От такой наглости Розамунда рассмеялась.

– И это все, что вы хотите мне сказать? Вы весьма красноречивы. Ведь вы до сих пор даже не удосужились предложить мне, как положено, руку и сердце.

От досады или от нетерпения Гриффин заскрежетал зубами, отчего его ссадина стала еще более багровой и страшной, а шрам возле глаза, побелев, стал очень заметным.

– Позвольте вам напомнить, миледи, что мы уже несколько лет помолвлены. Или вы намерены разорвать нашу помолвку?

– Конечно, нет. Уэструдеры всегда держат данное слово. Но, дорогой лорд Трегарт, вы три года хранили молчание: я уже начала думать, что до конца жизни останусь девственницей. Полагаю, что вы должны открыто выказать сожаление или по крайней мере воодушевление: сами понимаете, вести себя соответственным образом, как говорится, положение обязывает. Если ваше намерение жениться на мне неизменно, вы должны согласиться на мои условия.

Гриффин заворчал. Вопреки его заверениям, что в подобной спешке не было никакой необходимости, глядя на него, чувствовалось, что он что-то скрывает. Она подозрительно посмотрела на него:

– Хотя бы объясните, почему надо так спешить.

На такой вопрос было много правильных и красивых ответов, например: «Дорогая Розамунда, я тщетно боролся со своей страстью к вам. Не могу больше жить без вас», – или «Моя дорогая, я тяжело болел все эти годы, поэтому не мог просить вас быть рядом в моем несчастье. Но теперь я выздоровел и мы можем быть вместе».

– Из-за моей сестры, – прямо ответил он. – Моей сестре этой весной предстоит выйти в свет. Ей нужна наставница, которая помогла бы в этом. Вы вполне можете это сделать.

Внутри Розамунды что-то оборвалось, но тут же с новой силой вспыхнул гнев. Какая прозаичная причина, нелестная для нее и для ее тщеславия. Как могла она столь наивно надеяться на что-то лучшее, более значительное?!

Спрятав гнев и обиду, она заставила себя вежливо улыбнуться и обронила:

– Понятно.

Смутно припомнилась неуклюжая долговязая девочка-подросток, которую она мельком видела во время своего единственного посещения Пендон-Плейс. Бедняжка, должно быть нелегко ей пришлось, ведь росла она под присмотром этого грубого и неотесанного невежи. Конечно, она приложит все усилия: у сестры Гриффина непременно будет успешный дебют.

Но сначала пусть Гриффин предложит ей за это достойную цену.

– Неужели, – Розамунда подошла к нему, – я не ослышалась? Я вам нужна?

Гриффин разозлился.

– Да, нужна. Черт побери.

Она уже не обращала внимания на его грубость.

– Ну что ж, в таком случае вам придется играть по моим правилам. Вы должны выполнить все, что я требовала и должным образом начать ухаживать за мной.

Он хотел было возразить, но она опередила его:

– Давайте все уточним, вы не против?

Розамунда принялась загибать пальцы:

– Итак, поездка верхом в парк, два раута, один музыкальный вечер, один пикник и один бал. Я прослежу, чтобы все было соблюдено – приглашения и прочее. Вы будете сопровождать меня: все должны убедиться, что мы не виделись три года, теперь вы сгораете от желания жениться на мне.

Я буду изображать не меньшую увлеченность…

– Черт побери, нет! – взорвался он.

– О, поверьте, я неплохая актриса.

– Что? – Он нервно задышал, казалось, еще чуть-чуть – и из них повалит пар. При одном взгляде на разозленного Гриффина она развеселилась.

– Вы сделаете это, – продолжила Розамунда, – или я не выйду за вас. Ни сейчас. Ни потом.

Сдерживая злость, он склонился над ней:

– А что, если я попрошу герцога и он велит вам выйти за меня?

Розамунда небрежно пожала плечом.

– Ну что ж, попробуйте.

Монфор никогда не выдаст ее замуж силой, тем более когда жених ведет себя как упрямый осел.

Однако Гриффин боролся с собой, и это красноречивее любых слов говорило о его явном нежелании участвовать во всякого рода светских увеселениях. С его точки зрения, она выглядела легкомысленной и эгоистичной, однако он ошибался. Она боролась за свое счастье. И за его счастье тоже.

После их первой злополучной встречи она кое-что поняла. Разве можно жить с человеком, который без всякого уважения относится к своей половине? Розамунда больше не мечтала о любви – его поведение убедило ее, что на это не стоит рассчитывать. Что же касается вежливости и уважения, то здесь она не собиралась уступать ни на йоту.

Разумеется, в ее требовании к Гриффину, чтобы он вел себя как подобает жениху, не было ничего необычного. Воспитывавшийся без матери, окруженный грубыми жестокими мужчинами, Гриффин не имел ни малейшего представления о том, как следует держаться в женском обществе, тем более с женой. Розамунде стало очень жаль его сестру.

Ну что ж, она возьмется за воспитание Гриффина, но для этого надо убедиться в том, что он готов хоть в чем-то ей уступить.

Она решительно шла к поставленной цели.

– Перед нашим появлением в свете вам следует позаботиться о новом гардеробе. Мой кузен Лидгейт даст вам необходимые советы.

