– Он вообще сегодня весь вечер был какой-то напряженный.

– Может, жениться раздумал?

– Нет! Нет, что ты! – замахала руками Женька. – Он парень очень серьезный, такими вещами шутить не станет. Наоборот, весь день сегодня только об этом и говорил. У нас же любовь, мам! Самая настоящая! Нам друг без друга уже никак нельзя. Тем более его никто за язык не тянул с этим предложением, он сам…

– А мне сегодня тоже предложение сделали, Жень.

– Мам, ты чего, смеешься? – перестала улыбаться Женька. – Какое предложение… Кто?!

Женькино «кто» прозвучало так испуганно резко, будто в маленьком пространстве кухни, куда они постепенно переместились из прихожей, лопнул тугой воздушный шар.

– Кто он, мам?

– Хм… А чего ты так вдруг испугалась, Жень? Это человек один… Его зовут Павел Сергеевич Жук.

– Так. Так! Ничего себе, хорошенькая фамилия! – насмешливо заговорила дочь. – Прямо скажем, очень обнадеживающая! И откуда ж он взялся, этот Павел Сергеевич Жук? Почему ты мне о нем ничего раньше не говорила?

– А я раньше и сама ничего о нем не знала, – просто призналась Лина.

– А теперь, стало быть, знаешь?

– А теперь знаю.

– Мам, ты чего? – нахмурилась Женя. – У тебя крыша не поехала, случаем? Ты ж у меня вроде с головой женщина! Это же наверняка какой-то «развод», ты чего?

– Ну почему сразу «развод», Жень…

– Да потому! Вот скажи мне, у этого твоего Павла Сергеевича ПМЖ имеется?

– А что это такое – ПМЖ?

– А ты не знаешь? Постоянное место жительства, вот это что!

– Ах, это… Это да, Жень. Я думаю, что у него имеется просто сногсшибательное ПМЖ. По крайней мере, все предпосылки для этого ПМЖ имеются. И машина имеется, и дело свое, и шикарный офис в центре города. В этом плане никакого «развода» нет. Не переживай, Жень.

– А где ты с ним познакомилась?

– В маршрутке. Хотя нет, вру. В маршрутке мы как раз и не знакомились. Мы потом с ним познакомились, когда в его машине ехали.

– А какая у него машина?

– «Лендровер», кажется. Такая большая и черная, знаешь?

– Ух ты… Классно! И что, он прямо натурально тебе предложение сделал? В смысле – замуж за него выйти?

– Ну да…

– А ты?

– А я сказала – подумаю. Вернее, он сказал, чтобы я так сказала. А ты сама-то что по этому поводу думаешь, Жень?

– А он как, ничего? Он тебе понравился, или так себе?

– Кажется, да… Кажется, понравился. И даже очень…

– Ну, и что тут думать, мам? Тут не думать надо, а чемодан по-быстрому собирать – и к нему на ПМЖ! Какие могут быть еще раздумья? Если это и в самом деле не «развод», конечно… Хотя… На что нас с тобой разводить, у нас же нет ничего!

– Ты и в самом деле так думаешь?

– А почему нет, мам? Я очень даже за тебя рада буду! Даже не рада, а просто счастлива! Да это… Это же все наши проблемы решит, мам! Ты к этому своему Жуку переедешь, а мы с Денисом тут будем… Ой, как это замечательно, мам! Ты даже не представляешь, как это замечательно! Ты же нас просто от всех проблем спасешь!

– От каких проблем? – насторожилась Лина.

– Ой, да как ты не понимаешь! Мы же с Денисом учимся еще, денег на съемное жилье у нас нет, естественно. Я думаю, он из-за этого и нервничает, что пришлось бы у родителей просить… А если так – просить ничего не придется!

– Постой, постой, Жень. – попыталась охладить пыл дочери Лина. – Ишь как ты галопом вперед поскакала. Я и сама пока не знаю, что мне со всем этим делать, а ты уж и решила все за меня! И вообще – я подумать должна. Не каждый день мне такие предложения делают.

– Вот именно, что не каждый… По крайней мере, очереди из страждущих за дверью нашей квартиры точно не наблюдается. Ой, прости… Я опять хамлю, да? Прости…

Зажав ладошки меж голыми худыми коленками, Женька глянула исподлобья, по-детски вытянув губы трубочкой, протянула:

– Просто я же с тобой как с подружкой, мам… Иногда ляпну чего-нибудь, не подумав… Не обиделась, нет?

– Да делать мне больше нечего, как на тебя обижаться! – устало махнула в ее сторону ладонью Лина. – Лучше поесть чего-нибудь дай, сейчас умру с голоду.

– Ой, так пирожки же есть! – кинулась к плите Женя. – Тепленькие, с капустой! Сейчас я тебе чай сделаю!

– Пирожки? Откуда у нас пирожки? Только не говори, что сама испекла, ни за что не поверю!

– И правильно. Не верь, конечно. Это тетя Люся принесла, она час назад приходила.

– Да? – удивилась Лина. – А чего ей надо было?

– Не знаю. Тебя хотела увидеть. Еще она сказала, чтобы ты обязательно к ней сегодня зашла.

– Так поздно уже!

– Ага, она так и сказала. Если, говорит, мать поздно придет и начнет кочевряжиться, ты ей скажи, что спать не лягу, пока она не придет. Ну ты же свою приятельницу знаешь, мам!

– Да, знаю. Что ж, придется идти… Ой, а пирожки какие вкусные! Все-таки умеет Люська готовить, не то что мы с тобой!

