Келли Риммер - Без тебя

– Ты когда-нибудь занимался сексом на пляже? – спросила она.

Она скорее любопытствовала, чем предлагала. Я вскинул брови и слегка приподнялся на локтях. Так я мог смотреть ей в глаза, не вставая.

– Нет.

– А я занималась, – наморщив нос, сообщила мне Лайла. – Что ты там говорил о реальности против ожиданий? Трение определенных частей тела о песок дает не самые приятные ощущения.

– Я так понимаю, ты оказалась на необитаемом острове с красавцем-моряком, или случилось еще что-нибудь в том же авантюрном стиле?

– Я оказалась на Фиджи, если на то пошло, – тихо рассмеялась Лайла. – Авантюра также имела место. Мама в то время пела на круизном лайнере. Я полетела на Фиджи, чтобы провести с ней несколько дней, пока судно будет стоять в порту. И только приземлившись, вспомнила, что лайнер находится в Порт-Виле, а это Вануату[6]. Я очутилась в нужном регионе, но не в той стране. Мне и моему тогдашнему приятелю пришлось трое суток проторчать на острове Денарау, и мы не знали, чем заняться.

– И вы решили сами себя занять…

– Что-то вроде того, – согласилась она, а затем вздохнула. – Я плохо разбираюсь в мужчинах. Парень был полным идиотом.

– Возможно, со временем ты стала рассудительнее и сегодня принимала лишь взвешенные решения.

Она мелодично рассмеялась.

– Ты хочешь пойти на попятную?

Мне хотелось схватить Лайлу в охапку и опрометью броситься к себе в квартиру. С другой стороны, не было желания разрушать очарование, созданное лунным светом.

– Ты привела меня сюда, чтобы показать дерево.

– Ага. Покажу.

Поднявшись, я помог Лайле встать. Мы стряхнули с одежды песок, насколько это вообще было возможно, так как местами она намокла и песка там налипло очень много. Лайла двинулась обратно по пляжу. Выйдя на тропинку, она указала рукой на холм, вздымавшийся позади нас. Я видел яркое свечение, исходящее из окон домов, стоящих на гребне. Теперь, когда огромный залив остался за спиной, я хорошо понимал, почему кто-то решил устранить то, что заслоняло вид, но Лайле ничего не сказал.

– Вот там, – сказала она, указывая на силуэт норфолкской сосны, выделяющийся на фоне ночного неба.

Я понял, что это за дерево, только потому, что норфолкские сосны растут повсюду вдоль пляжей Мэнли. По правде говоря, это, пожалуй, единственное дерево, чье название я могу определить. Эта сосна была выше всех других деревьев вокруг. В свете очень большого особняка, расположенного за ней, четко виднелся ее похожий на скелет силуэт.

– Вот это дерево. Теперь понимаешь?

По правде говоря, я вообще ничего не понимал. Я был уверен, что даже если приду сюда среди бела дня, то и тогда ничего не пойму. Коль уж на то пошло, я скорее встану на сторону владельца того дома, у которого достаточно денег, чтобы вбухать их в клочок грязной земли, с которого открывается настолько чудесный вид. Наверняка он вкалывает в поте лица, а значит, заслужил право наслаждаться видом сверкающей на солнце воды, пока моет посуду у себя на кухне.

Что я понял яснее ясного, так это то, что человек, настолько поглощенный чем-то, настолько свято верящий в свою правоту, готовый бороться за свои взгляды, такой человек, как Лайла, плохо отнесется к отсутствию у меня должного энтузиазма, поэтому я издал свист, притворяясь, что дерево произвело на меня не менее сильное впечатление, чем стоящая рядом женщина, и медленно покачал головой.

– Очень красиво. Двести лет, говоришь?

– Мы полагаем, что двести. – Она некоторое время стояла молча, словно выражая свое уважение к сосне. – Я знала, что ты поймешь, если увидишь. Кое-что ты просто обязан испытать на собственной шкуре.

Мой взгляд переместился с холма на ее лицо.

– Ты абсолютно права.

Не помню, чтобы я соглашался идти на пляж. Также я не помнил, чтобы мы обсуждали, куда направляемся, но я знал, что наша цель – моя квартира. На этот раз мы шли быстрее, быть может, подгоняемые растущей волной жара, обдававшего нас, быть может, чувствуя себя несколько неуютно в мокрой одежде, с которой до сих пор капала вода, и в холоде зимней ночи. Наш разговор теперь стал отрывистым. Вопросы и ответы на них получались предельно краткими. А вскоре слышалось лишь наше учащенное дыхание, когда мы перешли на быстрый шаг.

Как только я отворил дверь своей квартиры и переступил через порог, Лайла первым делом сбросила с себя юбку. Та упала на пол, рассыпая вокруг песок. Положив ключи на напольную вешалку с зеркалом, я постарался справиться с охватившими меня изумлением и радостью.

Лайла бросила на меня насмешливый взгляд, к которому я уже начал привыкать. Казалось, что именно моя реакция была чем-то странным и ненормальным. Она прошла дальше, оставшись в жакете и трусах.

– Ты не шутил, когда говорил о ремонте, – сказала она, склоняясь над тяжелым деревянным кофейным столиком, за который я отдал кругленькую сумму.

