– Если я спрошу тебя, ответишь честно?

Он наклоняет ко мне голову:

– Можешь не сомневаться.

Он говорит вкрадчиво, от чего у меня слегка кружится голова, и я в какой-то миг начинаю опасаться, что снова вырублюсь. К счастью, он отступает назад. Мне хочется спросить о его прошлом. Я хочу узнать, почему его отправили в колонию и за что и почему Сикс ему не доверяет. Но снова не уверена, что мне так уж нужна правда.

– Почему ты бросил школу?

Он вздыхает с таким видом, словно надеялся уклониться от этого вопроса. Потом идет вперед, а я преследую.

– Формально я еще не бросил.

– Но ты же не ходил туда больше года. Разве это не значит бросить?

Он поворачивается ко мне с сомнением на лице, будто хочет что-то сказать. Открывает рот, потом закрывает. Мне досадно, что я не могу раскусить его. Большинство людей разгадать легко. Они простые. Холдер во всех смыслах сложный и может кого угодно сбить с толку.

– Я несколько дней как вернулся домой, – сообщает он. – Прошлый год у моей матери выдался очень скверным, и я на время переехал к отцу в Остин. Там я ходил в школу, но потом настало время вернуться. И вот я здесь.

То, что он не стал упоминать о колонии для несовершеннолетних, ставит его искренность под сомнение. Понятно, что об этом он предпочел бы помалкивать, но тогда не следовало декларировать свою честность, которой нет и в помине.

– Это не объясняет, почему ты решил бросить школу, а не перевестись обратно.

– Не знаю, – пожимает он плечами. – Честно говоря, я все еще пытаюсь понять, чем мне хочется заниматься. Этот год был у меня паршивым. Не говоря уже о том, что школу я ненавижу. Наверное, проще будет пройти тестирование.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему:

– Чушь собачья!

Он вопросительно поднимает бровь:

– Чушь, что я ненавижу школу?

– Нет. Чушь, что один неудачный год определил твою судьбу на всю оставшуюся жизнь. Тебе осталось до выпуска девять месяцев, и ты бросаешь школу? Это просто… глупо.

– Ну до чего красноречиво! – смеется он.

– Можешь смеяться сколько угодно, но, бросая школу, ты сдаешься. Доказываешь всем, кто в тебе сомневался, их правоту. – Я опускаю глаза и смотрю на его татуировку. – Собираешься уйти и показать миру, какой ты и впрямь безнадежный? Ну, давай!

Следуя моему взгляду, он, поигрывая желваками, на миг останавливает взор на своей татуировке. На самом деле я не собиралась отклоняться от темы, но для меня пренебрежение образованием – больной вопрос. Это Карен виновата. Ведь все эти годы она вбивала в мою голову мысль, что я одна отвечаю за свою будущую жизнь.

Холдер отводит глаза от татуировки, которую мы оба разглядывали, и кивает в сторону моего дома.

– Прибыли, – без выражения произносит он.

Потом, даже не улыбнувшись и не помахав на прощание, отворачивается от меня.

Я стою на тротуаре и смотрю, как он, не оглянувшись, исчезает за углом.

А я-то думала, сегодня у меня получится разговор только с одной из его личин. Как же я ошибалась!


Вторник, 28 августа 2012 года

7 часов 55 минут

Я прихожу на первый урок. На галерке сидит Брекин во всем своем ярко-розовом великолепии. Уму непостижимо, как я вчера не заметила этих ярко-розовых ботинок и их владельца.

– Привет, Великолепный, – говорю я и проскальзываю на свободное место рядом.

Потом беру у него из рук стаканчик кофе и отпиваю. Он не возражает, потому что знает меня не очень хорошо. Или, может быть, понимает, к чему приводят запреты, налагаемые на самопровозглашенного кофемана.

– Вчера вечером я многое о тебе узнал, – изрекает он. – Паршиво, что мать не разрешает тебе пользоваться Интернетом. Это удивительное место, где можно найти о себе такие вещи, о которых даже не подозревал.

– А надо ли мне это знать? – смеюсь я.

Я запрокидываю голову и допиваю кофе, потом отдаю ему стаканчик.

– Что ж, – говорит он. – Заглянув в Facebook, я узнал, что в пятницу у тебя ночевал некий Дэниел Уэсли и теперь ты боишься, что забеременела. В субботу ты занималась сексом с неким Грейсоном, но потом выставила его. Вчера… – Он барабанит пальцами по подбородку. – Вчера видели, как после школы ты бегала с парнем по имени Дин Холдер. Это имеет ко мне некоторое отношение, потому что, по слухам… он недолюбливает мормонов.

Иногда я радуюсь тому, что у меня, в отличие от всех прочих, нет доступа к Интернету.

– Посмотрим, – отзываюсь я, приступая к оценке этих сплетен. – Я знать не знаю, кто такой Дэниел Уэсли. В субботу ко мне действительно приходил Грейсон, но, как только начал меня лапать, я вышвырнула его – он был под мухой. Да, вчера я бегала с парнем по имени Холдер, но я понятия не имею, кто он такой. Случайно оказалось, что мы бегаем в одно время и он живет неподалеку, так что…

Мне сразу становится стыдно за то, что я принижаю значение пробежки с Холдером. Пока не понятно, что он за человек, и я не готова к тому, чтобы кто-то угрожал нашему с Брекином союзу, которому уже сутки.