– Так ей положено, она дама замужняя, – широко улыбнулась Женя. – Вот мы замуж пристроимся и тоже научимся, делов-то!

– М-м-м… – с удовольствием запихивая в рот второй пирожок, промычала в ответ Лина, то ли соглашаясь, то ли насмешничая. Прожевав, подскочила с места: – Я тогда чай не буду, Жень! У Люси попью…

Дружба с Люсей, соседкой с верхнего этажа, образовалась лет пять назад, и по совершенно скандальному поводу – Люся ее затопила. Причем капитально так затопила, горячей водой по только что поклеенным обоям. И одного дня свеженькая красота не простояла, вся скукожилась от бурых потоков. Лина готова была убить рыжую толстую размазню, открывшую ей дверь и бубнящую что-то извинительно невразумительное! Так ей в лицо пискляво и выпалила – приходите, мол, завтра с утра с новыми обоями и сами их клейте, и чтобы ни часом, ни днем позже! И тут же ушла, развернувшись, и только дома дала волю злым слезам. Ни на какое утро с новыми обоями не рассчитывая, конечно же. А зря.

Утром чуть свет раздался звонок в дверь. Толстая «размазня» по-хозяйски шагнула в прихожую и, отодвинув Лину, до конца не проснувшуюся, деловито приступила к осмотру сотворенного безобразия. Так деловито, будто и не сама она его сотворила. Стояла, уперев руки в бока, языком цокала, головой качала. Потом развернулась к ней резко:

– Ну? И чего стоишь? Умывайся-одевайся, работать будем! Я мужика своего в магазин за обоями снарядила, вот, пришла посмотреть, сколько рулонов брать надо. Я думаю, шести хватит. Надо светленькие взять, тут светленькие больше подойдут. А те, которые ты поклеила, больше на крематорий похожи. Ну что это за цвет, прости меня господи?

– Нормальный цвет, терракотовый… Это сейчас очень модно… – растерянно пролепетала Лина, сжимая на груди ворот пижамы.

– Ну вот и хорошо, вот и договорились. Покупаем светленькие, от них радости больше. Сейчас мой Коля в магазин сгоняет и приступим, помолясь. К обеду, я думаю, управимся. Тебя как звать-то, психованная?

– Лина…

– А я, стало быть, Люся. Будем знакомы, значит. Одна живешь, без мужика?

– Одна…

– Оно и видно, раз дерьмового цвета обои на стены ляпаешь. Это ж надо, придумала! Ну ничего, это мы сейчас поправим…

Странно, но Лину почему-то вовсе не разозлила Люсина бесцеремонность. Наоборот, смешно было. И очень легко. Выплывала из этой бесцеремонности такая обескураживающая доброжелательность, что хотелось натянуть ее на себя, как теплую одежду в холод. И потом, относительно «дерьмового» цвета обоев Люся оказалась права. Когда общими трудами поклеили «светленькие», комната будто ожила, разнежилась в лучах солнечного света. Потом сидели на кухне, обедали, слегка выпивали за знакомство. Не знали еще, что оно в приятельство перейдет. Легкое, непритязательное, ни к чему не обязывающее. То самое, в котором душа отдыхает, долгами и претензиями не напрягаясь. Видимо, переизбыток Люсиной горячей доброжелательности очень уж удачно и безоговорочно поместился в Линину хоть и горделивую, но порой до ужаса перепуганную незащищенность. (Чего уж греха таить – была, была в ней эта незащищенность, куда ж от нее денешься в одинокой женской жизни?) Такая вот гармония у них получилась, можно сказать, взаимовыгодная.

… – Привет, Линк… – открыв дверь, бодро приветствовала ее Люся. – Молодец, что пришла. А чего щеки бледные? Опять твоя старуха всю тебя отхлобыстила? Зря ты на это дело подписалась, Линка, ой, зря… Пойдем, я тебе хоть шиповника заварю…

Изобразив на лице нарочитую детскую самой к себе жалость, Лина ткнулась лбом в круглое Люсино плечо, покрутила головой так же по-детски капризулисто, даже похныкала немного – м-м, м-м… Нет, все-таки это хорошо – вкусить иногда с устатку хоть каплю искренней к себе жалости-доброжелательности. Вроде и никчемная штука, а хорошо.

– Есть хочешь?

– Нет, Люсь. Я пирожков твоих поела.

– А котлетку? – не отстала Люся. – Как ты любишь, с поджаристой корочкой?

– Ладно, давай, – сдалась Лина.

– Ага, ага… Садись, я сейчас подогрею…

– Ой, а это что? Вы новый холодильник купили, да?

– А ты разве еще не видела? – с любовью провела Люся по боку гордого белого красавца. – Третьего дня привезли… Дорогой, зараза, опять пришлось в кредит оформлять… Так все и бьемся, и бьемся с Колей, никак из этих кредитов не можем выползти…

Они обе вздохнули, одинаково покачав головами. Помолчали, объединенные тяжестью материальной жизни.

Все в этом доме, сколько помнила Лина, приобреталось именно так – из последних сил. Евроремонт, новая мебель, плита, стиральная машина, теперь вот, пожалте, и холодильник. Все самое дорогое, самое лучшее. На всем стояла печать головной боли просроченных платежей по кредитам и временно «забытых» долгов по друзьям и знакомым. Наверное, потому и выглядело все это, с напряжением приобретенное, по-особенному? Вещи как будто выпячивались из общего строя вперед, кичливые, гордые от своей высокой цены и презрения к местной панельной малогабаритности.