Эстер Росмэн - Без покаяния. Книга вторая

Но Элиот был рядом и вновь начал вытеснять образ Энтони из сознания Бритт, наполняя его своим живым присутствием. Вот он погладил ее по голове и заглянул в глаза… У него было такое лицо, что она не могла не вернуть ему своего внимания, всеми чувствами устремляясь к его душе и к его заботам.

Все время, что они ехали домой, она думала о предстоящей физической близости. И, казалось, он догадывается об этом. Когда он положил руку на ее колено, она почувствовала, что страшно изголодалась по его ласкам, по его рукам, по его сильному телу, единение с которым доставляет ей такое немыслимо острое наслаждение.

Они вошли в темный дом и даже не стали зажигать свет. Обнявшись, они неподвижно стояли возле лестницы. Затем, не сговариваясь, начали раздеваться, и она готова была отдаться ему прямо здесь, в холле, но в последний момент, собравшись с силами, увлекла его в сторону его спальни, где они соединились наконец после целого дня тайных вожделений.

Остаток вечера и большую часть ночи они занимались любовью, все еще продолжая исследовать тела друг друга и пробуя все позы и движения, которые только могло подсказать им их разгоряченное воображение.

Бритт была удивлена охватившей ее чувственностью. Никогда ничего подобного она не испытывала, даже в те безумные уик-энды, которые они проводили с Дрейком Крофтом в дешевых гостиничных номерах. Возможно, именно теперь пришло ей время стать женщиной в полном смысле этого слова, и дело тут совсем не в Элиоте. Но все в ней звало и требовало именно этого мужчину. Она хотела вновь и вновь овладевать им и отдаваться ему. Вот и сейчас по его лицу, по дыханию она видела, что он близок к свершению, сама она тоже подходила к этому, но, еще не пережив конечного экстаза, она хотела его опять, думала о том, как они соединятся снова.

— Теперь можно и помирать. Все уже сделано… Здесь ничего не осталось больше… — едва шевеля пересохшими губами, чуть слышно вымолвила она.

Он приподнялся и легонько прикусил ее плечо.

— А завтра? Разве на завтра не осталось никаких работ?

— Только с тобой. — Она прижала его руку к своей щеке и с некоторой заминкой спросила: — Скажи, а с Моник у тебя было так?

— Зачем тебе знать?

— Скажи.

— Быть может, в самом начале, — уступчиво ответил он. — Но потом секс стал каким-то опустошающим. Безлюдным. А иногда просто грубым.

— Прости, я не должна была спрашивать…

— Ты великолепная любовница, — сказал он. — Когда я вхожу в тебя, мне хочется остаться там навсегда. Но это далеко не все, что меня в тебе привлекает.

— А что еще?

— Мне хочется быть с тобой всегда, всякий час, всякую минуту. Ты даешь мне то, чего у меня никогда не было, да и во мне самом пробуждаешь нечто, чего раньше я не замечал за собой. Это делает меня лучше, и я благодарен тебе. Я люблю тебя за это. Мы подходим друг другу, Бритт. И теперь мы принадлежим друг другу.

После этих слов наступило тяжелое молчание. Слышно было только их дыхание.

— Не думай об Энтони, — наконец проговорил он.

Бритт не ответила. Это была единственная тема, которую они не должны обсуждать. Помолчав, она спросила:

— Что ты будешь делать, забрав Дженифер из больницы?

— Погостим тут еще немного, пока она не окрепнет, а на следующей неделе уедем. Есть возможность поработать год-другой в департаменте госсекретаря. Но только в том случае, если это будет связано с выездом за рубеж, а нет — так подыщу что-нибудь другое. Пусть это даже будет не лучший вариант, но что-нибудь всегда найдется, лишь бы убраться отсюда.

Бритт приняла это как намек: если она согласится покинуть Вашингтон, он возьмет ее с собой. Предположение заставило надолго замереть ее сердце, ей уже казалось, что опять оно никогда не забьется. Она отодвинулась от него, отвернулась, легла на бок и так лежала, держа руки на груди и пытаясь успокоиться.

— А что мы будем делать, если однажды утром проснемся, а все между нами кончится? — спросила она, собравшись наконец с духом.

— Уверен, что этого никогда не будет.

— А если все же случится?

— Да ничего плохого с нами случиться не может. Как и со всеми, кто находится под защитой розы. В ближайшие сто лет я не ожидаю никаких катастроф.

— А чего ты ожидаешь?

Не успев договорить вопроса до конца, Бритт пожалела, что задала его. Она совершенно не готова была к тому, чтобы обсуждать планы на будущее. Она все еще состоит в браке с человеком, которого любит. Что, в самом деле, могло измениться в ее жизни всего за неделю? И все же она ждала его ответа.

— Я ожидаю, что мы долгое время будем пребывать вместе, в любви и согласии, — сказал Элиот.

