Келли Риммер - Без тебя

Переведя дух, я тихим голосом произнес:

– Если мы день за днем будем стареть вместе, разве в этом есть что-то плохое?

– Этому не бывать, Каллум, – прошептала Лайла, отрицательно покачав головой.

– Может, да, может, нет. Если не получится, мы все равно ничего не потеряем. Ты вот десять минут жарила меня на медленном огне, выведывая, почему я против института брака. А как насчет тебя? Ты пыталась убедить меня в том, что мне обязательно нужно найти себе жену, но при этом, посмей я назвать тебя своей подружкой, уверен, ты с удовольствием вырубила бы меня приемом каратэ, а затем скормила бы акулам в заливе.

– Разговор не обо мне.

– Теперь о тебе.

– На все есть своя причина.

Рассмеявшись, я покачал головой.

– Так нечестно. Если ты решила поиграть со мной в психолога, я тоже хочу.

– Мой случай не похож на твой, Каллум. Для меня одиночество – осознанный выбор. – Она пришла в раздражение, и между ее бровями пролегла морщина. – Я живу в мире с собой, а вот ты… не думаю.

– Если тебе все равно, быть ли одной или встречаться со мной, почему ты, в таком случае, со мной общаешься? Каждый раз, когда ты говоришь, что тебе необходимо свободное пространство, я с уважением отношусь к твоим желаниям. Обычно ты решаешь, когда в следующий раз мы увидимся…

А потом случилось то, чего я прежде за Лайлой не замечал: лицо ее исказила паника, тотчас же сменившаяся чувством вины. Я бы не удивился, если бы Лайла сейчас выронила пакет с продуктами и убежала бы прочь от меня. Я загнал ее в угол, чего делать не собирался. Возможно, я слишком на нее давил.

– Я ни на что не жалуюсь, – неуверенно добавил я.

Лайла глубоко вздохнула и медленно покачала головой. Мы теперь оказались у входной двери. Я начал открывать замок, что на время избавило меня от необходимости смотреть Лайле в глаза.

– Каллум! Ты мне нравишься. Если уж начистоту, мне и стейк нравится.

– Да неужели?

Я повернул ключ в замке, затем остановился и посмотрел на нее.

– Ты шутишь?

– Нет. Иногда мне его на самом деле очень хочется. На прошлой неделе, когда мы ужинали, ты приготовил себе сочный антрекот… Я едва не вырвала вилку у тебя из рук, но я решила не есть мясо. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Я еще могу понять, почему ты не ешь стейк… Метан, углерод и… и прочие вещества. Это имеет смысл. Но, блин, какое отношение наличие бойфренда имеет к окружающей среде?

Мы зашли внутрь и двинулись плечом к плечу на кухню. Лайла поставила свою сумку на столешницу. Повернувшись ко мне спиной, она принялась молча раскладывать покупки. Я положил купленную для себя еду на обеденный стол. Заданный мной вопрос повис в воздухе. Похоже, она не собиралась на него отвечать. Теперь пришло время мне впадать в панику… Она уже вытащила практически все продукты из сумки, когда та выскользнула у нее из рук. Упаковка с фалафелем[17], кулинарным полуфабрикатом, полетела вниз. Лайла попыталась подхватить ее, но не смогла.

– Блин, – пробурчала она.

В ее голосе звучало раздражение, которое она выпустила на свободу, желая подавить неприятное чувство, вызванное своей неуклюжестью. Я постарался вернуть начатый мной разговор в привычную колею, так как ощущал себя водителем на полной скорости, мчащимся прямиком на дерево.

– Мы встречаемся всего лишь несколько недель, как ты знаешь… – Я пытался говорить рационально и бесстрастно, поскольку результат начатого мной разговора уже был предрешен. – С любой другой женщиной, с которой я встречался прежде, я бы сейчас принаряжался ко второму или третьему совместному ужину и только надеялся бы, что этот ужин закончится постелью. Учитывая, что мы оба… Как ты это назвала? Не расположены к браку?

Лайла одновременно кивнула и передернула плечами. Она до сих пор стояла ко мне спиной.

– Ну, наши отношения развиваются очень быстро, но это не значит, что сегодня вечером мы должны обсуждать наше будущее, – закончил я.

Лайла развернулась и, заложив руки за спину, оперлась на столешницу позади себя. Медленно выдохнув, она все же на меня посмотрела.

– Работа – мой муж, Каллум. Я и ты… чем мы бы ни были… ну… Я просто закрутила небольшую любовную интрижку за спиной у мужа. Ты никогда не займешь главное место в моей жизни. Я не стану обещать тебе будущее… Никогда. Если ты начнешь надеяться на большее, подай мне знак, и каждый пойдет своим путем.

– Вполне разумно. Мы условились, что будем жить одним днем. Это меня вполне устраивает. Ты первая заговорила о браке.

И вновь я попытался добавить немного юмора в ситуацию, в которой нарастало напряжение. На этот раз Лайла хотя бы невесело улыбнулась.

