– И как это – довольно часто?

Я откашлялся.

– А разве это важно?

– Раз в две недели?

– Каждую неделю.

Напротив моего офиса располагалась небольшая парикмахерская. Уже на протяжении многих лет я каждую пятницу после работы туда захаживал.

– Каллум! – немного нервно рассмеялась Лайла. – За этот год ты стригся чаще, чем я за всю свою жизнь.

– Я ничего не имею против того, чтобы выглядеть хорошо.

– А восковая эпиляция груди?

– А это важно?

– Не особенно. Так как?

– Не исключено.

Я терпеть не мог волосы на груди… и на спине, но, раз она этого не заметила, раскрывать секреты я не собирался.

– Я так и знала! – пронзительно воскликнула Лайла почти с радостью. – У тебя не возникало чувство, что в наших отношениях я играю роль мужчины?

– Несколько раз эта мысль приходила мне в голову. Впрочем, я и не ожидаю, что ты будешь вести себя согласно каким-то стереотипам.

– А маникюр и маски для лица?

– Регулярно не делаю, но случается. Ты слышала о метросексуалах? Я просто не хочу отстать от моды.

– Каждому свое, Каллум, – не переставая смеяться, произнесла Лайла. – Ты в курсе, что складываешь свои трусы, а потом сортируешь их по цвету? То же, кстати, с носками.

– Как всякий нормальный человек.

Я понимал, что она меня поддразнивает, но мне это нравилось главным образом потому, что Лайла невольно раскрыла, насколько хорошо успела меня изучить.

– Это не нормально, Каллум. Все это свидетельствует о болезненной дотошности. Ты, насколько я заметила, даже свои туфли в линию выстраиваешь. Лишь бы все стояло в строжайшем порядке.

– Все зависит от твоих предпочтений. – Меня удивило, что Лайла подмечает такие пустяки. – Ты что, вынюхиваешь, что к чему, когда у меня бываешь?

– Ничего вынюхивать не надо. Все стоит на виду. У тебя даже чертова буфета в доме нет…

Она права. Я столько провозился с дверцами платяного шкафа, что это меня вконец доконало.

– А еще ты прихорашиваешься дольше, чем я, хотя волосы у тебя раз в пятьдесят короче моих. С каждым днем они становятся все длиннее. Я их не подстригаю, а ты стрижешься чуть ли не каждый час.

– Это официальная жалоба, или ты решила выпороть мое эго, чтобы я не очень задавался?

Рассмеявшись, Лайла пожала плечами.

– Я не жалуюсь, но разве не забавно, что мы подходим друг другу в одном, будучи полными противоположностями в другом?

– У нас много общего…

Я выпрямился и выгнул спину. Она уже начала ныть, хотя вслух я этого признавать не собирался.

– Оба мы преуспели в построении наших карьер. Оба работаем не покладая рук. У обоих нет какой-либо общественной или личной жизни, о которой стоило бы упомянуть. Мы оба предпочли жить в одном и том же городе, даже в одном и том же районе. То, что нас отличает друг от друга, и делает нас привлекательными, а сходство помогло нам друг друга найти.

Лайла молчала. Она отбросила прочь вырванную сорную траву и взяла секатор. Расхаживая между грядками, она срезала овощи для салата. Спустя несколько минут она вернулась ко мне с руками, полными овощей.

– Думаешь, у нас подходящее сочетание схожего и несхожего?

Неуверенность, звучащая в ее голосе, удивила меня. Лайла потерла свою щеку, оставив на ней пятно грязи. Собранные в конский хвост волосы все равно вились, несмотря на жару. Я мешкал не более секунды, потом вытер грязные руки о в общем-то чистые джинсы и взялся за фотоаппарат. Лайла застенчиво улыбнулась. Я несколько раз щелкнул камерой.

Засовывая фотоаппарат в чехол, я постарался свести все к шутке.

– Ну, в общем-то, могло бы быть и получше.

* * *

После прополки мы поели свежего салата, приготовленного Лайлой, а затем решили немного вздремнуть на террасе. Предложила это Лайла. Я был в шоке. Она даже ночью мало спала, не говоря уже о том, чтобы отдыхать днем.

Мне пришло в голову, что во время поездки в Госфорд я придумал несколько способов, как заставить ее расслабиться и отдохнуть. Я гордился собой, надеясь на позитивное влияние отдыха на Лайлу.

Иногда ее состояние меня тревожило. Я пока не мог разобраться, что тут к чему, но чувствовал, что она на всех парах мчится к эмоциональному срыву, вызванному выгоранием на работе. Единственной уступкой, которую Лайла делала на благо собственного здоровья, если не считать безумной диеты, была ежедневная прогулка ускоренным темпом. Иногда она работала от восхода до заката, продолжая в том же духе даже тогда, когда я уже засыпал. Спала Лайла тревожно, ворочаясь во сне так, словно даже там не могла найти покоя.

Если бы я мог остановить какой-нибудь миг в наших отношениях, то он бы приходился на этот полудрему в плетеных креслах на берегу океана. Наш разговор тек неспешно. Она прижалась ко мне, когда налились тяжестью ее веки. Дыхание ее стало глубоким и мерным. Я тоже погрузился в дрему, завороженный наступившим вокруг умиротворением: ее мягкие волосы на моем плече, аромат ее духов, разлитый в воздухе, ее дыхание и шум волн внизу. Ее присутствие пьянило. Я был влюблен.

