И вот теперь они оба наконец осознали, что чудеса возможны в этой жизни.

* * *

Солнечный свет пытался проникнуть, сквозь щели в шторах, но не мог разогнать полумрак, воцарившийся в комнате. Еще никогда и ни с кем ему не было так легко. Они немного поспали, но этого оказалось достаточно, чтобы Трейс почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Он перекатился на живот, обняв ее одной рукой, и подумал, что лучшим применением для новых сил, переполнявших его, станет занятие любовью с Джиллиан.

— Помнишь, как мы на днях принимали душ, когда ты была не в духе?

Она лениво раскинулась на кровати, положив голову ему на спину.

— Что-то я не припомню, чтобы была не в духе. Я помню, что вполне справедливо обиделась.

— Какая разница, главное, что результат один и тот же. — Трейс со вздохом закрыл глаза, когда Джиллиан принялась массировать его шею. — Я просто представляю, как замечательно ты себя чувствовала, разгоряченная и влажная, особенно когда обезумела настолько, что собиралась плюнуть мне в лицо.

— Ты снова хочешь свести меня с ума?

— Почему бы и нет? Немного ниже, док. Да. — Он вздохнул, когда ее пальцы заскользили по его спине. — Да, вот здесь.

— Возможно, тебе удалось бы убедить меня принять душ. — Она прижалась губами к его лопатке, а затем принялась покрывать поцелуями его спину, опускаясь все ниже и ниже.

— Не думаю, что это займет много времени.

— Неужели? — Она уставилась ему в затылок. — Ты хочешь сказать, что я такая доступная, О’Харли?

— Нет. — Он улыбнулся сам себе. — Просто я невероятно хорош. — Он слегка вздрогнул, когда Джиллиан ущипнула его.

— Такое высокомерие обычно приводит к полному провалу. Возможно, мне стоит… — Она осеклась, обнаружив нечто совершенно неожиданное. — Трейс, зачем ты сделал себе татуировку жука?

Он приоткрыл один глаз.

— Скорпион.

— Извини?

— Это скорпион.

Желая поверить ему на слово, Джиллиан склонилась над татуировкой.

— Конечно, здесь мало света, но… Нет, это определенно самый настоящий жук. К тому же раздавленный жук. — Она поцеловала татуировку. — Поверь мне, я же ученый.

— Это скорпион. Он символизирует стремительное нападение.

Джиллиан прижала руку ко рту, чтобы подавить смех.

— Я вижу. Очень подходящий символ. Однако, поскольку я вижу эту татуировку лучше, чем ты, могу сказать, что твои привлекательные ягодицы украшает раздавленный жук.

— Просто изображение немного размыто, — сказал Трейс, не желая обижаться, потому что ее руки творили чудеса с его телом. — Тот мастер был пьян.

Джиллиан села на кровати, положив руку ему на бедро.

— Ты хочешь сказать, что согласился предоставить такую чувствительную часть тела пьяному мастеру тату?

Трейс перевернулся на спину. Одно стремительное движение — и вот она уже лежит в его объятиях.

— Я тоже был пьян. Неужели ты думаешь, что позволил бы кому-то приблизиться ко мне с иголкой, если был бы трезв?

— Ты сумасшедший.

— Да. И тогда мне было двадцать два. — Трейс с удовольствием вдыхал запах ее кожи. — Я пытался унять боль от сердечной раны и вывихнутого плеча.

— Тебе разбили сердце? — Джиллиан с любопытством взглянула на него. — Она была красива?

— Великолепна, — мгновенно откликнулся он, хотя на самом деле не мог вспомнить. — Ее тело было так же прекрасно, как и ее воображение. — Он продолжал ласково смотреть на нее, но ее глаза сузились.

— Это правда?

— Не знаю, наверное. Но в любом случае у меня было вывихнуто плечо.

— Ай. — Джиллиан коснулась его плеча. — Хочешь, я вывихну тебе другое?

— Угрозы? — Трейс восторженно улыбнулся. — Знаешь, док, ты сейчас подозрительно напоминаешь мне женщину, которая ревнует.

В ее глазах вспыхнул огонь.

— Я понятия не имею, о чем ты. Такие, как ты, не достойны ни капли ревности.

— Ты снова справедливо обижаешься?

— А что в этом такого, если я лежу в постели с мужчиной, а он вдруг начинает восторгаться другой женщиной?

— Прекрасно.

Трейс соскользнул с постели. А затем, не обращая внимания на ее протесты, перекинул Джиллиан через плечо.

— Что ты делаешь?

— Теперь, когда ты разозлилась, думаю, настало время принять душ.

Джиллиан изо всех сил ущипнула татуировку жука.

— Сукин сын.

— Обожаю, когда ты выражаешься.

И он понес хохочущую Джиллиан в ванную.

Глава 10

Когда был назначен день встречи с людьми Хусада и ему предстояло отправиться вместе с ними в горы, Джиллиан разрывалась между двумя желаниями. Она очень хотела, чтобы Трейс добрался до Флинна, увидел его и вернулся обратно, чтобы рассказать ей о том, что с братом и племянницей все в порядке. С другой стороны, она предпочла бы, чтобы Трейс нашел простой и безопасный способ сразу освободить их.

