Колин Гувер - Без надежды

– Мы вернемся довольно поздно. Хеллоуин в их конторе отмечают часами. Но завтра увидимся. Если хочешь, могу заехать за тобой и отвезти на ланч, проведем вместе весь день до выставки в галерее.

– Не могу, – качаю я головой. – У Джека день рождения, и мы едем на ланч, потому что завтра вечером он работает. Заезжай за мной в шесть.

– Да, мэм, – отзывается он.

Целует меня и открывает мне дверь моей машины. Я забираюсь на сиденье, машу ему рукой, потом вынимаю из рюкзака сотовый. От Сикс пришло сообщение, и это меня радует. Вместо обещанных ежедневных эсэмэсок я получаю весточки только раз в три или четыре дня.

Поблагодари своего бойфренда за дополнительное время. Уже переспали? Скучаю по тебе.

Посмеиваясь над ее прямотой, я посылаю ответ.

Еще нет. Правда, попробовали почти все остальное. Не сомневаюсь, скоро его терпение лопнет. Спроси завтра вечером, – возможно, ответ будет другим. Я тоже очень скучаю по тебе.

Я нажимаю кнопку «Отправить» и смотрю на телефон. Я еще не задумывалась всерьез над тем, готова ли сделать этот первый шаг, но, видимо, сейчас призналась себе в том, что созрела. Интересно, не за тем ли он приглашает меня к себе?

Я включаю заднюю передачу и слышу сигнал: эсэмэска от Холдера.

Не уезжай. Иду к твоей машине.

Я выключаю зажигание и опускаю стекло.

– Эй, – говорит он, наклоняясь.

Он старается не встречаться со мной взглядом и нервно озирается. Мне не нравится это смущение. Оно всегда означает, что сейчас он скажет что-то неприятное.

– Гм… – Он переводит на меня взгляд. Солнце светит прямо на него, выделяя все очаровательные черточки его лица. Яркие глаза всматриваются в мои с таким выражением, будто не желают видеть ничего другого. – Ты, гм… только что прислала мне эсэмэску для Сикс, как я понял.

О господи, нет! Я немедленно хватаю свой телефон и проверяю, правду ли он говорит. К несчастью, да. Я швыряю мобильник на пассажирское сиденье и, положив руки на руль, зарываюсь в них лицом.

– О боже! – причитаю я.

– Посмотри на меня, Скай, – просит он.

Проигнорировав его слова, я жду, когда какая-нибудь волшебная сила вызволит меня из очередного позора. Я чувствую, как он прикасается к моей щеке, поворачивает к себе лицом и смотрит со всей сердечностью:

– Случится ли это завтра или через год, обещаю, черт побери, что это будет лучшая ночь в моей жизни. Постарайся решить ради себя, а не кого-то еще, ладно? Я всегда буду хотеть тебя, но не трону, пока ты не будешь на сто процентов уверена, что тоже хочешь. И не надо ничего сейчас говорить. Я пошел. Считаем, что этого разговора не было. Иначе ты со стыда сгоришь. – Он быстро целует меня. – Ты знаешь, какая ты хорошенькая? Но в устройстве телефона все-таки разберись.

Он подмигивает и уходит прочь. Я откидываюсь на подголовник и молча ругаю себя.

Терпеть не могу всю эту технику.

* * *

Всю оставшуюся часть вечера я пытаюсь забыть это дурацкое сообщение. Помогаю Карен упаковать вещи к следующей поездке на рынок, потом наконец залезаю с электронной книгой в постель. Как только включаю ее, на ночном столике загорается сотовый.

Сейчас приду. Знаю, что поздно и мать дома, но мне не дождаться завтрашнего вечера, чтобы поцеловать тебя. Отопри окно.

Прочитав сообщение, я вскакиваю и запираю дверь спальни, благо Карен легла спать два часа назад. Потом бегу в ванную, чищу зубы и причесываюсь, выключаю свет и заползаю в постель. Уже за полночь, и раньше он не приходил, когда Карен дома. Я взволнована, но это приятное волнение. То, что я не чувствую за собой ни малейшей вины, приведет меня прямиком в ад. Я худшая дочь на свете.

Через несколько минут поднимается рама, и я слышу, как он проникает в комнату. Я так рада видеть его, что подбегаю к окну и висну на шее, потом подпрыгиваю и принимаюсь целовать. Холдер поддерживает меня сзади и, подойдя к кровати, осторожно опускает.

– Ну что ж, и тебе здрасте, – широко улыбается он.

Едва не споткнувшись, он падает на меня и прижимается ко мне губами. Одновременно пытается сбросить ботинки, а потом начинает хохотать.

– Ты пьян?

Он прижимает палец к моим губам и тщетно пытается подавить смех.

– Нет. Да.

– И много выпил?

Приблизившись к моей шее, он пробегает губами по ключице, отчего меня обдает жаркой волной.

– Достаточно пьян для нескромных мыслей и недостаточно для дела. Но если все-таки сделаю, завтра вспомню.

Я смеюсь, совершенно сбитая с толку его ответом и в то же время возбужденная до предела.

– Поэтому и пришел? Потому что напился?

Он качает головой:

– Я пришел, потому что хотел поцеловать тебя на ночь и, к счастью, не мог найти свои ключи. Но я так хотел поцеловать тебя, детка! Я очень скучал по тебе.

Он целует меня, и на его губах ощущается вкус лимонада.

