Дарья Агуреева - Без парашюта

Михаил устало опустился на стул. Теперь от него уже ничего не зависело. Он сделал все, что мог. Оставалось только ждать, отдав ее едва теплящуюся жизнь в безжалостные руки врачей. Ждать… Это всегда бывает самым трудным. Понимать, что тебе уже ничего не сделать и ты никак не можешь повлиять на результат.

Молиться? Только не это! Вера ослабляет, сводит с ума. Так не долго дойти до безумия, поглотившего Катю. Он с содроганием вспоминал остывшую, алеющую кровью ванную… И она еще смеет рассуждать о романтике, о любви! Сколько цинизма, сколько низости в этом идиотском решении — вскрыть себе вены в его квартире, в его воздушном замке, выстроенном только для нее… Ведь ему-то ничего этого не нужно! А жалкая предсмертная записка, обязывающая его кого-то искать, кому-то передать ее последний рассказ? Сколько все-таки в ней эгоизма! Его чувства в расчет не принимаются? Только ее боль, ее любовь имеет смысл? А как же он, столько сделавший для нее, не смеющий даже намекнуть на свое незримое, но ощутимое участие в ее судьбе, опасаясь жестокой благодарности, которая всегда тяготит рассудочное чувство зрелой любви? Как можно так грубо обращаться с единственной по-настоящему бесценной для любого существа вещью — жизнью, которая и без того может оборваться в любое мгновение? Уж кто-кто, а он, двадцати девятилетний высоко оплачиваемый адвокат, знает, как это бывает!

А тут эта девочка, которую он так старательно оберегал от привычной ему грязи городской жизни, наплевав на его мечты, его заботу, издевается над своим юным, нежно любимым им телом в его собственной квартире! Да еще просит никого ни в чем не винить, а только найти какого-то Борю и отдать ему ее рассказ! Что она там понаписала дурочка? Он неверной рукой достал из дипломата помятую тетрадь, заляпанную бурыми пятнами высохшей крови. Неужели она потом еще и читала это?! Истекала кровью и тряслась над своей болью? Нет, этого ему никогда не понять! Как можно зациклиться на какой-то секундочке, пусть испепеляющей, пусть невыносимо терзающей душу, и отказаться от безграничности неведомой жизни? Боже мой! Да как она могла рыдать над своим прошлым, когда вместе с кровью от нее уходило будущее?

Он зло перевернул страницу. Перед глазами забегали неровные нервные строчки, грубо обнажающие запутанный клубок Катиных переживаний. Лишь первый лист был исписан аккуратно, каллиграфическим уверенным почерком: «Б.С.Т. посвящается… И пусть никто себя ни в чем не винит, как бы ни закончилась моя история. Даже если Боренька сделал что-то против своей совести — этот обман принес мне счастье, пусть мимолетное, но все-таки счастье, а счастье, подаренное человеку никогда не может быть виной или несправедливостью…»

«Хорошо хоть она понимает, что в ее кретинизме винить некого, кроме нее самой!» — невольно усмехнулся Михаил, дрожащими пальцами зажигая сигарету. «Но до чего же все-таки это погано! Я нашел ее! Я, как мальчишка, покорно выжидал на расстоянии, когда ей понадоблюсь… Ни в чем ей не было отказа, ни в чем! А потом появляется какой-то чертов Боря, и она режет себе вены в ванной, отделанной в ее любимых цветах! Вот дерьмо!» Зло отбросив недокуренную сигарету, он вновь заглянул в тетрадь: «Лучше читать, иначе я просто сойду с ума, ожидая пока эту идиотку закончат оперировать!»

«Да, да, я искренне прошу никого не винить себя в том, что произошло и еще произойдет, хотя понимаю, что уже этот рассказ может пробудить в читающих его чувство вины, но поверьте мне — это ложное, глупое чувство. Почему-то люди всегда склонны обвинять себя, как будто от них что-то зависит! А что такое человек? Всего лишь животное, собака, которую ведет на поводке случай. Самое низкое, самое несовершенное творение природы, воплощение абсолютизированного его надуманным разумом эгоизма, всю жизнь человек страстно, всеми силами души стремится к альтруизму. Осмелившись рассуждать, подвергать сомнению, дойдя до невероятных крайностей цинизма, он, человек разумный, всем своим существом жаждет обмана романтики, поросячьего восторга чувств. Парадокс? Отнюдь! Ведь только любовь, в невозможности которой он уверен с первого проблеска своего зрелого сознания, придает его пустому существованию хоть какое-то подобие осмысленности…

Любовь и панический страх смерти. Последнее особенно удивляло меня. Ведь конец так или иначе неизбежен, зачем же убегать от неизбежного, так отчаянно бояться грядущего?

Теперь я так легко позволяю себе подсмеиваться над целым светом лишь потому, что и сама не избежала из века в век повторяющихся ошибок. Я думаю, ни один нормальный человек не учится на чужих ошибках. Это просто противно его природе, его самомнению. Мало ли что там с кем случилось! Ведь я же совсем другой!

И я, как и все мы, обманывала и позволяла обманывать себя, надеялась, ждала, обвиняла себя во всех смертных грехах… Никто никогда не виноват в том, что происходит с кем-то еще. Жизнь настолько необъятна, что каждый из нас может выбрать в ней свой путь. И в то же время она настолько коротка, что кроме этого пути человеку не суждено больше ничего познать.