Гриффин чуть не подпрыгнул на месте:

– Этот франт и щеголь?

– Вы ошибаетесь. У Энди безупречный вкус. Возможно, он слегка увлекается нарядами, но будьте покойны: от вас он не станет требовать ничего подобного. Вам лучше всего подойдет простой стиль, наряд, который скроет ширину ваших могучих плеч. Но об этом вам жалеть нисколько не придется.

Он с откровенным удивлением уставился на нее, затем нахмурился:

– Вы говорите так, будто мы уже обо всем договорились, но позвольте заметить…

Она вытянула руки, словно хотела закрыть ему рот.

– Не хочу ничего слушать. Я высказала вам свои условия. Вы либо соглашаетесь, либо нет.

О, черт! Как только Розамунда вытянула вперед руки, обнажив при этом едва прикрытую грудь, у Гриффина от возбуждения все поплыло перед глазами. Он с трудом держал себя в руках.

Он не в силах был отвести взгляд от восхитительной груди, от двух чудесных холмов, которые так соблазнительно проступали сквозь прозрачную ткань. Стройная и изящная, она обладала пышной грудью.

Голова у него закружилась. Ему захотелось во что бы то ни стало удовлетворить сжигавшее его желание. Его тело уже не слушалось голоса разума. При виде этого божественно соблазнительного создания те небольшие требования, которые она высказала, показались ему мелочными и ничтожными.

Пока его еще не покинула последняя крупица здравого смысла, он хриплым голосом произнес:

– Никаких балов.

– Что? – удивленно и тихо спросила она, и ее лицо озарил свет надежды.

– Я согласен на все, кроме этих чертовых балов.

Он сердито посмотрел на нее.

– Только не пытайтесь меня убедить, что остального будет недостаточно. Если я буду сопровождать вас по всему Лондону, и мы во всеуслышание объявим о помолвке, и я буду выглядеть… – он помахал рукой перед собой, словно подыскивая нужное слово, – довольным, то новость о нашем обручении моментально облетит весь город. Я не вижу никакой необходимости идти на бал.

Идиот, болван, глупец! Все это должно было помочь им сблизиться. Но как он смог устоять против ее чар, против ее кокетливого, столь соблазнительного взгляда?

– Но я обожаю танцевать. – Синие глаза Розамунды едва ли не с мольбой смотрели на Гриффина. – Разве вам не хочется танцевать со мной?

Несмотря на ее обольстительный вид, умоляющий взгляд и непреодолимое влечение к ней, при одной мысли, что ему придется танцевать на балу, его охватил ужас.

– Нет.

Похоже, придется смириться с его отказом. Розамунда поникла, но все же выдавила вопросительно утвердительное:

– Да?!

Вскинув голову, она решительно произнесла:

– Хорошо. Два раута, один музыкальный вечер, один пикник, одна прогулка в парке… и новый гардероб. Для вас.

Она еще смеет торговаться с ним? Гриффин пристально посмотрел ей в глаза и смутился – в них явно отражались твердость и настойчивость, которые так плохо вязались с ее красотой и очарованием.

Тем не менее такое сочетание обезоружило его.

– Хорошо, договорились.

О, черт!

Ее лицо буквально засияло от радости. Она была неотразима. Им овладело искушение – подойти и обнять, чтобы разделить с ней радость, которая, судя по виду, ее переполняла.

Однако Гриффин сдержался, дело было в том, что ему в голову пришла мысль обо всех тех штучках, которые она припасла для него.

Он буркнул себе под нос:

– Теперь я вижу, как нелегко ухаживать.

Радуясь одержанной победе, Розамунда шутливо надула губки.

– О, бедного медведя выгнали из его берлоги и заставили танцевать.

– Гм, как я погляжу, вы примеряете на себя роль вожатого медведя.

Она рассмеялась:

– Ну, что-то подобное. Как это неромантично. Но вы сделаете это ради меня, Гриффин?

– Конечно, сделаю. Хотя мне это не по душе.

– О, никогда не знаешь, что понравится, а что нет, пока сам не испытаешь.

– Уверен, что мне это не понравится.

Внезапно его посетила великолепная идея. Он задумался. Будь она сейчас по-другому одета, он ни за что не осмелился бы предложить ей такое. Если бы она была более мягкой и покладистой и не обладала таким твердым характером, он скорее всего ничего не стал бы требовать взамен…

Он подошел к ней почти вплотную.

– А теперь, дорогая, моя очередь ставить условия.

Розамунда широко раскрыла глаза, но, как ему показалось, вовсе не от страха. Да, в смелости ей не откажешь.

В отличие от остальных женщин Розамунда не боялась его.

– Каковы же ваши условия? – прошептала она.

Сможет ли он сказать это? Однако голос плоти твердо и упорно подсказывал – сможет. Хриплым от волнения голосом Гриффин сказал:

– В качестве награды за мое хорошее поведение я хочу получить кое-что взамен.

– Кое-что? – Розамунда посмотрела ему в лицо. От ее взгляда его бросило в жар. Он тут же вспомнил, как поцеловал ее и она ответила ему столь же горячим и чувственным поцелуем.