Она подлетела к нему словно мотылек и несколько раз радостно поцеловала его.

– Благодарю, Гриффин. Ты не разочаруешься. Это будет самый грандиозный бал, который когда-либо видел в Лондоне. На нем будет весь свет.

Черт, чему тут радоваться?

Впрочем, он не мог отказать ей, тем более что награда за его покладистость была так велика. Он поцеловал ее в ответ.

– Как бы мне хотелось, дорогой, протанцевать с тобой хотя бы один тур вальса. Ты представить себе не можешь, насколько это восхитительно…

Ее теплое дыхание на его щеке приятно щекотало кожу, более того, слегка возбуждало.

– Ты не поверишь, – шептала Розамунда, – насколько возбуждающе это будет действовать. Быть вместе с тобой среди танцующих и знать, что нельзя заняться… тем самым…

Он едва не задохнулся от наслаждения, когда ее руки нежно коснулись его и пробежали сверху вниз.

– Впрочем, с тем всегда можно успеть после, – проворковала она. – Даже можно во время бала, если на короткое время спрятаться от гостей. Ты умеешь вальсировать, хотя бы чуть-чуть?

Он кивнул.

– Это прекрасно. Какое удовольствие покружиться в вальсе вместе с тобой!

– Ладно. Один тур вальса. Обещаю.

Сапфировые глаза Розамунды заблестели от счастья.

– Не обманываешь?

– Слово джентльмена, – буркнул он, подхватывая ее и кружа вокруг себя.


Глаза Жаклин широко раскрылись от удивления.

– Неужели тебе удалось уговорить его танцевать? Даже не верится?!

Розамунда была вправе гордиться собой. Ее усилия не пропали даром, хитрости и уловки принесли наконец-то свои плоды.

Впрочем, цель, которую она ставила перед собой, была вполне достойной. Она никак не могла взять в толк, почему Гриффин терпеть не может балы. В чем причина такой откровенной неприязни, даже отвращения? Она очень надеялась, что со временем он привыкнет как к изящным костюмам, так и к светским развлечениям, перестанет презирать себя.

Высший свет тоже привыкнет и не будет со страхом взирать на этого провинциального медведя. До сих пор в Лондоне не стихли недоуменные сплетни, вызванные женитьбой графа Трегарта. Однако Розамунда надеялась, что со временем, куда бы они ни ходили вместе, везде их будут встречать с дружеским вниманием и уважением.

– Почему он так упорно не хочет танцевать, Жаклин? Почему он так плохо танцует? У него отличная координация движений, ведь он прекрасный боксер – так меня уверял Энди. Он ведь должен легко двигаться, не так ли?

Сесили не удержалась от саркастического выпада.

– А если он забудется и посреди танца случайно двинет партнершу по лицу?

Все вокруг рассмеялись.

Вытирая выступившие от смеха слезы, Розамунда сказала:

– В моем случае не стоит так бояться, поскольку танцевать он будет всего лишь один вальс и то со мной; надеюсь, все обойдется без скандала.

– Надень прочные туфли, – посоветовала Жаклин.

– Ни за что на свете. – Розамунда гордо вскинула голову. – Бальные туфельки, и ничто иное! Я верю в него больше, чем вы все.

– Вот что значит любовь. – Сесили насмешливо закатила глаза.

– Любовь? – одновременно воскликнули Розамунда и Жаклин.

Последняя выпрямилась и внимательно взглянула на Розамунду, та покраснела и, нагнувшись, принялась за свое рукоделие.

– Как ты можешь говорить такие глупости, Сесили?

– В самом деле? Она действительно любит Гриффина? – спросила Жаклин у Сесили. Розамунда отметила про себя, что вопрос был задан не ей, а ее кузине.

– Конечно, – отозвалась Сесили. И заговорила гнусавым, менторским тоном, каким знаменитый ученый читал свои лекции в Королевском обществе, которое раньше обе кузины часто посещали. – Вы видите, дорогая Жаклин, что экземпляр, который сейчас перед нами, склонил голову и прячет глаза. В животном мире, особенно среди стайных животных, такое поведение символизирует подчинение или покорность более слабой особи перед более сильной. Хотя для Rosamundus подобная поза и вид скорее говорят о виновности или смущении.

Жаклин глупо захихикала. Розамунда подняла голову и метнула в сторону Сесили гневный взгляд.

– Далее, – как ни в чем не бывало продолжала Сесили, – как можно заметить, кожные покровы у данной особи порозовели. Если бы речь шла о хамелеоне, то это была бы защитная реакция в целях естественной маскировки. Если бы наша Rosamundus захотела, то могла бы стать незаметной на фоне вот этого дивана; к сожалению, она не сидит на нем. Кроме того, в последнее время у нее появилась одна особенность: очень яркие, предательски блестящие глаза. У животных это служит признаком хорошего здоровья, но у женских особей Humanus…

– Довольно! Хватит! Так и быть, я признаюсь, лишь бы только не слышать такой жалкой имитации, – воскликнула Розамунда. – Да, я люблю его. Вот! Я призналась, все слышали!

Сесили театральным жестом указала на нее:

– Изменница.

– Прости, не поняла?