И пусть мой рассказ всколыхнет ваши души, но лишь на мгновение, все снова вернется на круги своя, и, быть может, у вас даже хватит глупой самонадеянности не поверить мне, искать в происходящем свои ошибки… Пятнадцатого июля, неимоверно устав от себя, от своих застарелых душевных ран, я отправилась навестить одну подругу, хотя не знаю, можно ли ее так назвать. Познакомились мы пару лет назад при весьма неблагоприятных для знакомства обстоятельствах: я вытащила ее из петли и заставила жить. С тех пор нас связывали особые отношения, овеянные знанием тайны смерти и возрождения. Отказавшись от своих черных мыслей, Алиса со свойственной ей страстностью отдалась изучению всевозможных оккультных наук и вскоре обнаружила в себе сверхъестественные для обыденного восприятия способности — что-то вроде гипноза, ясновидения. Мне, ничего не смыслящей в этом, трудно дать более точное определение ее странному увлечению. Мы никогда не встречались друг с другом, если в этом не было необходимости, чтобы не вспоминать о ненужном. Но тогда я действительно, как мне казалось, нуждалась в ней. Мое прошлое неистово тяготило меня, и полузабытое, похороненное в руинах памяти, пыталось ворваться в мою жизнь разрушающим смерчем. Не находя сил в себе, я хотела поверить в силу духов, ворожбы, снятия сглаза… Алиса сунула мне какую-то якобы заговоренную на успех в делах игрушку и разбросала потрепанную колоду карт. Я с легкомысленным любопытством взирала на ее сосредоточенное лицо. Озадаченная, она молча переводила взгляд с карты на карту. Наконец, решившись, она забормотала что-то вроде:

— В твоей жизни начнется новая полоса. Тебя в нее унесет бубновый король, и ты забудешь все, что хочешь забыть, но вот это, Катюша, и страшит меня.

— Почему же? — искренне удивилась я, скрывая саркастическую улыбку.

— Нельзя забыть себя! Нельзя сбросить свой крест и вприпрыжку бежать рядом с другими, несущими груз своей ноши… Хотя ты будешь счастлива… Бог даст, все пройдет хорошо.

— Что же?! Тебе неизвестен исход событий? — не унималась я, еле сдерживая смех.

— Боюсь, что кроме тебя никто этого не знает. Ты ведь вечно прешь против течения…

Далее следовала обычная для таких посиделок астрологическая проповедь. Нельзя сказать, чтобы я верила во все эти заговоры, но Алиса успокаивала меня, вселяла веру в завтрашний день. Я тут же забыла все предсказания и как обычно, с легким сердцем, покинула ее дом. Заглянув в таинственные, бездонные глаза этой маленькой колдуньи, я вдруг поняла, что больше меня не страшат резкие звонки моего убого поклонника. Что ж! Пускай звонит. Теперь я не сдамся и буду бодро опровергать каждое его слово, если он вздумает в отместку раскрыть мои тайны. Полная решимости, я отправилась на работу, предвкушая радость от встречи с Таней, самой обаятельной из моих подруг. Еще и месяца не прошло, как мы были знакомы, но меня неудержимо влекло к ней. Я, ослабевшая от трехлетней борьбы с самой собой, жаждала прислониться к ее непоколебимой уверенности, утонуть в ее убаюкивающем теплом взгляде. Но мое мужество испарилось, как только нашу пустую обыденную болтовню прервал телефонный звонок.

— Добрый день! Услуги мобильной связи фирмы «Презент люкс». Меня зовут Катя, — скороговоркой выпалила я.

— Привет, — издалека отозвалось мне в ухо.

— Здравствуй, — растерянно ответила я, чувствуя, как леденеют кончики пальцев. — Что-нибудь случилось?

— Я соскучился… Надо встретиться, — сквозь помехи донеслось до меня. — Витя! Ну мы же уже сто раз это обсуждали… Все равно ничего не получится, — испуганно взмолилась я.

— Ты же не хочешь, чтобы я рассказывал интересующимся о твоей яркой биографии? Что? Тебе сложно встретиться со мной? Ведь я вроде бы не пристаю к тебе, — звенела трубка. Я покосилась на Таню, глазами спрашивая, что мне делать.

— Скажи, что ты занята и повесь трубку, — тихо произнесла она. Вздохнув свободно оттого, что кто-то решил проблему за меня, я добросовестно выполнила ее указания. Но разговор больше не клеился. Я вдруг вспомнила, что Михаил звал меня на дачу… Еще утром я отчаянно сопротивлялась, не желая расставаться со своим рабочим местом — здесь никто меня не трогает, и я упиваюсь своей свободой, независимостью. Но теперь мной овладело непреодолимое желание сбежать как можно дальше… Правда на даче меня будут преследовать внимательные глаза Миши, но в конце концов мы с ним в прекрасных отношениях… Он меня любит по-своему. Мне он безусловно нравится, и хотя я не понимаю, как так можно жить, я испытываю к нему чувство глубокого уважения. Может и правда выйти замуж, взять в университете академический отпуск и уехать куда-нибудь на весь год? Решившись бежать тем же вечером в Репино, я стала пытаться представить себе нашу семейную жизнь, но мои далеко идущие планы рухнули…