Их тела понемногу остывали. Бритт начинала дрожать, и Элиот накрыл ее и себя одеялом, обнял и, целуя ее волосы, уши, плечи, вновь и вновь говорил о том, как сильно любит ее. Его жар, его ласки, сама близость его тела согрели и успокоили ее, она почувствовала, что сон подкрадывается к ней. С Энтони они никогда не засыпали в объятиях друг друга — так, как она засыпала сейчас с этим человеком, с Элиотом Брюстером.

Утром следующего дня Элиот поехал за Дженифер. Бритт осталась дома, готовя к их приезду ланч. Небо вновь затянулось свинцовыми тучами, но до того как пошел дождь, они успели вернуться. Здесь, в большом, красивом, теплом доме им было уютно и покойно, непогода за окнами только усиливала эти ощущения.

После ланча Элиот устроился в гостиной, посадив Дженифер на колени и рассматривая вместе с ней книжки с картинками. Девочка практически выздоровела, это радовало Бритт. Она сидела тут же, в кресле напротив, пила чай, бросая время от времени взгляд на милую картину общения папы с дочкой и прислушиваясь к раскатам грома, доносящимся со стороны залива.

Буря была в самом разгаре, когда они сели обедать. Прежде чем они закончили есть, погас свет, и Бритт, достав из комода несколько свечей, зажгла их. Молнии, то и дело перечеркивавшие вечернее небо за окном, чересчур взвинтили нервы малышки. Она начала капризничать, Элиот всячески старался ее успокоить.

Вскоре после обеда Дженифер совсем сникла и согласилась пораньше отправиться в постель. Элиот понес ее наверх, а Бритт с подсвечником в руках освещала ему путь. Но малышка долго не могла заснуть, слишком напуганная бурей, громом и молниями. Бритт вспомнила бури, так пугавшие ее, когда она сама была ребенком, взяла девочку на руки и, покачивая, стала тихонько напевать, как это делала в свое время тетя Леони.

Элиот сидел рядом и слушал. Потом, когда Дженифер почти уснула, он подошел к постели и, поцеловав их обеих, сказал Бритт, что отправляется развести огонь в камине. Он вышел, а она вдруг подумала: может настать день, когда для этого ребенка, лежащего у нее на руках, она уже не будет приемной бабушкой.

Потом они с Элиотом сидели рядышком перед камином, пили вино и смотрели в огонь.

Бритт вдруг подумалось о том, что ночи, проведенные ею здесь с Элиотом, не похожи одна на другую. Однако она знала, что все это не может длиться долго.

Когда он расстегнул ее блузку и стал целовать грудь, она поначалу даже не отозвалась на ласку, настолько окутала ее печаль, отдаляя от возлюбленного. Но было еще что-то тревожащее, какая-то не додуманная до конца мысль следовала за ней неотступно все эти дни. Ах, вот оно что! Будто очнувшись, она осознала, что она не пользуется противозачаточными средствами. Просто забыла об этом, и все. Что ж, грех всегда ведет за руку беду. Впрочем, может, еще и обойдется…

Видя, что он уже занялся застежкой ее бюстгальтера, она сказала, что ей надо выйти, поднялась к себе и на этот раз сделала все, что надо, не совсем, правда, уверенная, что не опоздала. Раздеваясь, она слышала, что буря не унимается, гремя чем-то на кровле и шурша безжалостно обрываемой листвой. Она продрогла, поскорее закуталась в халат и пошла взглянуть на Дженифер. Та, несмотря на шум за окнами, спокойно спала.

По пути к лестнице Бритт зашла в спальню Элиота и захватила его махровый халат на случай, если позже тот ему понадобится. Спустившись в гостиную, она обнаружила его на кушетке, которую он, отодвинув кресла, поставил ближе к камину. Он уже разделся и лежал теперь на боку, оперевшись на локоть. Один вид этого сильного и красивого тела сразу же возбудил ее.

Она повесила его халат на стул, поставила на пол подсвечник, подошла и остановилась рядом с ним. Элиот протянул руку и хотел привлечь ее к себе, но, прежде чем сесть рядом с ним, она успела расстегнуть и сбросить халат. В этот момент раздался один из самых ужасающих ударов грома, такой сильный, что, казалось, застонал весь дом. Глаза ее устремились навстречу его взгляду, и когда он притянул ее к себе, дав волю ненасытным рукам, она откинула голову назад и застонала.

И тут Бритт вдруг почувствовала, что кто-то следит за ними. Она открыла глаза и посмотрела на широкие двойные окна. Там, сквозь водную завесу, обволакивающую стекла, она увидела женщину, стоящую под проливным дождем, темноволосую, неподвижную, со странной ухмылкой на лице.

Это была Моник Брюстер.

Проголосовав, Бритт прошла мимо избирателей, ожидающих своей очереди к кабинкам и урнам. Энтони изучал бюллетени для голосования и все еще не закончил процедуры участия в выборах, так что она решила подождать его снаружи. Щеки ее пылали, и прикосновение свежего бриза к разгоряченной коже было очень приятным. Она глубоко вздохнула, прислонилась к стене и огляделась. Она всеми силами старалась в эти дни гнать от себя тяжелые мысли и бездумно смотреть на окружающий мир, особенно на детей, способных одним видом непринужденной возни полностью овладеть вашим сознанием.