– Щедро, – присвистнул Роберт и задумался. – Как ей удалось, черт побери, завербовать Джами Рамону?

Именно это беспокоило и разжигало любопытство Роберта более всего. И не потому только, что она была узелком в удавке, затянутой на шее старика. Картины ее соблазнительного тела неотступно возникали в его воображении после того, как он увидел фотографии Герба Риттса в последнем номере «Ярмарки тщеславия», а до этого фото Брюса Вебера в лос-анджелесском «Стайл».

– Понятия не имею, – старик сокрушенно вздохнул. – Я думаю, что это как-то связано с чертовщиной, которую распространяет ее секта. Киркегард полностью контролирует поведение некоторых своих приверженцев. Теперь я догадываюсь, что голову девчонки напичкали вздором о перевоплощениях и о любви в прошлой жизни, а потом направили ко мне по гипнотическому лучу. Это опасная шайка, Роберт. Поэтому я и не хотел продавать им «Сансет». Ни этой зубастой суке Киркегард, ни ее прихвостню Плутарху.

– А ты уверен, что Рамона не из их компании, что ее просто использовали?

– Абсолютно уверен. Будь она в здравом уме, не рискнула бы своей карьерой. Для нее скандал гораздо страшнее, чем для меня. Я уже стою одной ногой на пороге… а ей еще жить да жить. Девчонку надо спасать, как и меня.

– Согласен. – Роберт несколько оживился.

Воспоминание о юном теле лишившейся девственности Джами Рамоны подогрело его интерес к предстоящей нешуточной схватке с темными силами. Он знал, что город, в котором живет, похож на бассейн, заполненный пираньями. Но с такими беззастенчивыми хищниками он еще не сталкивался. Когда-то, на заре своей карьеры, Роберт вгрызался в горло соперников, сдирал с них кожу, но то походило на собачьи драки, где побеждает скорее более сильный и ловкий, чем подлый.

А здесь он столкнулся с волей, страшной своей непредсказуемостью. Эта воля, олицетворяемая в чудовищной Каролин Киркегард, уже замахнулась на самую сердцевину его родного Беверли-Хиллз, собираясь превратить этот земной рай в свое гадостное болото и распространять оттуда, как ядовитый газ, дурманящую веру неизвестно во что. А первой жертвой великой борьбы добра со злом стала юная и еще недавно невинная соблазнительная фотомодель Джами Рамона.

После тягостной минуты размышлений Роберт сжал руки в кулаки, будто готовясь к боксерскому бою. Да. Он решился на поединок. Драться до последнего раунда, а возможно, и до смерти одного из соперников!

Он ударил кулаком о кулак, обозначая свое решение. И дело было не в том, что он испытывал жалость к попавшему в ловушку старику. Видение пятнадцатилетней Джами Рамоны завораживало его. Если он, рыцарь в сверкающих доспехах, освободит ее от дракона, какова будет его награда?

Вместе со сладостным видением, которое из неясного, призрачного облака превращалось в материальный объект, обладающий всеми восхитительными женственными формами, у него в мозгу рождался план, как победить злые силы. Из западни был выход, причем сказочно простой. В битве со злом он применит свое оружие, которое никогда его не подводило. Нанеся этим оружием удар, он заполучит и отель, и спасет репутацию и карьеру несчастной девочки, и предоставит бедному старику шанс уйти из жизни в положенный срок не с позором, а при полном к нему уважении.

А еще приятнее будет вторично столкнуть Каролин пинком в зад в ту же грязную канаву, откуда ей чудом удалось выползти.

Это оружие – он сам. Он использует себя самого.


Они кружились вокруг друг друга, словно гладиаторы на арене древнего цирка. И оба знали, что за победой одного последует неминуемая смерть другого. Жар взаимной ненависти опалял их.

– Я не очень-то верил, что ты придешь, – сказал Роберт, улыбаясь со всем присущим ему шармом.

– Как я могла отказаться, получив столь прекрасные розы от нашего современного Рудольфо Валентино? – Улыбка Каролин была плотоядной.

Их беседа началась вроде бы с легковесного флирта, хотя на самом деле проводилась разведка и испытание на выдержку – кто первым решится сдернуть с лица улыбающуюся маску.

Она вела себя с ним с осторожностью, как укротительница с не прирученным еще могучим хищником. Роберт действительно напоминал ей льва, и его силу признанного царя зверей она ощущала. Когда-то он походя, одним мановением руки разрушил ее кинематографическую карьеру, и она долго еще потом зализывала раны и копила в душе ненависть к нему.

Он отобрал у нее друзей и поклонников – все они быстро переметнулись на победившую сторону. С тех пор она полностью избавилась от доверия к людям и поэтому стала свободной и всесильной. Теперь она возвысилась настолько, что стала почти равной ему, но только почти…

Он уже имел многомиллионную массу своих приверженцев и мог, снисходительно улыбаясь с экрана, поддерживать в них любовь к себе, а ей еще приходилось брать с бою все новые позиции, изворачиваться, опутывая змеиными кольцами наивных простаков, и все же она уже успела вползти на такую вершину, что могла собой гордиться.

