– Нет, совсем не люблю.

Она вспомнила медальон с портретом Гриффина на своей шее, и на душе у нее стало легче.

С того самого момента, когда она увидела эту довольно неумело нарисованную миниатюру, только он один занимал ее мысли. Несмотря на ее успешный выход в свет, несмотря на то что Гриффин игнорировал ее, она никогда не думала о другом муже. Непонятно каким образом, но она сердцем привязалась к этому гиганту, упрямому и несговорчивому, больше никто из мужчин не привлекал ее внимания.

Даже во сне она не мечтала ни о ком другом. Впрочем, в ней больше говорил голос рассудка, чем сердце. Она, как в игре, сделала на него ставку. В ней не было места сердечным чувствам, и такая игра была не совсем в ее вкусе.

Помолчав, Гриффин с присущей ему откровенностью сказал:

– Приятно это слышать. Даже если бы мы разорвали помолвку. Он не стоит даже вашего мизинца; кроме того, герцог Монфор никогда не выдал бы свою племянницу за армейского капитана. Как бы то ни было, но я доволен.

Немного подумав, он добавил:

– Все это ради вашего же блага.

Розамунда напряженно размышляла над сказанным.

– Вы так сказали из-за моих родителей, которые живут раздельно. Вы, наверное, решили, что мне нравится такая жизнь?

– Я не знал, что ваши родители живут порознь. – Повернувшись, он посмотрел ей в лицо.

Ей сразу стало легче. Она улыбнулась.

– Не знать о том, как поссорился маркиз Стейн с женой? Помилуйте, милорд, где вы живете? В какой дыре?

– В Корнуолле. Видимо, это означает одно и то же.

Оценив шутку, Розамунда рассмеялась, затем вздохнула.

– Мои родители обладали удивительно несхожими характерами. Конечно, их брак – это обычный светский брак по расчету. Отец по натуре холодный, рассудительный человек. Он терпеть не мог сцен, но если его выводили из себя… – Розамунда передернула плечами. – А мать была очень вспыльчивой. Она обожала устраивать сцены и закатывать истерики, во время которых бросала все, что попадало ей под руку: фарфоровую посуду, разные вещи… Однажды она швырнула в отца каминные часы, но, конечно, промахнулась. Хотя со временем, как мне кажется, кто-нибудь из них все равно убил бы другого. Когда отцу надоело, они разошлись, а нас на время отослали из дому.

– Именно тогда вас взял к себе герцог?

Она покачала головой, удивляясь про себя, куда завел их разговор и как далеко он отклонился в сторону от того, что ей хотелось сказать.

– Нет, это случилось позже, после того как умер отец и мы остались целиком на попечении мамы. Вот тогда герцог и стал нашим опекуном. Он взял и Ксавье и меня к себе.

В итоге все оказалось не так уж и плохо.

– Но все равно это не родной дом.

– Как сказать. Нам там было совсем неплохо. Со мной были брат и кузины. Я их всех очень люблю. Нет, мне ничего не хотелось бы менять в своем прошлом.

Они подошли к центру парка, где на небольшой открытой площадке возвышалась статуя.

– Вот мы и пришли. Что скажете? – спросила Розамунда.

– Стоит как-то неустойчиво, того и гляди ненароком упадет.

– Надеюсь, что этого не случится. Такое происшествие будет оскорбительным для королевского величия.

Минута или две прошли в безмолвном созерцании. Наконец Розамунда указала на шедшую вправо тропинку:

– Давайте вернемся другим путем.

Она взяла Гриффина под руку, ее движение было естественным и непринужденным, словно ходить вдвоем для них было привычным делом. Оба явно не спешили вернуться.

Гриффин первый нарушил затянувшееся молчание:

– А вы? А вам хотелось бы жить… раздельно?

Розамунда покачала головой.

– Нет, так жить мне совсем не хочется. Я давно мечтала о счастливой семейной жизни, о том, чтобы жить всем вместе. – От волнения голос Розамунды дрогнул. – Большего мне нечего желать.

– Никогда не слышать резких слов или возражений? – Гриффин невесело улыбнулся. – Может быть, вы не знаете, но у меня довольно вспыльчивый характер.

– Ну что ж, видимо, придется примириться с этим, – не растерявшись, ответила Розамунда. Ей уже приходилось вносить гармонию в хаос, примирять более вспыльчивых людей, чем Гриффин. Что же касается его, то он, если вдуматься, все еще мальчишка, прячущийся под маской взрослого мужчины.

Да-да, большой, сильный, очаровательный, здоровенный мальчишка.

Она вздохнула. В этот миг ей даже стало жаль, что она не согласилась выйти замуж побыстрее.

Но поступить иначе было невозможно. Прояви она слабость и уступчивость, и тогда он помыкал бы ею и между ними никогда не возникло бы такого понимания, как сегодня, во время их короткой прогулки. Ключом к этому чудовищу была она сама: следовало оставаться твердой и неуступчивой, даже когда он сердился и выходил из себя, особенно в эти моменты.

Собравшись с духом, она задала давно мучивший ее вопрос:

– Почему за все эти годы вы ни разу не приезжали ко мне?

– По многим причинам, – помолчав, признался он. – Но ни одна из них никак не связана с вами.