– Что же тут неясного? – вздохнула Сесили. – Монфор из сил выбивался, чтобы выдать каждую из нас замуж по расчету, а не по любви. И что мы видим?! Джейн оставила нас из-за любви, и теперь ты наслаждаешься счастьем с человеком, по которому так долго сохла. Я единственная из всех вас, кто не отличается подобной чувствительностью.

Я никогда не полюблю.

Сесили озорно подмигнула.

– Во всяком случае, только не своего мужа.

– Ха, поглядим еще, – откликнулась Жаклин. – Как знать, может, ты так же сдашься, как и твоя кузина? Может быть, твой герцог лучше, чем ты о нем думаешь?

Розамунда и Сесили обменялись взглядами.

– Ты ведь ничего не знаешь, поэтому задаешь такие наивные вопросы. Монфор не выбирал для меня жениха. Его выбрали мои родители. Наша помолвка состоялась до их смерти.

Жаклин наморщила нос.

– Он что, ведет безнравственную жизнь или он урод?

– Нет, – ответила Розамунда.

– Он что, старый и беззубый, как лорд Мэлби?

– Нет. – Сесили снова покачала головой. – Впрочем, будь он безнравственным, оказался бы намного интереснее.

Сесили улыбнулась.

– Мой жених один из самых знатных герцогов в королевстве. Я знакома с ним давным-давно. Это тихий и спокойный человек, и я очень рада, что выйду замуж именно за него.

– Потому что ты будешь властвовать над ним, – усмехнулась Розамунда.

Сесили тряхнула головой.

– Вот именно.

Жаклин нахмурилась:

– Чужая душа потемки, нельзя быть такой уверенной.

Я была знакома с одним джентльменом, который казался тихим и застенчивым. Он выглядел смирной овечкой, а на деле оказался похотливым волком в овечьей шкуре.

Жаклин умолкла, и по ее задумчивому взгляду было видно, что она больше ничего не скажет. Чуткая Розамунда положила ладонь на руку Жаклин и слегка пожала ее. Она поняла, на что намекала Жаклин. И ей очень хотелось завести разговор об Олбрайте, но только не в присутствии Сесили.

Как бы подводя черту под вышесказанным, Розамунда заметила:

– Ну что ж, Сесили, твой герцог будет на нашем балу, и тогда Жаклин решит, кто из животных скрывается под его мягкой пушистой шерсткой.

Сесили рассмеялась.

– У меня нет сомнений, что за зверек скрывается под его обличьем: конечно, это мышь.

Глава 26

Оглядывая зал, Розамунда не сомневалась: бал будет чудесным. Зал был наполнен цветами. Начищенные канделябры сияли, натертый до блеска пол так и манил танцевать. Были приглашены самые лучшие музыканты, а за угощение отвечал нанятый Розамундой французский повар.

За последние три года Розамунда до тонкости изучила роль хозяйки бала, поскольку именно она выступала в этой роли, когда герцог Монфор устраивал бал или другое светское развлечение. Но сегодня все было иначе. В первый раз она принимала бал в качестве графини Трегарт. Кроме того, надо было как можно элегантнее вывести Жаклин в свет.

Розамунда вместе с Гриффином и Жаклин стояла на площадке перед входом в бальный зал, приготовившись к встрече гостей.

Перед балом они пообедали в узком кругу, состоявшем из близких и друзей, среди которых находились две почтенного возраста матроны, которые должны были помочь Жаклин сгладить возможные шероховатости на ее первом в жизни балу.

Во время обеда герцог Монфор неожиданно заговорил с Розамундой:

– Дорогая, в последнее время я почти ненавидел тебя. – Герцог перевел взгляд на Гриффина. – Надеюсь, ничего не случилось.

Избегая внимательных, все понимающих глаз герцога, Розамунда потупилась. Казалось, Монфор обо всем знал. Неужели он даже догадывался, в чем причина? Что она влюбилась в своего мужа?

Конечно, герцог догадывался. Его интуиция и всеведение были просто поразительными.

Розамунда принужденно рассмеялась.

– Мы, дамы Уэструдер, иногда хандрим, вы ведь знаете об этом, ваша светлость?

Теплый свет в глазах герцога заставил Розамунду ласково взять его за руку и пожать ее.

– Ваша светлость, хотя я выгляжу хрупкой и нежной как ангел, я сильная.

Выражение лица Монфора смягчилось. Хрипло вздохнув, он заметил:

– В последнее время мне что-то нездоровится.

– О, так вот в чем причина вашего плохого аппетита, ваша светлость, – с сочувствием произнесла Розамунда. – Я скажу об этом повару, иначе он, бедняга, расстроится, решив, что его искусство не понравилось вашей светлости.

Монфор криво улыбнулся.

– Я краем уха слышал, что вы пригласили на бал вашу матушку. Это правда?

– Да.

– После всего, что она сделала, я полагал, что ты прекратишь с ней общаться. Хотя в любом случае ты можешь рассчитывать на мою поддержку.

Тонкие губы Монфора сжались в тонкую линию.

– Думаю, Стейн поступил правильно, выпроводив ее из своего дома.

Розамунда знала обо всем. Она также знала, что Гриффин там присутствовал, но он ни о чем не рассказывал.

А она его не расспрашивала.

– Я думал, между вами полный разрыв, – продолжал Монфор. – Но, как говорится, ты решила: если тебя бьют по щеке, надо подставить другую. Не слишком ли опрометчивое решение?