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я счастлив, – я указал рукой на курицу, – и голоден. Хочу съесть что-то, изобилующее животными жирами. Давай поедим?

В ночь, когда умер Харуто, я сидела на этом балконе с дневником, похожим на тот, который веду сейчас. В ту ночь я решила выращивать цветы, а еще пообещала себе две вещи.

Повинуясь душевному порыву, я решила, что брошу коммерческое право и постараюсь внести свою лепту в дело его жизни, попытаюсь внести свой вклад в спасение Земли. Экология тогда не была полем моей битвы, но я чувствовала, что должна что-то сделать ради него. Я записалась на послевузовский курс по изучению природоохранного законодательства. Спустя несколько недель мне удалось уговорить Алана открыть в нашей фирме природоохранный отдел, когда я закончу изучение курса. Со временем я перестала делать это лишь в память о Харуто. Теперь я сама прониклась его идеями, но на это ушло довольно много времени: первый год я каждый день чувствовала себя притворщицей, борющейся за то, во что не верю.

Второе обещание было скорее подарком самой себе, оно не было продиктовано верностью и чувством вины по отношению к Харуто. Я сидела на этом месте с бутылкой вина, которое Нэнси делает на ферме, рыдала, опорожняя коробочку с гигиеническими салфетками, и в конечном счете поклялась себе, что никому больше не позволю строить свое будущее вокруг меня.

Харуто Абель не был первым мужчиной, с которым у меня завязались серьезные отношения. Если быть до конца искренней, любила я его не так сильно, как могла бы или должна была. Он был хорошим человеком, а когда-то просто великим человеком, но любовь наша была удобной и комфортной, а не страстной и всепроникающей. Мы познакомились в трудное для обоих время. Уверена, он думал, что помогает мне, я же вцепилась в него, словно в спасательный круг оптимизма и надежды. Разумеется, меня к нему тянуло. Харуто всегда оказывался психологически более сильным, когда вступал с кем-то в противостояние. Он был прирожденным лидером, супергероем борьбы за экологию и казался непобедимым – до тех пор, разумеется, пока не проиграл.

Только сейчас, оглядываясь на прошлое, я понимаю, насколько же незрелой тогда была. Мне просто требовалась его помощь. На самом деле я плохо его знала. Вначале я лишь поднималась ради него утром с постели, когда больше никакие доводы не помогали. Потом он стал источником надежды, постепенно обретшей очертания будущего. На его месте мог бы очутиться кто-то другой. Уверена, что, если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы не удостоила его даже второго взгляда.

Несмотря на все это, смерть Харуто едва меня не доконала. Я даже представить не могла, насколько тяжким будет груз вины и одиночества, обрушившийся на меня после его смерти. Он долго болел, и я из возлюбленной превратилась в сиделку. Впрочем, возможно, это лишь усложнило дело. Я была слишком поглощена уходом за ним. Когда он умер, я утратила опору в жизни. Реальность заключалась в том, что обрести ее я могла лишь в новом смысле жизни, с головой погрузившись в работу.

За последние недели я часто вспоминала Харуто. Странно, если учесть, что сейчас у меня появился другой. Я размышляла, что бы он сказал, увидев Каллума, а потом улыбнулась, подумав, как бы Харуто ужаснулся, встретив человека, занимающегося разработкой рекламных кампаний – как раз тех кампаний, против которых он сам вместе с другими постоянно вел борьбу. Я перестала употреблять в пищу продукты животного происхождения сразу же после нашего возвращения из Мексики. Харуто, помню, очень злился даже тогда, когда я пила коровье молоко в его присутствии. Вид того, что ест Каллум, мог бы, пожалуй, свести Харуто в могилу.

Я начинаю понимать, что в присутствии Каллума постепенно теряю свою решительность. Нет, я продолжаю заверять себя, что буду держаться от него подальше, не позволю нам сблизиться ради его же интересов, убеждаю себя, что так будет лучше, но в его присутствии все мои благие намерения теряют смысл. При виде его ухоженных с неимоверной претенциозностью волос, когда Каллум появляется в толпе на пристани, при дребезжании телефона, когда от него приходит сообщение, я ощущаю необыкновенный трепет в животе, словно я опять стала тринадцатилетней школьницей, влюбившейся в первый раз. Нелепо и мило одновременно.

Он говорит, что его вполне устраивает жить одним днем. Он обещает не искать обязательств, но я вижу, что где-то в глубине души Каллум надеется, что дни как-нибудь превратятся в десятилетия и мы, сами того не осознавая, придем к тому, что будем сидеть рядышком и разглядывать фотографии наших внуков. Я вижу это в его взгляде. Я слышу это в его голосе. Хотя я стараюсь не обращать внимания на подтекст его слов, во время споров он приводит вполне логичные доводы.

Если бы я была более порядочным человеком, я бы не ответила на все его последующие звонки. А лучше бы сейчас закончить все раз и навсегда. Логика подсказывает мне, что сложившаяся ситуация ни к чему хорошему не приведет, но я все равно хочу продолжения. Древняя, как мир, борьба сердца против разума. Мое сердце каждый раз одерживает победу.