Каролин благосклонно приняла бокал с коктейлем из его рук, прикоснулась раскрытыми в улыбке губами к холодному стеклянному краю. Но не отпила, а лишь смочила губы. Нет, конечно, он не так примитивен, чтобы пытаться ее отравить при их первом деловом свидании. Скорее это было с ее стороны просто женским кокетством.

Ледяной коктейль приятно ласкал ее пылающее нёбо и язык. Она буквально сгорала от охватившего ее вожделения. Что может быть прекраснее, чем зрелище, как давний соперник в тщетных усилиях сохранить свое достоинство заискивает перед ней? Громадный букет алых роз, словно упавший с небес, и карточка, приложенная к нему, были явным тому доказательством. И почерк – четкий и известный всему миру, уверенный почерк звезды, привыкшей раздавать автографы.

«Дорогая Каролин!

Забудем о прошлых недоразумениях. Начнем все с чистой страницы, а для начала поужинаем вместе. Сегодня в восемь».

Правда, подпись на карточке – «Новый владелец «Сансет-отеля», – несколько озадачила Каролин. Значит, Франсиско Ливингстон проявил слабость и не сообщил Роберту, что их сделка аннулирована? И Роберт еще не знает о мистическом совокуплении старика с девственницей? А тем более об уличающих фотографиях, негативы и отпечатки которых в достаточном количестве надежно спрятаны в сейфе ее дома в Колдуотер-Каньоне?

Самовлюбленный идиот Хартфорд и не догадывается, что это и есть ее лицензия на покупку «Сансет-отеля», и она у нее считай что в кармане, а со своими мечтами он может распрощаться.

Каролин смаковала коктейль, а сердце ее пело. Это была ария отмщения.

Ничего не подозревающий Роберт тем временем зажигал свечи на уже сервированном столе. Ужин на двоих? Великолепно!

– Надеюсь, ты не против, если нас будет только двое за столом? Я, по правилам хорошего тона, должен был бы предупредить тебя заранее. Поэтому извиняюсь за нарушение этикета. Но нам столько всего надо обсудить, а посторонним это покажется скучным. Или я не прав?

Его вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа. Короткую паузу прервало появление официанта, видимого глазом, но неслышного, слегка поправившего орхидеи в вазе посреди стола и салфетки из ирландского полотна возле приборов. Он также чуть сместил положение бутылки белого бургундского вина в серебряном ведерке, заполненном ледяной крошкой, и так же незаметно, как и появился, исчез.

Тогда в тишине прозвучал ее голос – неповторимый голос Каролин:

– За что такая честь? Ужин наедине с великим Робертом Хартфордом!

Любой тупица распознал бы, что она издевается над ним, но только не самоуверенный и самовлюбленный Роберт Хартфорд. Он поднял свой бокал:

– Выпьем за мой отель! Те же не откажешься?

– Конечно, Роберт. В любой вечер или даже с утра пораньше, – таинственно улыбнулась Каролин.

Тост для каждого из них имел разное значение. И оба они это знали.

– А теперь сядем за стол и пару минут посвятим беседе. Я заказал ужин на восемь тридцать, а здесь все подается точно. Надеюсь, еда не помешает серьезному разговору, а разговор – еде. Что было бы печально, ибо меню я составлял сам. С той поры, как мы расстались, ты прошла долгий путь, Каролин.

– И ты тоже, Роберт.

– Но не такой крутой, как у тебя. Ты просто вознеслась по вертикали.

– Но и ты, Роберт, не полз, как улитка.

Оба улыбнулись, оценивая в мозгу, как в кассовом аппарате, достигнутый успех. Каждый из них имел положительный баланс.

– Я несколько препятствовал в те дни твоему продвижению. Я виноват, сожалею.

Роберт покаянно опустил глаза и принялся рассматривать отлично ухоженные ногти.

– Те дни были трудными для меня, но не вини себя в этом. Если б не ты, то другой тебе подобный нашелся бы, чтобы испортить мне карьеру.

Роберт вздрогнул. Неужели она способна улавливать его мысли и облекать их в слова? Такое могло быть с теми людьми, кто находился не выше уровня ее птичьего интеллекта, но никак не с ним. Он же иногда считал, что ни в чем и никогда не поддастся ей.

Однако ее тело возбуждало против воли. В ее пышных формах не было ничего, напоминающего гранд-дам Рубенса, или затянутых в талии красавиц эпохи Второй Империи, или даже современных спортсменок и победительниц конкурсов на лучший бюст. Все перечисленные образцы уже были собраны в его коллекции, и не в одном экземпляре, а сейчас перед ним было тело, которое Роберту хотелось лицезреть, щупать, пробовать на вкус, ощущать его аромат именно благодаря его чудовищным, почти великанским размерам.

Чувство это было опасно, и тревожный звоночек в голове предупреждал – не делай этого. А он все равно тянулся к ней, пусть даже она не двигалась с места – и все его нервы напряглись от нахлынувшего плотского желания. Не подчиниться воле этой шантажистки, а противопоставить ей свою волю и превосходящий ее жалкий мозг ящера натренированный интеллект было бы самым легким выходом из положения. Но он хотел еще расплавить ее твердую натуру жаром своего обаяния. Удастся ли ему достигнуть такой цели? Не замахнулся ли он на невозможное?