– Если тебе станет от этого легче, могу сказать, что от одной чувихи по имени Шейна я узнал, что принадлежу к потомственной денежной аристократии и чертовски богат.

– Отлично, – смеюсь я. – Тогда тебе не составит труда каждое утро приносить мне кофе.

Дверь открывается, и мы поднимаем глаза. Входит Холдер в простой белой футболке и темных джинсах, с вымытыми после нашей утренней пробежки волосами. Все прежние симптомы возобновляются: колики, прилив крови к щекам, нервный озноб.

– Черт, – мямлю я.

Холдер подходит к столу мистера Маллигана и кладет на него анкету, потом, вертя в руках телефон, идет на галерку. Не обращая на меня ни малейшего внимания, садится прямо перед Брекином. Выключив звук в телефоне, Холдер засовывает его в карман.

Я настолько поражена его появлением, что не в силах даже заговорить с ним. Неужели я как-то повлияла на его решение восстановиться? Радует ли это меня? На самом деле я не испытываю ничего, кроме сожаления.

Входит мистер Маллиган и кладет на стол свои вещи, затем поворачивается к доске и пишет свое имя и дату. Неужели он действительно думает, что со вчерашнего дня мы забыли, кто он такой, или просто хочет напомнить, какие мы тупицы?

– Дин, – произносит он, так и стоя лицом к доске. Потом поворачивается и смотрит на Холдера. – С возвращением, хотя и на день позже. Надеюсь, в этом семестре ты не создашь нам проблем?

От такого снисходительного замечания, произнесенного с места в карьер, у меня отвисает челюсть. Если Холдеру приходится терпеть здесь подобный вздор, то неудивительно, что он не хотел возвращаться. Я, по крайней мере, терплю обиды от учеников. Мне наплевать, каковы школьники, но учитель не должен быть с ними высокомерным. Это главное правило для педагога. Второе же заключается в том, что учителю не следует писать на доске свое имя в классах старше третьего.

Холдер ерзает на месте и не менее язвительно отвечает:

– Надеюсь, мистер Маллиган, что вы меня не спровоцируете.

Ладно, «обмен любезностями» всегда бывает двусторонним. Может быть, на следующем уроке я научу его вежливости.

Мистер Маллиган теребит подбородок и сердито смотрит на Холдера поверх очков:

– Дин, почему бы тебе не выйти к доске и не познакомиться с одноклассниками? С прошлого года здесь появились новые лица.

Холдер не возражает, и мистер Маллиган, похоже, доволен. Холдер резко вскакивает со стула и быстро идет к доске. Этот неожиданный всплеск энергии заставляет мистера Маллигана отступить. Без малейшего смущения Холдер поворачивается лицом к классу.

– С удовольствием, – говорит он, косясь на мистера Маллигана. – Я Дин Холдер. Народ зовет меня Холдером. – Он переводит взгляд с Маллигана на класс. – Я здесь учусь с восьмого класса, не считая полутора семестров академки. И, по словам мистера Маллигана, люблю создавать проблемы, так что скучать не придется.

Некоторые смеются, но мне это не кажется смешным. Слухи о Холдере вынуждают усомниться. А теперь, устраивая это шоу, он показывает себя в истинном свете. Холдер открывает рот, чтобы продолжить свою речь, но, заметив меня, широко улыбается и подмигивает. У меня возникает желание забиться под парту. Я торопливо улыбаюсь ему, не разжимая губ, и опускаю глаза, как только учащиеся начинают озираться, желая узнать, на кого он пялится.

Полтора часа назад он с заносчивым видом ушел прочь. Теперь улыбается мне, как лучшему другу, которого не видел много лет.

Да уж. У него есть проблемы.

Ко мне наклоняется Брекин.

– Что это значит, черт возьми? – шепчет он.

– Расскажу за обедом.

– Это вся премудрость, которой ты с нами нынче поделишься? – спрашивает мистер Маллиган.

Холдер кивает и, не сводя с меня взгляда, идет на свое место. Потом садится и, вывернув шею, смотрит на меня. Мистер Маллиган начинает урок, и внимание всех учеников обращается к учительскому столу. Всех, кроме Холдера. Я открываю учебник на нужной главе, полагая, что он сделает то же самое. Подняв глаза, вижу, что он по-прежнему пялится на меня.

– Что такое?

Я беззвучно шевелю губами, вскидывая ладони.

Сощурившись, он молча смотрит на меня.

– Ничего, – наконец произносит он. Потом отворачивается и открывает учебник.

Вопросительно глядя на меня, Брекин постукивает карандашом по костяшкам моих пальцев, потом переключается на учебник. Если он ждет объяснений, то будет разочарован. Нет у меня объяснения. Я вообще не понимаю, что произошло.

Во время лекции я украдкой бросаю на Холдера взгляды, но тот за весь урок ни разу не оборачивается. Когда звенит звонок, Брекин вскакивает и барабанит пальцами по моей парте.

– Ты. Я. Ланч, – поднимает он брови.

Выходит из класса, и я обращаю взгляд на Холдера. С суровым выражением на лице тот смотрит на дверь, из которой только что вышел Брекин.

Прежде чем Холдер успевает заговорить со мной, я хватаю свои вещи и устремляюсь прочь. Я искренне рада, что он решил восстановиться, но меня встревожили его гляделки – словно мы закадычные друзья. На самом деле мне не нужен ни Брекин, ни кто-то другой. Холдер мне подошел бы больше, но лучше с ним не связываться.