я дура, Вер! Какая дура! — Катя упала головой в сложенные на столе руки, плечи снова затряслись.

Она всю ночь не спала опять. Не сомневалась, что и Андрей так же. Даже Кот заснуть не мог. Все маялся, по квартире носился, на тени бросался.

Но хотя бы у него на душе не было так гадко, как у этих двоих. Ведь выходит, что их оказалось так просто вокруг пальца обвести. И даже неизвестно, кто в этом больше виноват — те, что решили вмешаться, или они сами. Сначала друг за друга додумали, а потом обиду свою лелеяли годами…

— А ты посмотри на это с другой стороны, подруга, — Вера видела, что Кате плохо. Невыносимо плохо. Да и ситуация, если говорить прямо, была малоприятной, но грызть себя смысла не было уже, поэтому Яшина постаралась утешить, как могла. — Вам ведь так повезло, что вы хоть теперь это выяснили. Ну да, дураками были, что тогда разбежались-разъехались кто-куда, но теперь-то… Теперь-то вы все знаете, вы рядом, вы можете…

— Я ему сказала, что не научилась верить в безусловную. Любовь безусловную…

Вера не поняла, почему это сказано с таким надрывом и отчаяньем, но она вообще многого в отношениях этой пары не понимала, поэтому продолжила утешать, как умела…

— Может вам в игру сыграть, Коть? Как там было? Красная и синяя таблетка? Ну вот вы и «выпейте» ту, которая лишает памяти. Забудьте все это и заново начните. У вас вон Кот…

— Мяу… — малявка, трущийся о ноги расстроенной отчего-то хозяйки, отозвался на кличку.

— Общий. Мы вам с Сашкой еще задание какое-то придумаем, вот вы и начнете… Потихоньку, помаленьку, а потом…

— Мы не умеем так. Мы сразу с головой… и сверху вниз об асфальт…

— А как же записочки? Может вам снова? Ты ему напишешь что-то милое, он тебе ответит?

Вера осторожно предложила, Катя же только головой мотнула. Слишком много она наворотила, чтобы теперь вот так легко записочками отделаться…