Понимание этого шоком не стало, однако именно в тот день я впервые это осознал. Я любил родителей, любил братьев, возможно, я любил свою работу, но это было другое. Любовь, возникшая между мной и Лайлой, любовь, расцветшая всего за несколько месяцев, произрастала из глубин моей души и была настолько же прочной и реальной, как сама земля.

Когда мне еще не было тридцати, папа иногда заговаривал со мной о том, что неплохо бы мне остепениться. Его беспокоило мое будущее. Иногда его благонамеренные речи превращались в многословные проповеди о том, как знакомство с моей мамой изменило его жизнь. Надеюсь, я вел себя достаточно уважительно, но, признаюсь, меня очень раздражал его идеалистический взгляд на мир. К этому времени у меня уже было множество подружек, и я хорошо знал, как работает система и какие чувства во все это вовлечены.

До знакомства с Лайлой я не понимал настойчивого утверждения отца, что подходящая женщина может и вправду изменить мою жизнь. Десятилетиями пренебрегая его советами, я вдруг понял, что во многом на него похож. Мы были мужчинами, которые быстро и сильно влюблялись, пусть даже я полжизни потратил на то, чтобы найти ту, которая мне подходит, и узнать о себе это.

Я размышлял над тем, когда следует, если следует, сказать ей об этом. Возможно, это случится через многие месяцы, которые перейдут в года. Не исключено, что мое признание будет тысячи раз застревать у меня в горле, зачахнет и умрет из-за того, что Лайла станет настаивать на том, чтобы мы жили одним днем.

Не имело значения, что она делала или говорила сегодня днем. Она может до конца своей жизни ходить босой, а я все равно буду безумно любить ее до отвращения грязные ноги.

Я безнадежно, целиком и полностью влюбился в нее, по крайней мере с того дня, как это осознал. Все, что мне оставалось, – следить, чтобы она от меня не ускользнула.

* * *

Азиат на фотографиях в квартире Лайлы привлек мое внимание уже в первую ночь, когда я оказался там. Иногда, когда она на меня не смотрела, я разглядывал их совместные снимки, пытаясь угадать, насколько близки они были друг другу. Я пришел к выводу, что их явно связывали романтические отношения. Они достаточно долго встречались, чтобы побывать по меньшей мере на трех континентах. Я несколько недель разглядывал эти фото, и азиат уже не казался мне полным незнакомцем. Меня сводили с ума догадки, кем же он был для нее.

Однажды поздно вечером Лайла стояла на балконе. Уже стемнело, но она купила новое растение. Оно показалось Лайле каким-то увядшим, и она решила срочно пересадить его. С моря дул легкий бриз. Я наблюдал за ее работой через колышущийся тюль гардин. В это время я просматривал на лэптопе пришедшие за день на мой электронный ящик письма. Дело оказалось не особенно интересным, поэтому я пошел на кухню, чтобы налить себе стакан воды.

Возвращаясь к столу, за которым прежде сидел, я снова скользнул взглядом по фотографиям и решил как бы невзначай спросить:

– Кажется, ты много путешествовала с этим парнем? Он твой друг?

Лайла повернулась, чтобы увидеть, о ком я говорю, а потом снова уставилась на цветочный горшок.

– Нет. Он был моим любовником.

Она больше ничего мне не сказала бы, если бы я не стал на нее давить.

Я все еще стоял, повернувшись спиной к гостиной, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно:

– Вы долго были вместе?

– Около года.

Я ждал, но она молчала. Это было все равно что рвать зуб.

– И-и-и?

– И-и-и?

– И-и-и? Я не знаю. Хоть что-то.

– Ревнуешь?

– Нет… Просто любопытно.

Конечно, я ревновал… очень ревновал, особенно сейчас, когда она заявила, что была с ним целый гребаный год, а когда я пытался запланировать что-то на неделю вперед, Лайла сразу же начинала нервничать.

– Его звали Харуто Абель. Мы были вместе, а потом он умер. Конец истории.

Ее слова всерьез меня задели. Шокировало даже не то, что она сказала, а та непринужденность и легкость, с которой Лайла произнесла «а потом он умер», словно надеялась, что я не обращу на ее слова особого внимания. Я уже возвращался, собираясь присесть на диван, но, заслышав такое, остановился и взглянул в ее сторону.

– Блин, Лайла! Извини.

Она пожала плечами и стряхнула над горшком прилипшую к рукам землю. После этого она полила растение из лейки. От моего внимания не укрылось, что разговаривала Лайла, стоя ко мне спиной. Выражения ее лица я не видел, поэтому не мог судить, насколько неприятен ей этот разговор.

– Люди умирают, Каллум. Грустно, но такова жизнь. – Поставив лейку на стоящий на балконе столик, она развернулась ко мне. – Я сейчас сполосну руки, и мы пойдем. Сегодня мне ужасно хочется мороженого.

– Минуточку, Лайла. Ты не можешь просто так все оставить. Когда… – Я даже не мог заставить себя произнести это слово. – Когда это случилось?