Ее ладонь скользнула по дереву. При этом Лайла невзначай выставила на обозрение свои покрытые песком ягодицы и бедра.

– Красивый столик. А где у тебя спальня?

На следующий день я проснулся в приподнятом настроении и почувствовал себя как-то странно. Жизнь уже давно не казалась мне столь волнующей и необыкновенной. Лайла ошибалась, когда говорила, что я скучаю. Нет, не был я и несчастен. Просто я достиг всего, чего хотел, а теперь просто держался достигнутого.

Я лежал и вдыхал запах Лайлы, который издавали мои простыни. Я ощущал, как что-то внутри меня возрождается к жизни. Это была крошечная зеленая почка на голой ветви, но она была. Я знал, что эта почка со временем может распуститься и стать цветком необычайной красоты.

Едва открыв глаза, я сразу понял, что Лайла ушла. Лежа в кровати, я оглядывал комнату в поисках физических доказательств ее существования, но не увидел ни блузки у двери, ни жакета на кровати, ни сумки в том месте, где со временем должен был появиться встроенный в стену шкаф…

Я принял душ и оделся, готовясь отправиться на работу. В уме я с усилием прокручивал внутренний монолог, обращенный к самому себе, напоминал о запланированных на сегодня деловых встречах и висящих на мне крайних сроках. Я делал все, чтобы разочарование не нашло свободного места и не просочилось наружу. Надо обсудить работу художника с одной из команд… затем будет устное конспективное представление бизнес-плана… уделить внимание новому клиенту… поговорить с отделом по подбору персонала в связи с образовавшейся вакансией по авторскому праву… написать план по управлению качеством работ для сотрудника информационно-аналитического отдела, от которого у меня уже болела голова… До заседания правления оставалась всего неделя, а я не был уверен, стоит ли порекомендовать принять предложенный бюджет на следующий год. Так много надо сделать, времени осталось мало, а прошлая ночь оказалась совершенно непродуктивной.

Как только я ступил на паром, то поймал себя на том, что ищу ее, внимательно разглядывая толпу, собравшуюся здесь в час пик. Я ощутил тяжесть в животе.

Я не хотел, чтобы Лайла стала лишь минутным увлечением на одну ночь. По правде говоря, я этого не ожидал. Тем хуже. Меня застали врасплох. Я ощутил горечь от того, что после одной проведенной вместе ночи оказался настолько раним.

Семь часов утра. Я сижу в кафе возле здания суда. Я села снаружи, словно лучи утреннего солнца могли меня отыскать, хотя опыт подсказывал: небоскребы, стоящие вокруг, заслонят меня от них. Этот цементный островок видит солнце лишь один час в день или около того, только летом и только около полудня. Зимой высоченная башня небоскреба, расположенного через дорогу, закрывает собой светило. В течение долгих лет, проводя прения в суде, я часто в перерывах поглощала в этом кафе поздние завтраки и обеды. Я прекрасно знаю, что солнца не будет, но все равно сижу здесь. Не уверена, то ли это признак оптимизма, то ли я просто медленно учусь.

Я несколько минут смотрела на пустую страницу толстой тетради, пытаясь вспомнить, как следует начинать дневник. Прошло несколько лет с тех пор, как я писала в такой тетради. Минувшие годы были полны событий. У меня не оставалось ни времени, ни терпения на долгие раздумья и рефлексию, на все то, чем я прежде занималась. Я купила эту общую тетрадь полгода назад. То был ужасный день. Я думала, что вновь заболеваю. Призрак прошлого всегда реял на задворках моего разума. Не впервые мне удалось убедить себя в том, что ремиссия дала задний ход и кошмар вернулся. Плохой день минул, я не заболела, но общую тетрадь я оставила на столе, чтобы она служила видимым напоминанием всякий раз, когда я прохожу мимо. Я не могу позволить себе относиться к красоте как к должному. Я проживаю время, взятое в кредит.

Дневник был моей отдушиной, моим товарищем во время тяжелых периодов, выпадавших мне в жизни. Но еще важнее было то, что так оказалось проще познавать неосязаемую сущность самой себя и делать ее доступной. Мысли подобны пару. Они исчезают на ветру. А вот слова на бумаге… они вечны или близки к вечности. Я могу описать свою душу сегодня и вернуться, чтобы проверить, завтра: до сих пор ли я та, кем была? Кажется, когда я потерялась во времени, дневник стал для меня чем-то вроде странного компаса.

Пустая болтовня. Вот чем я заполняла эти страницы. Я позволяла мыслям течь из меня, словно крови. Бумага впитывала мое я. А перестала я писать потому, что не хотела потворствовать бессмысленному занятию. Я не вправе попусту тратить время.

Я в прямом смысле слова почти не сомкнула глаз в промежутке между безумствами с Каллумом поздней ночью и не менее безумным утром, когда я готовилась к сегодняшнему заседанию суда. Пришлось выпить фруктовый коктейль с двойной порцией кормовой капусты и пыреем. Я чувствовала, что мне срочно нужны витамины. Все эти мысли, впрочем, служили лишь для того, чтобы не замечать главной причины, заставившей меня вновь начать вести дневник: чувства неуверенности. В последние годы это чувство меня редко беспокоило. Все в моей жизни было на месте, все было организовано, а я точно знала, что мне делать и как.