Лина Мур - Без маски

Я резко стартовала, потому что не могла больше вынести его голоса, молящего меня о прощении. В моей душе был исчерпан лимит этой услуги. Торопливо подхватила пальто и вылетела из квартиры, слыша за спиной свое имя, которое прокричал Гранд.

Не разбирая дороги, я шла, неся в руках свои пожитки. Глаза высохли, как и сердце. Я знала, что не смогу без него жить, но и вернуться к нему не готова. Мне необходимо время. В такие моменты тебя больше не разрывает, мыслей никаких нет. Только пепел прошлого и счастья, построенного на лжи, проносится лёгким ветерком где-то внутри.

– Мда, Кин, снова выкопал себе яму, – протянул Коул и подлил мне в бокал виски, садясь на диван и притягивая к себе расстроенную Лайлу.

– А я говорил тебе, чтобы ты не проверял свою дебильную теорему на Лив, – упрекнул меня Лес, сидящий на кресле в моей гостиной в Нью-Йоркской квартире.

– Как она? – Выдавил эти слова из себя и посмотрел на Лайлу, которая только покачала головой.

– Никак, Гранд, просто молчит, ни с кем не говорит и спит, мало ест, Реджи сидит рядом и не знает, как ей помочь. Она сломлена. Зачем ты так поступил с ней? – Девушка хлюпнула носом и уткнула в плечо Коула, приобнявшего её и поглаживающего по спине.

– Не помню, – горько усмехнулся я и выпил до дна бокал с виски, обжёгшим горло. – Я честно не помню, как это сорвалось с языка. Я был расстроен из-за встречи с Винсем, из-за всего, что происходит, я был расстроен, что пришлось закрыть дело отца и уничтожить все факты существования причастности матери. Я просто сорвался и хотел, наверное, перебить этот спор другим. Она когда-то притворилась ничего не помнящей ради меня и наших отношений. И в тот момент, я тоже притворился, что у меня проблемы. А потом, когда понял, что натворил, мне стало паршиво и страшно, так, что я пил и пил, а затем, только порывался сказать ей, как видел боль в её глазах и не мог.

Я цокнул и достал из внутреннего кармана пиджака коробочку и положил на стол.

– Что это? – Спросил Коул.

– Посмотри, – ответил я и потёр переносицу от жутчайшей тяжести в голове.

Друг бросил на Леса взгляд, а тот только пожал плечами. Он встал и открыл коробочку, где сверкало обручальное кольцо.

– Гранд, – прошептала Лайла и спустилась на пол, приближаясь к столу. – Надо было сказать Лив, что ты купил его для неё. Для неё же?

– Я сказал, но она сбежала, – я снова вспоминал тот момент, и сердце скрутило стальной проволокой с острыми зубьями, как на тюремной решётке.

Кричал так долго её имя, опустившись на колени, что сорвал голос, даже сейчас я мог только хрипеть. Я вылетел за ней и просто шёл, не разбирая дороги, пока не увидел знакомый силуэт. Я порывался догнать её, молить вернуться, но не смог. Шёл, шаг за шагом, как всегда. Она двигалась и я. Она умирала, и я вместе с ней. Мы связаны так крепко и терпко, что душа разрывается. Но я отпустил. Не должен был. Но отпустил. Дал ей время, а она не вернулась. И я, не думая, схватил документы и улетел первым рейсом в Нью-Йорк, чтобы не возникло опасности для Ливи.

Я гаснул с каждой минутой, каждой секундой без неё. Ожидал, что она вот-вот войдёт и улыбнётся, как раньше. Блять! Я сдохну в одиночестве и это будет самым малым наказанием для меня. А она забудет обо мне, начнёт новую жизнь и станет счастливой. Не со мной! Это буду не я! Что я натворил?

– Надо, что-то придумать, – предложил Лес, и я открыл глаза.

– Ничего, – сказала Лайла. – надо просто оставить её в покое и пусть она сама решит: прощать Гранда или нет. Только прости, конечно, Гранда, но она вряд ли тебя простит снова. Она столько раз прощала тебя, а ты обманывал. Неужели, тебе нравится это? Неужели, не хочется обычной жизни?

– Отвали, – грубо ответил я. – Вообще, вываливайтесь из моей квартиры.

– Ты всегда так поступаешь, когда у тебя спрашивают серьёзные вещи, – фыркнула рыжая. – Ты то и дело, обосрешься и обтекаешь, а окружающий тебя людей не слушаешь, придурок.

– Всё сказала? – Зло процедил я. – Теперь сваливайте в свою нормальную жизнь и оставьте меня в моём говне! Никто из вас даже не желает понять меня, правда? Никто даже не понимает, насколько я раскаиваюсь, да? Но никому это не интересно. Даже ей! А я люблю её, и моя любовь это яд! Она убивает всех, и её убила! Мне страшно без неё! Настолько гадко и темно! Мне не нужны советчики и напоминающие о том, что сделал я. Знаю, всё знаю и проживаю эти минуты каждый день, ища варианты. Но вам плевать! Потому что вы все… да пошли вы!

Вскочив с места, я бросился в спальню, хлопая за собой дверью. Злость. Это долбанное чувство обращено именно на себя, и я выплёскиваю её на всех, а раньше только на неё. Ливи стала моей подушкой безопасности, которую я без надобности калечил.

Чёрт! Я не могу. Блять!

Меня трясло, действительно трясло из-за бессилия и невозможности проконтролировать свою жизнь.

