— Я сказала им, что хочу провести эту ночь в своем доме, особенно учитывая то, что ты здесь, но пришлось пообещать, что завтра я перееду к ним. — Губы Мелани сжались в решительную прямую черту. — Я не собираюсь выполнять это обещание. Они разрушили мою жизнь, не говоря уже о Кене. И я не позволю им больше руководить мною.

Эрин растерянно оглянулась и увидела, что за ее спиной стоит Ланс и слушает «декларацию независимости» Мелани.

— Но куда ты пойдешь сейчас? — спросила Эрин, хватаясь за перила.

— Не знаю, — безразлично пожала плечами Мелани. — Мне и в самом деле все равно. Только бы подальше отсюда. От них. — Она печально вздохнула. — Я действительно не хочу сейчас продавать дом, но не могу здесь оставаться — это значит подвергнуть себя их постоянной травле. Понимаешь?

Вопрос был риторическим, скорее, это была мольба об одобрении, поэтому Эрин, несмотря на свои сомнения в благоразумности планов Meлани, ответила:

— Конечно, понимаю.

— Спасибо тебе, Эрин. Я знала, что ты поймешь. Я оставлю родителям письмо на столике у входной двери в холле. Пожалуйста, передай им, когда они придут.

— Что еще?

— Ничего. Я скоро свяжусь с тобой. Я записала твой адрес и телефон в Хьюстоне. Мне очень неловко вот так убегать от гостей, но я должна это сделать.

Эрин улыбнулась.

— Я не гость. Я член семьи.

— Вам что-нибудь нужно, миссис Лайман? Деньги у вас есть? — спокойно спросил Ланс из-за спины Эрин. Он явно одобрял отъезд Мелани.

— Есть. У меня свой счет. Мне неловко обременять вас лишними просьбами, мистер Баррет, но когда вы выясните все, что вам нужно, может быть, вы отдадите ключ от дома ближайшей соседке? Она присмотрит за домом, пока я не вернусь.

— Будет сделано, — твердо пообещал он. Внезапно Мелани шагнула к нему и через мгновение оказалась в его объятиях.

— Спасибо вам, вы всегда были так добры, — бормотала Мелани, уткнувшись в его рубашку. — Я знаю, вы сделали все, что могли, чтобы найти Кена и вернуть его. Вы были справедливы к нему.

Глаза Ланса напряженно сощурились.

— Ни в коем случае я не хотел, чтобы все так получилось, миссис Лайман.

Мелани устремилась было к двери, но потом опять повернулась к ним.

— В каком-то смысле я рада, что Кену не пришлось оказаться в тюрьме или страдать от еще какого-нибудь бесчестья. Он долго был несчастлив. Он пишет мне в этом письме, — она прикоснулась к груди, где, догадалась Эрин, было спрятано письмо, — что ему недоставало признания. Я думаю, что он и деньги взял, чтобы обратить на себя внимание, словно бы говоря всему миру. «Я живу на свете! Вот я какой, я, Кеннет Лайман!» Я не философ и не психолог, но сейчас мне абсолютно ясны его мотивы. И я знаю, он любил меня, несмотря ни на что.

Устами младенца… подумала Эрин, еще раз обнимая свою дорогую невестку, и слезы неудержимо покатились у нее по щекам. Они с Лансом стояли в дверях, пока Мелани выводила машину из гаража, разворачивалась… Наконец, она укатила в ночь.

— Как ты думаешь, Ланс, с ней все будет в порядке? — взволнованно спросила Эрин.

— Гораздо лучше, чем раньше, — пробормотал он, и Эрин вдруг обрела утешение в этих его простых словах. — А теперь, — он посмотрел на нее с забавной усмешкой, — позвольте мне осушить ваши слезы. — Он вытащил из кармана белоснежный носовой платок. — Сколько времени прошло с тех пор, как ты нормально ела?

— Не помню, — засмеялась она.

— Тогда, я думаю, — глубокомысленно сказал он, — ты отощаешь. — Чтобы показать, как именно, он обхватил ладонями ее за ребра и развернул в направлении кухни. — Еды здесь хватит на целую армию, а утром нам придется все выбросить. Так давай уничтожать ее!

Пока на кухне она наполняла свою тарелку, он в гостиной снял трубку красного телефона.

— Майк, вели парням сделать перерыв, и приходите съесть хоть часть этой еды.

Он вернулся на кухню без галстука, с закатанными до локтей рукавами рубашки.

— Что-то ты мало положила, — сказал он, проверяя ее тарелку, словно школьный учитель.

Не слушая возражений, он добавил еще один кусок холодного жареного цыпленка и груду картофельного салата.

— Я растолстею, — запричитала она, глядя, как он загружает тарелку.

Он улыбнулся открытой, дружелюбной, чуть насмешливой улыбкой, которая редко появлялась на его лице, но, если появлялась, была совершенно неотразимой.

— Ни в коем случае. А потом, я знаю пару таких мест, которым даже излишняя пухлость не повредит, — и его взгляд многозначительно упал на ее груди.

— Я… — не успела она открыть рот, чтобы достойно ему ответить, как входная дверь открылась и вошли его люди. Она узнала Майка и Кларка, но с ними были трое других. Вероятно, они видели ее раньше и прослушивали ее разговор с Бартом. Когда Ланс представлял их, она залилась краской.

