— Бритт и Энтони не имеют ко всему этому никакого отношения, — сказал он жестко.

— Ох, имеют, приятель. И как еще имеют! Просто они пока не догадываются об этом. Так что, если ты будешь меня слишком уж доставать и проявишь излишнюю неуступчивость, я вытащу всю эту вашу грязную историю наружу. Теперь тебе придется во многом со мной соглашаться. Не забывай о моих козырях.

Элиот внимательно изучал ее, наконец неторопливо заговорил:

— Послушай, Моник, я бы не стал оспаривать у тебя Дженифер, если бы знал, что ей у тебя будет хорошо, что твоя жизнь устроена. Но я не уверен, что ты сможешь обеспечить ей благоденствие. Одним словом, если ты хочешь, чтобы Дженифер была с тобой, надо сначала поговорить о твоих выпивках.

— Ты сукин сын! Можешь катиться ко всем чертям, напыщенный выродок!

— Я знаю, ты вполне способна позаботиться о ребенке и не допустишь небрежности, — продолжал он, будто не замечая ее злобной ругани. — Но это пока ты трезвая. А ты пьешь, пьешь часто и тяжело.

Моник передвинулась на край кресла, челюсти ее сжались, и она процедила сквозь зубы:

— Слушай, мистер! Я никогда ничего не сделаю во вред своей дочери!

— Ты что, бросила пить?

— Я не должна перед тобой отчитываться.

— Согласен, передо мной не должна. А вот перед судом — придется.

— Ах, вот что, ты решил пригрозить мне судом, — спокойно сказала она, подняв брови. — Прекрасно! Но сначала выслушай мой совет. Прежде чем угрожать мне, подумай, как суд отнесется к тому, что Мистер-Сама-Добропорядочность трахает свою мачеху. Всякому ясно, что хуже такого типа для ребенка никого нет!

— Не пытайся сделать из мыши слона, Моник. Бритт никогда не исполняла по отношению ко мне родительских обязанностей, а это единственное, что в данной ситуации интересует суд.

— Ох, ох! Уж не думаешь ли ты, что им понравится, что ты трахаешься с супружницей члена Верховного суда? Судьи обожают узнавать вещи такого сорта о своих коллегах, не так ли?

— Это, Моник, не относится к делу.

— Ах, не относится к делу? — Она рассмеялась. — К какому делу?

— К вопросу о Дженифер.

— Ну да, черт подери, к Дженифер это не относится! Наверно, и к тебе это не относится? И ко мне? Можешь тешить себя подобными мыслями, но я-то хорошо понимаю, что тут к чему относится. И вообще я знаю гораздо больше, чем ты думаешь. Например, абсолютно точно знаю, что ты заделал своей милке одну маленькую штучку.

— О чем ты говоришь?

— Что же, она тебе ничего не сказала?

— О чем?

— Хотя бы о нашем с ней разговоре.

— Вы говорили с ней?

Моник улыбнулась.

— Значит, она действительно дала тебе отставку? А я было подумала, что это она просто так говорит, для вида.

— Моник, какого черта!.. На что ты намекаешь?

Она поджала губы.

— Ну, ну, ну! Что это такое мне послышалось в вашем голосе, сэр? Любовь или страх?

— Моник, не играй со мной в эти игры! И давай что-нибудь решать с Дженифер. Чего ты хочешь? Денег?

— Засунь себе свои траханные деньги знаешь куда?..

— Так ты хочешь войны? Ты хочешь скандал и драку, потому что ничего другого, ничего лучшего делать не умеешь. Почему бы вам с Фэрренсом не придумать что-то более конструктивное? Бросить пить, к примеру?

Моник встала и схватила свое пальто.

— Катись ко всем чертям, мистер Брюстер. — Она ткнула в него пальцем. — Обещаю тебе, что парадом буду командовать я, а не ты. Когда я приму окончательное решение, ты первым узнаешь об этом. А тем временем просто сядь и подумай, как и чем тебе в будущем оправдываться.

Он не ответил, неподвижно сидел на диване и смотрел, как она натягивает пальто и направляется к двери. Но прежде, чем выйти, она обернулась и сказала:

— Надеюсь, ты не сношаешься здесь со своей сучкой и не устраиваешь с ней оргий в то время, как в доме находится ребенок? Предупреждаю тебя, Элиот, я не допущу этого. И не рассчитывай, что я забуду то, что видела в ту дождливую ночь на побережье. Считайся с этим.

ЧЕВИ-ЧЕЙЗ, ШТАТ МЭРИЛЕНД

24 декабря 1988 года

Расчесывая волосы, Бритт повернулась к зеркалу боком, чтобы взглянуть на себя в профиль. Нет, красное вязаное платье, которое она надевала и на прошлогоднее Рождество, не стало ей тесно. Живот оставался таким же плоским, как и раньше, фигура нисколько не изменилась.

Порой она даже подумывала, а не ошибся ли доктор. Но тошнота по утрам и неуловимые, но осязаемые изменения в организме были реальностью. Груди чуть набухли, в них появилась легкая болезненность, кожа иначе реагировала даже на прикосновение одежды, вкус некоторых продуктов изменился, обретя странный, неприятный привкус. Нет, всем этим невозможно пренебречь, с ее телом происходило нечто неизведанное.