Розамунда задумалась. Какой неожиданный ответ! Был ли он лестным для ее самолюбия или оскорбительным? Она никак не могла понять. Последние дни, исполненные тайной радости, внесли смятение в ее душу, и сейчас она была не в состоянии решить столь важный для нее вопрос. Лучше всего было отложить все непонятное, все недоумения на потом, когда она успокоится и хладнокровно во всем разберется.

Розамунда искоса посмотрела на него. Лицо Гриффина не выражало ровным счетом ничего: он словно ушел в себя, спрятался в раковину, откуда его было очень трудно извлечь.

Увидев эту отстраненную холодную маску, она поняла: сейчас от него все равно ничего не добьешься.

– Хорошо, не будем ворошить прошлое. Теперь вы в Лондоне, и скоро начало светского сезона. Будем наслаждаться. – И поспешно добавила, не позволяя ему возра-зить: – Да-да, наслаждаться, милорд.

В его глазах опять заплясали веселые огоньки.

– Ах да. Припоминаю кое-какие пункты из нашего соглашения, которые действительно сулят наслаждение.

Она шумно вздохнула: что он имел в виду?…

Заметив ее растерянность, он еле заметно улыбнулся.

– Сегодня вечером и начнем.

От низкого мужественного тембра его голоса, от горячего дыхания, опалившего лицо, мурашки забегали по спине Розамунды. Что же он имел в виду? От взметнувшихся в ее голове предположений и догадок ей стало жарко. Сердце забилось гулко и быстро. Краска залила лицо, кожа на груди тоже предательски покраснела.

По-видимому, он имел в виду близкие, интимные отношения.

Не следует ли ей признаться, что она с нетерпением ждет начала? Пожалуй, нет, не стоит быть столь откровенной. Что-то внутри ее подсказывало: надо оказать сопротивление, чтобы пробудить в нем еще большую чувственность.

– А-а! – протянула она. – Но вы до сих пор не сделали ничего, чтобы завоевать эту награду.

Гриффин тут же возразил:

– Если вы полагаете, что целой недели общения с вашим милым кузеном и моим новым камердинером недостаточно, чтобы завоевать вашу благосклонность, то в таком случае позвольте заметить, что сегодня я уже битый час танцую перед вами на задних лапках. Более того, я с вами прогуливаюсь! Разве этого мало?

Его раздражение развеселило Розамунду.

– Что верно, то верно. – Она лукаво поглядела на него, кокетливо склонив голову. – Но по-моему, это не входило в условия нашего соглашения. Я хорошо помню, какие именно развлечения были оговорены в том перечне, но среди них… ах?!

Гриффин, схватив ее за руку, потянул куда-то в сторону.

Он едва ли не сдернул ее с аллеи и повлек за дерево, так чтобы их не было видно гуляющим по дорожкам сквера. Не говоря ни слова, он выхватил из ее руки зонтик и отбросил прочь.

– Ой! Этот зонтик обошелся мне в двадцать гиней.

– Я куплю вам новый.

Прислонив ее спиной к дереву и склонившись над ней, он совершенно серьезно произнес:

– Если вы не хотите, чтобы я поцеловал вас здесь, на виду у всех, тогда скорее признавайтесь, что согласны назначить мне свидание ночью в вашем доме.

– О, да ведь это насилие! – воскликнула Розамунда, хотя очень обрадовалась. – Я отказываюсь подчиняться столь неприличному предложению.

Она отвернулась от него с притворным видом девы-мученицы, которая скорее готова взойти на костер, чем лишиться своей девственности.

Пролетело мгновение, другое; он молчал. Ее поощряющий намек, как и сама поза, не лишенная соблазна, не подтолкнули его к дальнейшему объяснению. Розамунда вздохнула.

– Сэр, по-моему, вы должны с большим уважением относиться к своей будущей жене.

– Но я и так отношусь к вам с большим уважением.

Его дыхание стало взволнованным и прерывистым. Замерев, она закрыла глаза, чуть приподняла голову и стала ждать – может, он все-таки поцелует ее.

Ее поведение было неслыханным. Они были на людях, хотя маловероятно, что кто-то мог заметить их за деревьями. Наплевав на осторожность, она больше всего хотела, чтобы в этот миг он исполнил свою угрозу.

Вдруг послышались голоса. Совсем близко. Какой бы смелой ни была Розамунда, страх овладел ею.

– Ах, кто-то сюда идет. Отпустите меня.

– Не отпущу до тех пор, пока не согласитесь на свидание.

– Да-да, я согласна! Только отпустите меня.

Он отступил на шаг, и вовремя. Рядом с ними пробежали двое мальчиков, которые катили перед собой игрушку – деревянное колесо.

Расслабившись, Розамунда прислонилась к дереву, голова у нее приятно кружилась от возбуждения, от ощущения его близости. Ей опять стало весело.

Гриффин подал зонтик, подняв его с земли. В его серых глазах плясали дьявольские огоньки.

– Где? И во сколько? – тихо спросил он.

Глава 10

– Дирлав, мне нужна ваша помощь.

Раньше трудно было себе представить, что он может произнести нечто подобное.

На самом деле Гриффин не переставал удивляться тому, как этот рафинированный джентльмен-лакей незаметно и прочно вошел в его жизнь. Увлеченный Розамундой, почти все время думавший только о ней, он даже не обращал внимания, насколько полезным и незаменимым стал для него Дирлав.