Они все были очень подтянуты, очень вежливы и очень тихи. Эрин наконец поняла, почему при пей их поведение становится почти подобострастным. Ведь сегодня были похороны, и каждый из них держался в соответствии с этим обстоятельством. Чтобы обстановка несколько разрядилась и всем стало легче, она решила развеять эту скорбь и стала задавать им вежливые вопросы. Довольно долго, прежде чем ответить, они, словно спрашивая разрешения, бросали взгляд на Ланса. Но постепенно разговорились, и к концу ужина в кухне порой даже раздавался смех.

Эрин собрала бумажные тарелки и использованную одноразовую посуду и выбросила их в пластиковый мешок для мусора. Ланс помог ей вымыть освободившиеся от еды блюда. Надо сказать, освободилось их не слишком много.

— Я полагаю, утром я должен отнести эти блюда к той же соседке, а она вернет их владельцам.

— Наверное, так. — Эрин вытерла стол. Ей по хотелось задавать следующий вопрос, но деваться было некуда. — А когда вы уезжаете?

Ланс медлил с ответом, весь уйдя в завязывание узла на мешке с мусором, потом понес мешок к задним дверям, чтобы утром его забрали…

— Сегодня вечером мы уберем отсюда всех наших людей. А мне нужно еще разобраться с несколькими ниточками. Так что я уеду если не завтра, то послезавтра. А ты?

Не глядя па него, Эрин сняла передник, который надела перед тем, как убирать кухню, и повесила его на крючок в кладовой.

— Не знаю. Я хотела остаться на несколько дней с Мелани, по теперь… — Ее голос сорвался.

Ланс подошел и положил руки ей на плечи, нежно поглаживая основание шеи.

— Ты устала, — заботливо прошептал он. — Иди наверх. Мне нужно еще посмотреть кое-какие бумаги в гостиной. Я все запру, когда буду уходить.

Это был конец. Она не знала, чего от него можно ожидать, но надеялась, что сегодня это будет нечто большее, чем пожелание «спокойной ночи», которое обращают к младшей сестре.

Когда она уже дошла до двери, то вдруг услышала:

— Эрин?

Сердце ее подпрыгнуло от радости, она обернулась… Он даже не смотрел на нее, уставившись в окно.

— Да? — «Ланс, обернись же!» — стонало ее сердце.

— Если ночью тебе что-нибудь понадобится, сними трубку красного телефона. Мы не отключим его до утра.

Это все, что он хотел сказать?

— Хорошо, — подавленно сказала она и пошла наверх.

Она готовилась ко сну машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает. И когда наконец легла и укрылась, постель, и комната, и весь дом показались ей такими же пустыми и холодными, как ее сердце.

Все правильно, Эрин, твердила она себе. В конце концов, чего ты ожидала? Он при исполнении служебных обязанностей. Завтра его работа будет завершена, и он вернется в Вашингтон ждать нового задания. Эрин О'Ши, возможно, будет упомянута в представленном им отчете, и, может быть, когда-нибудь он вспомнит о ней с нежностью, но скоро черты ее лица изгладятся из его памяти.

Она останется для него приятным приключением во время сложной работы. Разрядкой от напряжения, которого требует его работа.

Но неужели он может расстаться с ней так просто? Неужели он не помнит, что случилось в этой комнате? В этой постели? Ей казалось, что в этих стенах звучит эхо жарких, страстных слов, которые он ей шептал, которые были для нее песней.

«Дурочка! Глупышка!» — твердила она себе. Но они продолжали звучать у нее в ушах: «Милая… Иди ко мне… Ну, скорее… Я жду… Эрин… Эрин… Эрин…»

***

Она проснулась поздней ночью, вероятно, после полуночи. Дом был тих и безмолвен, по она не смогла заснуть снова. Эрин поправила одеяло, сходила в ванную, поворочалась несколько минут и решила попить холодной воды.

Снова встав с постели, она накинула халат, но поленилась найти тапочки. Не зажигая света, спустилась вниз — и задохнулась.

Дом был в огне!

В первый момент она панически испугалась. Сжав у горла воротник халата, попыталась унять сильно бьющееся сердце. Но через минуту поняла, что ошиблась. Дымом не пахло, и огонь был сосредоточен в облицованном панелями кабинете.

На подгибающихся ногах она прошла темный холл и заглянула туда. Свет был выключен, но в огромном камине, которым доселе не пользовались, ярко пылало пламя.

Заинтригованная, она ступила в кабинет и внезапно остановилась. Ланс раскинулся в кресле, в котором однажды уже спал. В его опущенной руке был пустой стакан, а на столике у локтя стояла бутылка бренди.

Она осторожно пошла дальше. Он, шумно посапывая, спал. Очки, сдвинутые на макушку и там забытые, вызвали ее растроганную улыбку. В отблесках пламени его взъерошенные волосы казались золотыми.

Бесшумно, на цыпочках она подошла ближе. Сердце ее было полно любви. Любви? Да! Она любит его. Это и хорошо и плохо. Это и восхитительно и больно. По тысяче причин это невозможно. Но любовь, переполнявшая ее, оттеснила возражения трезвого рассудка.

Стараясь не разбудить Ланса, она протянула руку, сняла очки с его макушки и положила на стол. Он не пошевелился. Волосы казались такими упругими и живыми в отблесках танцующего пламени, что их хотелось потрогать. Искушение было настолько сильно, что она не могла ему сопротивляться.