— Нет, — дурашливым тоном ответил Уоррис, — я просто ухаживаю у нее на вилле за комнатными цветами. Естественно, трахаюсь!

— Она несовершеннолетняя. Почему ты так уверен, что ее отец одобрит твои намерения?

— К моменту нашей встречи у него не будет выбора. Может, я на ней женюсь. Что ты об этом думаешь?

Пиппа улыбнулась.

— Ш-ш-ш!

К столику подходила Олимпия — после небольшой прогулки с боливийским ювелиром.

— Где Лаки? — осведомилась она, обмахиваясь тыльной стороной руки.

— Кто? — насторожилась Пиппа.

— Лаки. Моя подруга.

Ну да! Конечно же! То-то ее лицо показалось Пиппе знакомым — лицо Джино Сантанджело! Джино! Эта соплячка наверняка его дочь! Много ли в мире девушек с именем Лаки? Пиппа вспомнила набор золотых расчесок и щеточек, который Бой купил в подарок новорожденной и на которых велел выгравировать «Лаки Сантанджело». Пятнадцать лет прошло! Господи! А этот идиот Уоррис стелется перед девчонкой Станислопулос. Много он понимает!

Пиппа Санчес просияла.

— Уоррис. Это нужно отметить. Закажи шампанское. Кажется, этот вечер станет поворотным. Для каждого из нас.

Джино, 1966

Его дочь отсутствовала уже четыре дня, и Джино кипел от ярости. Он побывал в пансионе, откуда она удрала. Познакомился с обеими записками, пригрозил директрисе и, возвратившись в Нью-Йорк, стал ждать развития событий.

В доме на Бель Эр надеялись, что Лаки вот-вот появится. Когда стало ясно, что она не вернется, Джино предпринял собственное расследование. Он вместе с Костой вновь посетил пансион и хорошенько расспросил девушек из класса — безрезультатно. Директриса была в гневе и ледяным тоном заявила, что настаивает на обращении в полицию. Косте пришлось два часа уламывать ее: это не сулит ничего хорошего. Самым убедительным доводом стала дополнительная субсидия в фонд школы.

Джино удалось разыскать мать лучшей подруги Лаки, Олимпии Станислопулос: та заверила его, что ее дочь прилежно изучает русский язык в Париже и ничего не знает о местопребывании Лаки.

Он позвонил Дарио — может, тому что-нибудь известно? Пустой номер.

* * *

После разговора с отцом Дарио положил трубку и обдумал сногсшибательную новость. Как это ему самому не пришло в голову пуститься в бега? Он страстно ненавидел школу, дела с каждым днем становились хуже. Знал бы он, где скрывается Лаки, с удовольствием присоединился бы к ней. Но, к сожалению, он не имел ни малейшего понятия. Дарио помрачнел и вернулся в класс.

Учитель рисования Эрик спросил:

— Как дела, Дарио? Все в порядке?

— Да, сэр.

— Ты уверен?

— Да, сэр.

Один из мальчиков передразнил: «Да, сэр!» — и захихикал.

Дарио проигнорировал эту выходку. В последнее время ему удалось развить в себе здоровое безразличие к мнению товарищей — это лучше, чем обижаться и жить в состоянии постоянной войны.

Учитель подошел ближе и всмотрелся в его рисунок углем — изображение пловца.

— Гм. Неплохо, Дарио, совсем неплохо. Задержись после урока, мне нужно с тобой поговорить.

— Да, сэр.

* * *

Джино рассмотрел все возможные варианты. Может быть, в эту самую минуту Лаки пробирается в Калифорнию — в своих тесных линялых джинсах и облегающей летней кофточке. Какой-нибудь шут гороховый, гнусный водитель грузовика предлагает ее подбросить, и она доверчиво карабкается в кабину. Короткая борьба — и вот уже изнасилованное, безжизненное тело его дочери валяется в кювете.

Ей было всего пятнадцать лет. Совсем ребенок. Если какой-то ублюдок посмел…

Дженнифер с Костой ни на минуту не оставляли его одного. Дженнифер следила за тем, чтобы он своевременно поел, и без конца уверяла Джино в том, что Лаки цела и невредима.

— Джино, дорогой, ведь она — твоя точная копия и способна постоять за себя.

— Дженнифер, ведь она еще дитя!

— Нет, дорогой. Лаки взрослая. Интуиция говорит мне, что с ней все в порядке. Нутром чую!

Джино посуровел и решил лично переговорить с Олимпией Станислопулос: вдруг она что-то знает и скрывает?

Мать Олимпии отправилась в круиз, но ее секретарша дала ему телефонный номер девушки в Париже. Джино целый день не мог дозвониться. Наконец он разыскал ее отца в Афинах. Тот был крайне недоволен, что его потревожили в разгар совещания.

— Олимпия точно находится в Париже, посещает курсы русского языка. Я немедленно свяжусь с ней и потребую, чтобы она вам позвонила.

— Спасибо, — так же лаконично ответил Джино. — Чем скорее, тем лучше.

* * *

Учитель рисования Эрик сказал:

— Мне показалось, ты не очень-то прижился в школе. Ты… не такой, как другие.