Бритт отложила расческу и, взяв со стеклянной полки флакончик любимых духов, чуть коснулась его пробкой за ушами и у запястий, после чего вернулась в спальню. Дверь была открыта, и она слышала доносящуюся снизу рождественскую музыку. Энтони собрал превосходную коллекцию записей, в ней можно найти музыку на все случаи жизни. Тетя Леони пребывала в восторге от возможности в любое время выбрать себе музыку и послушать ее.

Тетушка приехала два дня назад. Пригласить ее на Рождество предложил Энтони, сказав, что вдове это первое Рождество в одиночестве может показаться слишком грустным. Первым делом Бритт сообщила ей о своей беременности — очень уж хотелось поделиться со своей единственной родственницей этой новостью. И тетя Леони обрадовалась известию не меньше, пожалуй, чем Энтони.

— Деточка, это же просто прекрасно! — воскликнула она. — Судья сейчас, должно быть, самый счастливый человек на свете!

Энтони последний месяц, действительно, находился в непреходящей радостной эйфории, хотя, учитывая настроение Бритт, внешне не особенно бурно ликовал. Он преисполнился желанием что-нибудь для нее сделать, постоянно спрашивал, не хочется ли ей чего-нибудь особенного. А Бритт, со своей стороны, старалась не хандрить и не предаваться унынию. Ей не хотелось отравлять радость, хоть самой приходилось несладко.

Энтони Мэтленд решил объявить сегодня гостям о новом существе, справедливо считая, что рождественский вечер — прекрасное время для подобного рода сообщений. А ей, когда он сказал об этом, захотелось заболеть и умереть, но она взяла себя в руки и только попросила мужа не сообщать пока во всеуслышание об их семейной радости. Элиот, думала она, вместе с дочкой — в числе приглашенных, что он подумает, как прореагирует, когда Энтони торжественно сообщит гостям о ее беременности?

Появление Элиота в их доме пугало ее, слишком мало времени прошло, и она чувствовала, что встретиться с ним лицом к лицу еще не готова. Уж лучше бы это произошло потом, позже, когда она достаточно успокоится. Но сказать Энтони, чтобы он не приглашал Элиота, она, понятно, не могла. Ей оставалось только молиться, чтобы Элиот отклонил приглашение. Но он принял, сказав, правда, Энтони по телефону, что вряд ли погостит долго. Моник поздно вечером улетает в Нью-Йорк и хочет забрать с собой Дженифер.

Бритт не видела Элиота со дня выборов. Однажды Энтони пригласил его с Дженифер пообедать у них в одно из воскресений. Но Бритт сослалась на давно якобы назначенную встречу с друзьями по колледжу, и ей удалось избежать столкновения с Элиотом. Тот, в свою очередь, не делал попыток встретиться с ней. Однако ее память хранила его слова о том, что они должны быть вместе, она не могла забыть его уверенности в том, что настанет день, когда она придет к нему. Ах, если бы он мог знать, как навредил ей этой свой уверенностью, сколько смятения внес в ее мысли и чувства!..

Наконец Бритт, к радости своей тетушки, спустилась вниз, в гостиную. Тетя Леони поднялась ей навстречу в новом шелковом зеленом платье, которое Бритт купила ей накануне. И, хотя ее волосы подернулись сединой, выглядела она гораздо лучше, чем в день погребения дяди Эрла.

Бритт уселась рядом с ней, и тетя вновь принялась за домашнее рождественское печенье.

— Не пойму даже, в чем дело, климат или что, но только здесь еда имеет совсем не такой вкус, как дома.

Накануне вечером они вдвоем пекли это печенье — как когда-то, когда Бритт была еще совсем девочкой. Вчера для нее это занятие было преисполнено ностальгической грусти. Но потом она подумала: придет день, когда она будет печь печенье со своим собственным ребенком, если, конечно, родится девочка. Но тут же эту мысль вытеснила другая: как она посмотрит в глаза своему ребенку, зная, кто в действительности его отец?

— А дом, деточка, я вижу, у тебя присмотрен, чистенький, все здесь так хорошо устроено, — сказала тетя Леони, в который уже раз с удовольствием оглядывая нынешнее жилище своей племянницы.

Бритт тоже осмотрелась, пытаясь настроить себя на приход гостей. В последние месяцы она уделяла устройству дома достаточно времени, поскольку нигде еще не работала, и это было ее единственным занятием. Она все еще не решила, как быть со службой, поскольку начинать карьеру одновременно с рождением ребенка казалось ей бессмысленным. Можно было, конечно, попрактиковать пока в качестве адвоката. И она решила, что так и сделает. Для нее это будет своего рода епитимьей, а ребенку пойдет только на пользу, поскольку двигаться она будет больше, чем сидя дома.

— Прекрасно, прекрасно! — сказал Энтони, появляясь из столовой. Он был в синих брюках от костюма и белой рубашке с ярко-красным галстуком. — Наша мамочка наконец-то спустилась вниз…

— Энтони, прошу тебя, не называй меня больше так. Сейчас гости появятся. А у тебя это словцо вот-вот войдет в привычку, и мне будет не особенно приятно, если оно проскользнет у тебя при гостях.