Срывая с себя одежду, слыша рвущуюся ткань, я, разбрасывая её по всему пространству, направился в ванную, чтобы хоть как-то согреть своё тело под струями тёплого душа. Но не помогло, зубы начали стучать, и я прибавил горячей воды, что пар клубами кружился вокруг меня. Острые массажные капли с силой били по спине, а я стоял, прижавшись лбом к кафельной плитке. Мне гнусно, я чувствую себя отъявленным мерзавцем.

Я больше не считал время, мне на него плевать. Оно остановилось в ту минуту, когда она добровольно ушла от меня, оставила и взяла тайм-аут, чтобы понять, какой я на самом деле урод. И ведь она поймёт. Она осознает, наконец-то, что я её недостоин. Двое суток, сорок восемь часов с момента остановки моего дыхания. Я не желаю жить без неё, я не могу двигаться.

Пытался заснуть, но крутился с боку на бок, а в голове полно мыслей о ней. Я взял телефон и открыл наши фото, пересматривая их гребаных несколько раз, причиняя намеренно себе боль. Я моральный урод, который знает только о существовании ударов в спину. А она? Она показала мне, что я создан не только для этого, я могу любить, но не знаю, как это делать. Я действительно ослеплённый заяц, блуждаю и постоянно натыкаюсь на собственные ловушки, отрывающие от меня части.

Глубоко вздохнув, я отложил телефон и повернулся на другой бок, уставившись в пустующее место рядом.

– Ливи, – прошептал я и погладил подушку.

Болен, окончательно сумасшедший наркоман. Схватив подушку, я прижался к ней щекой, представляя, что это моя девочка. Но не было её аромата летней зелени, цитрусовых фруктов шампуня, один чистейший хлопок с ароматизатором. Отбросив от себя эту хрень, я перевернулся на спину и теперь изучал потолок. Идеальный потолок, идеальная кровать, идеальная квартира. Так блять, почему я не могу идеально жить? Что я за горбатое чудовище?!

Я закрыл глаза, но тут же перед ними я видел Ливи, собирающую вещи; мать, рассказывающую мне, что Хью сообщил ей о том, что у меня был богатый дед. Ложь. Моя жизнь настолько пропитана ей, что я снова истоптан в грязи. А самое отвратительное, что все началось с матери, и она же угробила моё счастье, посеяв в моём воспалённом мозгу сомнения. Мать знала, точно угадывала, какие места у меня самые слабые и била по ним, как и всю мою гребаную жизнь!

– Сука, – прошипел я, и открыл глаза, с силой ударяя кулаками по матрасу.

– Тварь, – я продолжал лупить кулаками по бокам от своих бёдер, вымещая злость на мать.

Меня просто ломало, тело крутило изнутри, и я позволил этим чувствам завладеть собой. Мне плохо. Мне чертовски херово сейчас внутри, там, где должно быть сердце, там болото. Оно засасывает меня, что я проскулил в свою подушку.

– Блять!

Поднимаю голову и смотрю на картину, висящую у изголовья кровати.

– Блять, – это прозвучало настолько отчаянно, но мне совершенно не жаль себя.

Я заслужил эти страдания. Я сам напоролся на них. Я вновь обидел и истерзал ту, которую люблю больше жизни и не знал, как поправить положение. Ведь я мечтал привезти её сюда в своё день рождения, отправиться с ней на долбанный каток и встать на одно колено, как в фильмах. Сдох ванильный романтик во мне. И ни одной фантазии не суждено сбыться, а почему? Потому что я мудак!

С губ сорвался новый тяжёлый вздох, и я взял телефон в руки. Найдя контакт Ливи в сообщениях, я перечитывал их снова и снова и сам не заметил, как пальцы набирали новое.

«Скучаю по тебе каждую минуту, каждую секунду, каждый удар сердца. Молю тебя о прощении. Я оскорбил твою любовь ко мне и разрушил доверие, но я продолжаю надеяться, что ты примешь меня снова. Я буду ждать, хоть вечность, только вернись. Я не хочу никому больше отдавать себя, как только тебе, малышка. Мне страшно, потому что я понимаю – теряю тебя навсегда. Без тебя всё бессмысленно. Серо. Прости меня, что так сильно влюбился в тебя и не могу отпустить, принося с собой только боль. Но если ты решишь, что я тебе не нужен. Я отпущу тебя. И блять я вру снова. Я не могу без тебя. Ты мой мир, мой воздух и я гребаный ублюдок. Я виноват, Ливи. Я так глубоко виноват, что не могу найти себе места. Люблю, ещё больше чем час назад»

И не перечитывая, я нажал на отправить. Придурок! Тупой осёл!

Отложив телефон на тумбу, я встал и поднял с пола подушку, предназначающуюся ей, и лёг обратно, обнимая её, желая, чтобы хоть кто-то в этом извращённом мире был на моей стороне.

Ночь вымотала меня окончательно, из-за чего наутро я просто отключил телефон, чтобы не слышать этих поздравительных речей. Но через час я все же включил его, вспомнив о глупом сообщении, посланным для Ливи в бреду отчаяния.

Ничего. Ни единого ответа от неё и надежда тухнет с каждым тиканьем часов. Мне необходим совет, потому что моя голова настолько забита ненужной информацией, что я не могу разумно думать. Хотя никогда не умел, когда дело касалось Лив.

Переодевшись в спортивный костюм и натянув на себя шапку, я схватил со стола открытую коробочку с кольцом и засунул в карман. Это всё, что мне осталось от неё и не более. Хотя ещё одно – железка от пивной банки, которую я забрал с собой.