И поскольку она понимала, что не существует простого и безопасного способа, Джиллиан хотела попросить его не ездить туда, где его могли убить или захватить в плен. Она знала, что, если бы не вмешалась в его жизнь, эти недели Трейс провел бы под жарким мексиканским солнцем.

И все, что с ним теперь происходило, полностью на ее совести. Но когда она попыталась все это объяснить ему, Трейс только отмахнулся.

— За меня никто и никогда не нес ответственность, милая. Поэтому глупо начинать сейчас.

И Джиллиан умолчала о своих страхах, понимая, что они мало что ей дадут, а Трейсу и подавно.

Они занимались любовью неистово, с отчаянием, которое говорило яснее любых слов. Возможно, они вместе в последний раз. Она хотела умолять его дать ей обещания, но промолчала, согласившись на порывистые ласки в свете луны. Он хотел, чтобы она призналась ему в своих чувствах, но довольствовался ее теплом и щедростью. Она могла не представлять, какие опасности подстерегают его в пещере льва, куда он собирается войти, вооруженный одной лишь ложью. Хотя он-то хорошо знал, что ложь может быть очень грозным оружием, Трейс все-таки предпочел бы холодную невозмутимость своего пистолета.

Изображая Кабо, он ничего не добьется от Хусада при помощи пистолета или ножа. А как Иль Гатто… Но Иль Гатто придется подождать. Он отправится в горные апартаменты Хусада и вернется вместе с Флинном и Кейтлин Фитцпатрик. Или же не вернется вовсе.

Ворочаясь, Трейс прислушивался к спокойному дыханию Джиллиан. Никаких кошмаров, с облегчением подумал он. Через день, возможно, два все будет кончено. И тогда она сможет вернуться к прежней жизни в Нью-Йорке, в свой институт, к своим опытам и экспериментам.

И кошмары прекратятся, потому что все в ее жизни вернется на круги своя.

Он нежно погладил волосы, стараясь не разбудить ее. Он никогда не расспрашивал ее о работе. Расспросы означали бы еще один шаг к сближению. Но он пытался представить, как она размышляет над невероятно сложными вычислениями, в белом халате поверх делового костюма, ее волосы аккуратно убраны назад, а взгляд серьезен и внимателен.

Она на самом деле верила, что можно изменить мир при помощи знаний, логики и науки. Он намотал на палец шелковые пряди ее волос. Возможно, она права, что отказывалась взглянуть в лицо жестокой реальности и поверить в то, что ничего изменить невозможно. Это страшное осознание лишит ее иллюзий, как когда-то произошло и с ним. А Трейс хотел запомнить Джиллиан именно такой — сильной, чистой, полной надежд.

Он не знал, как сказать ей, что она для него значит, и, будь он другим человеком, их чувства могли бы стать взаимными. И он отдернул руку, чтобы не разбудить ее.

Но Джиллиан не спала. Она знала, что его одолевает тревога и вопросы, на которые нет ответов, и потому тихо лежала, притворяясь спящей. В том, как он касался ее, думая, что она спит, было что-то нежное и трогательное. И она станет вспоминать эти мгновения, когда завтра он выйдет за дверь.

Если он не мог уснуть, подумала Джиллиан, возможно, если она обняла бы его, он смог бы расслабиться и отдохнуть. Но, услышав, как Трейс снимает телефонную трубку, она затаила дыхание.

Он говорил по-французски, и Джиллиан ничего не поняла, потом замолчал. Она услышала, как чиркнула о коробок спичка, пока он дожидался ответа.

— Это О’Харли, номер 8372В. Соедините меня через Париж с Нью-Йорком, код 312.

Ему был необходим этот звонок, хотя он понимал, что во время задания это против правил. Но звонок через Париж обеспечит ему полную секретность. Он знал, что телефон не прослушивается, и, если Кендеса отслеживает звонки, он узнает лишь, что Кабо звонил в Париж. И с этого момента все следы будут заметены.

Теперь ему оставалось только надеяться, что она дома.

— Алло.

— Мадди. — Услышав голос сестры, Трейс улыбнулся в темноте. — Сегодня вечером нет спектакля?

— Трейс? Трейс! — Ее быстрый, заразительный смех в мгновение ока пронесся над океаном. — Как ты? Где ты сейчас? Прошло уже полгода с твоего последнего звонка, и я все думала, позвонишь ли ты в ближайшее время. Я рада, что ты позвонил. Мне так много надо тебе рассказать! Ты в Нью-Йорке?

— Нет, я не в Штатах. У меня все в порядке. Как идут дела на Бродвее?

— Потрясающе. Не представляю, что театр будет делать, когда я возьму отпуск на год.

— На год? Вы с Валлентайном собираетесь путешествовать?

— Нет… Я не знаю, возможно. Трейс, у меня будет ребенок. — Телефонные провода шипели и плавились от ее радостного возбуждения. — Через шесть с половиной месяцев. На самом деле врачи еще собираются сделать кое-какие тесты, потому что, похоже, у меня не один ребенок.

Ребенок. Он подумал о худенькой, длинноногой, рыжеволосой девочке, у которой было столько энергии, что любой взрослый позавидовал бы. Она еще была подростком, когда он видел ее в последний раз. И теперь… ребенок. Он вспомнил об Эбби и ее сыновьях, племянниках, которых он никогда не видел.