– Почему от тебя пахнет лимонадом?

Он смеется:

– У них только и было, что это приторное фруктовое пойло. Я пьян от девчоночьего питья. Это не красит, я знаю.

– Нет, от тебя очень хорошо пахнет, – возражаю я и снова тянусь к нему губами.

Он со стоном прижимается, засовывая язык мне в рот. Едва наши тела соприкасаются, как он отстраняется и встает, а я, затаив дыхание, остаюсь одна на кровати.

– Мне пора, – говорит он. – До вечера.

Я вскакиваю и бегу к окну, чтобы заступить ему дорогу. Он останавливается передо мной и скрещивает руки на груди.

– Останься, – прошу я. – Пожалуйста. Просто полежи со мной. Мы можем положить между нами подушки. Обещаю не соблазнять тебя, раз уж ты напился. Останься на часок, я не хочу, чтобы ты уходил.

Он моментально поворачивается и идет к кровати.

– Ладно, – просто говорит он.

Потом бросается на кровать и вытаскивает из-под себя одеяло.

Я не ожидала, что получится так легко.

Ложусь рядом. Никто и не думает отгораживаться подушками. Вместо этого я кладу руку ему на грудь и обвиваю ногами его ноги.

– Спокойной ночи, – произносит он, отводя мои волосы со лба.

Потом целует меня в лоб и закрывает глаза. Я прижимаюсь головой к его груди и прислушиваюсь к стуку сердца. Через несколько минут его дыхание и сердцебиение становятся ровными, и он крепко засыпает. Рука немеет, я осторожно убираю ее и перекатываюсь на бок. Как только я укладываюсь на свою подушку, он кладет руку мне на талию, а ногами прижимается к моим.

– Я люблю тебя, Хоуп[6], – бормочет он.

Гм…

Дыши, Скай.

Просто дыши.

Не так уж это сложно.

Вздохни глубже.

Я зажмуриваюсь и стараюсь убедить себя в том, что не слышала этого, что мне померещилось. Но он выразился совершенно ясно. И, честно говоря, я не знаю, чем сильнее огорчена: тем ли, что он назвал меня другим именем, или словом «люблю».

Я уговариваю себя не заехать ему по физиономии. Он выпил и наполовину спал. Она, возможно, ничего для него не значит. Это мог быть всего-навсего сон. Но… кто такая Хоуп, черт возьми? И почему он ее любит?

Я вспотела, под одеялом жарко, но я не хочу снимать его с головы. Я знаю, что, если дверь откроется, неважно будет, укрыта я или нет, но с одеялом спокойней. Я приподнимаю край и смотрю на дверную ручку, как делаю каждую ночь.

Не поворачивайся. Не поворачивайся. Пожалуйста, не поворачивайся.

В моей комнате всегда тихо, и я ненавижу это. Иногда мне кажется, я слышу, как поворачивается дверная ручка, и от этого колотится сердце. Вот и сейчас от пристального разглядывания ручки оно частит, но я не могу оторвать от нее взгляд. Я не хочу, чтобы она повернулась. Не хочу, чтобы дверь открылась, не хочу.

Повсюду так тихо.

Так тихо.

Дверная ручка не поворачивается.

Она неподвижна, и мое сердце немного успокаивается.

Веки мои тяжелеют, и я наконец закрываю глаза.

Я так рада, что сегодня ночью дверная ручка не поворачивается.

Сейчас так тихо.

Так тихо.

Но потом слышится какой-то звук, потому что поворачивается дверная ручка.

Суббота, 27 октября 2012 года

Середина ночи

– Скай.

Мне очень тяжело. Тело налилось свинцом. Мне не нравится это чувство. На моей груди в физическом смысле ничего нет, но я ощущаю ни с чем не сравнимый груз. И печаль. Меня переполняет неодолимая и необъяснимая печаль. Мои плечи сотрясаются, и в комнате раздаются чьи-то рыдания. Кто это плачет?

Я?

– Скай, проснись.

Я чувствую, как Холдер обнимает меня. Он прижимается щекой к моей. Я лежу к нему спиной, и он крепко прижимает меня к груди. Я хватаю его за запястье и отвожу руку. Потом сажусь на постели и оглядываюсь по сторонам. На улице темно. Я ничего не понимаю и продолжаю плакать.

Холдер садится рядом и поворачивает меня к себе, смахивая слезы с моих глаз:

– Ты пугаешь меня, детка.

Он встревожен. Пытаясь обрести спокойствие, я зажмуриваю глаза. Я понятия не имею, что происходит, и задыхаюсь. Слышу свои рыдания, и из-за этого мне никак не вздохнуть.

Часы на ночном столике показывают три. Все постепенно начинает проясняться, но… почему я плачу?

– Откуда слезы? – спрашивает Холдер. Он притягивает меня к себе, и я не противлюсь. От него исходит уверенность. Когда я в его объятиях, мне хорошо и спокойно. Обнимая, он гладит меня по спине, то и дело целуя в голову и повторяя: – Не волнуйся.

Постепенно тяжесть перестает давить мне на грудь, печаль рассеивается, и я больше не плачу.

Но все же напугана, потому что прежде со мной не случалось ничего подобного. Никогда в жизни я не испытывала столь невыносимую грусть. И почему она казалась такой осязаемой?

– Ты в порядке? – шепчет он. Я киваю, уткнувшись носом ему в грудь. – Что случилось?