— Да, — с вызовом ответил Дарио. — Я не такой, как эти сопляки.

— Я знаю. Это бросается в глаза. Ты более чувствительный. И очень умный.

Дарио никогда не думал о себе как о сверхчувствительном или шибко умном, но согласился:

— Да. Пожалуй, так оно и есть.

— Я это сразу заметил, — тихо произнес Эрик. — С первого взгляда.

Дарио вдруг смутился. Эрик как-то странно смотрел на него.

— Мы с тобой похожи, — продолжал Эрик. — Я тоже был белой вороной в школе. Ребята ненавидели меня за то, что я увлекался искусством… серьезными книгами… всем, что есть в жизни прекрасного.

— Правда? — Дарио старался выглядеть заинтересованным, но, по правде говоря, ему не было дела до Эрика и его биографии.

— Как насчет того, чтобы провести со мной уик-энд — у меня дома? — как бы между прочим предложил Эрик. — Я заметил: ты никогда не ездишь домой. Обещаю тебе, будет весело. Ты не пожалеешь.

Дарио обдумал перспективу провести время с Эриком. Учителю рисования исполнилось двадцать четыре года. Он был плотного сложения, с волосами песочного цвета и водянисто-серыми глазами.

— А что мы будем делать? — осторожно спросил он.

— Что захочешь. Сходим в кино, поиграем в кегли, поплаваем, поедим чего-нибудь вкусного. Что ты об этом думаешь?

— Почему бы и нет?

Эрик улыбнулся.

— В самом деле — почему бы и нет? Только пусть это будет нашей маленькой тайной. Не скажем ни одной живой душе. Ты же понимаешь — школьные правила…

Дарио улыбнулся. Он вдруг почувствовал себя значительным и кому-то нужным. Эрик не приглашает к себе кого попало.

* * *

Ровно через двадцать четыре часа Димитрий Станислопулос позвонил Джино.

— Мы столкнулись с проблемой, — коротко сказал он.

Ага — уже «мы»!

— Что такое?

— Олимпии нет в Париже. Она взяла одну из моих машин и уехала.

Джино с облегчением вздохнул. По крайней мере, хоть Лаки не одна.

— Она очень своенравная девочка, — усталым тоном продолжал Димитрий. — Можно даже сказать, неуправляемая. Легко поддается чужому влиянию. Должно быть, она вместе с вашей дочерью…

— Где они могут быть?

— Не имею ни малейшего представления. Но я сообщил в полицию сведения об автомобиле. Вряд ли поиски займут слишком много времени.

— Надеюсь. Если бы ваша жена не уверила меня, что Олимпия в Париже…

— Моя жена слушает, что ей говорят. Жаль, что вы раньше не вышли прямо на меня.

Под конец они договорились на другой день встретиться в Париже.

— Дженнифер, едем со мной, — умолял Джино. — Я не знаю, как с ней себя вести.

— Нет, — ответила Дженнифер. — Пойми, Джино, ты должен сделать это сам. Она же твоя дочь. Попытайся вернуть былую близость, пока еще не поздно. Тебе дается, может быть, последний шанс. Поговори с ней, попробуй понять причину этого поступка.

Он попробует! После того, как выбьет из нее всю дурь. Выбьет — а потом попробует!

Лаки, 1966

Как случилось, что Пиппа Санчес стала частью их жизни? Она мигом отделалась от ювелира из Боливии, забрала из отеля свою сумку и влезла в «мерседес».

— Ты не против, дорогая? — сладким голосом спросила она Олимпию. — Нам с Уоррисом нужно закончить одно дело.

— Ради Бога.

Утром следующего дня Лаки разговаривала с подругой на кухне.

— Слушай, почему мы никуда не едем? Здесь становится скучно. Кажется, мы собирались развлекаться.

— Я и развлекаюсь. Уоррис — потрясный парень.

— Ага. Как насчет мексиканской шлюхи? Долго она будет здесь торчать?

— Самое большое — пару дней. У них с Уоррисом дела.

— Она действует мне на нервы. Все время пялится.

Олимпия захихикала.

— Может, она к тебе вожделеет?

— Может, ты засунешь свои дурацкие хохмы себе в задницу? — взвилась Лаки. — Я уезжаю!

— На чем? У тебя ни машины, ни куска хлеба — ничего!

— Давай, давай, попрекай меня!

— А, брось. Чего тебе недостает, так это крутого парня. Сегодня вечером найдем подходящего.

— Вчера я уже нашла — и чем кончилось? Для него не хватило места в машине — по словам Уорриса.

— Сегодня будет иначе. Найдешь кого-нибудь по вкусу, и, обещаю тебе, мы так или иначе доставим его сюда.

Лаки начала остывать.

— О'кей.

Они вышли на солнышко. Уоррис разлегся у бассейна; рядом на топчане Пиппа демонстрировала великолепное, смазанное кремом для загара тело.

— Чудная вилла! — промурлыкала она. — Девочки, вы давно здесь живете?

— Не очень, — осторожно ответила Лаки.

— А как же школа?

— Со школой покончено, — воскликнула Олимпия, плюхаясь прямо на распростертого на песке Уорриса.

Тот запротестовал.

— Ты слишком тяжелая!