Лишив Марабель покровительства Питера Ричмонда, Джино словно сдернул с нее одеяло, под которым она чувствовала себя в тепле и безопасности. Теперь она нуждалась в другом Питере Ричмонде. Ей нужно было знать, что она прекрасна, желанна и что, трахаясь с ней, государственный деятель ставит на карту свое будущее. Джино влекло к ней, но он ничем не рисковал. Неожиданное предательство Питера Ричмонда явилось для Марабель страшным ударом, от которого она никак не могла оправиться. Ярчайшая звезда мирового экрана слегла в постель и сутками напролет ревела, как обиженное дитя.

Джино каждый день звонил, расспрашивал ее горничную и выслушивал отговорки: мисс Блю простудилась… у нее мигрень… разболелись зубы…

Студию трясло. Капризная звезда психанула в самый разгар съемок, каждый день простоя оборачивался многотысячными убытками. Через четыре дня к ней отправилась делегация, состоящая из врачей и адвокатов.

На другой день мисс Блю приступила к работе — бледная, изможденная — и тут же поругалась с режиссером. После обеда она покинула съемочную площадку, к шести часам вечера сильно превысила дозу снотворного и была доставлена в больницу, где ей успели своевременно промыть желудок.

Эта новость застала Джино в Лас-Вегасе. Он немедленно прилетел в Лос-Анджелес и с ходу рванул в больницу.

Марабель показалась ему двенадцатилетней девочкой — со взъерошенными волосами и заплаканными голубыми глазами, по коже шли пятна.

— Ты что, свихнулась? — ласково спросил Джино.

Она разрыдалась.

— Прости. Мне ни в чем не везет, ни в чем!

— Эй, детка, хочешь, обручимся? — выпалил он не подумав. А когда подумал, то решил, что это неплохая идея. Джино Сантанджело и Марабель Блю. Все мужское население Америки лопнет от зависти.

Марабель пришла в восторг. Правда, имелось небольшое препятствие: она все еще была замужем за отставным каскадером, поддержавшим ее на заре кинематографической карьеры.

— Подумаешь, — бодро заверил Джино. — Быстренько оформим развод в Тихуане. А ты пока переезжай ко мне.

Через несколько недель она поселилась в его резиденции на Бель Эр.

Джино не потребовалось много времени, чтобы понять свою ошибку. Съемки с грехом пополам были закончены, и наступил долгий перерыв в ожидании следующей роли. Марабель проводила все дни в постели: смотрела телевизор, проглатывала киножурналы и обжиралась. Марабель Блю — фантастической кинозвезде, секс-символу — лень было даже причесаться.

Джино не верил своим глазам.

— Ты что, не собираешься вставать?

Она кротко улыбнулась.

— Наверное, встану.

Но потом находились отговорки, чтобы, как последний лодырь, продолжать валяться в постели. К вечеру комната пропитывалась запахами апельсинов, маринованного лука и самой Марабель — она никогда не мылась.

Джино стало противно. Но как от нее избавиться? Это же не обыкновенная женщина, а звезда с мировым именем, с целым штатом бухгалтеров, агентов, менеджеров — не говоря уже о всех прочих: режиссерах, продюсерах, прихлебателях и фанах.

Изредка случалось, что ее заставляли встать, потратить два часа на макияж, повязать голову шарфом, чтобы не было видно темных корней волос, и принять ванну: не может же она ехать на примерку костюма, воняя, как последний бродяга.

Как он мог так оплошать?

Джино послал за Костой.

— Забери ее из моего дома — сколько бы это ни стоило. Я уезжаю в Нью-Йорк, а ты попробуй объяснить ей, что все кончено.

Конечно, ему следовало самому сказать ей об этом, но Боже мой! Это было все равно что иметь дело с умственно отсталым ребенком. Недавно он уже затеял такой разговор. У нее задрожала нижняя губка, глаза наполнились слезами.

— Разве тебе со мной плохо? А, малыш? — Не успел он ее остановить, как она соскочила с постели, сбросила с себя ночную рубашку, раскрыла объятия и просюсюкала: — Трахни меня, малыш, это сделает тебя счастливым!

Нет уж, лучше он трахнется с дохлой кошкой. Трахнуть ее? Неужели недостаточно того, что приходится ее нюхать?

После отъезда Джино Коста явился в дом и объяснил, чего от нее ожидают. Марабель восприняла новость довольно безучастно, даже ни разу не оторвала глаз от экрана телевизора.

В тот же вечер она вскрыла себе вены и только по счастливой случайности осталась в живых. Горничная обнаружила ее в чем мать родила на полу ванной комнаты и немедленно вызвала Косту, которому стоило немалых трудов предотвратить огласку.

Пришлось Джино срочно лететь в Лос-Анджелес. Он был взбешен и чувствовал себя загнанным в угол.

Марабель всхлипывала, словно кающаяся маленькая девочка.

— Прости, Джино. Я постараюсь исправиться. После свадьбы все будет просто великолепно.

— Наверное, я впадаю в старческий маразм, — делился Джино с другом, — если мог подумать о том, чтобы жениться на ней.

— Ты — в старческий маразм? О чем ты говоришь, старина?

— Скоро мне шестьдесят. Это уже не весна жизни.

Коста хлопнул его по плечу.

— Брось, Джино! Я на несколько лет моложе тебя, а выгляжу старше.

— Это чисто внешнее. Зато ты ведешь упорядоченный образ жизни. Держу пари: ты так ни разу и не взглянул на другую женщину. Вы с Джен — образцовая пара, — его глаза затуманились, и Коста без слов понял, что он думает о Марии и прошлом счастье. Он постарался переменить тему:

— Как поживает Лаки? Пишет?

— И не думает. Она стала какой-то странной. Даже не осталась на Рождество. Побыла два дня и умотала к подруге.

— Наверное, это из-за Марабель.

— Черт! Дай только от нее отделаться — я буду уйму времени проводить с детьми. Сойдусь с ними поближе. А то приезжают на каникулы, выряженные, как огородные пугала, включают на полную мощность музыку — и, ей-Богу, Коста, у меня возникает чувство, будто в доме — посторонние люди. А я всегда занят. Следующим летом обязательно заберу их домой.

Прошла еще неделя, и он нашел идеальный способ избавиться от Марабель.

— Вызови сюда этого балбеса — ее мужа, — проинструктировал он Косту. — Интересно, во сколько это обойдется?

* * *

Дарио Сантанджело выглядел старше своих лет: стройный юноша ростом в пять футов одиннадцать дюймов, с чистой кожей, светлыми волосами, легким загаром и умением носить одежду. Большинство его одноклассников были толстенькими коротышками: они вечно дрались, онанировали, обсуждали девчонок, марки автомобилей и наилучший способ пукнуть на уроке.

Дарио оказался белой вороной, аутсайдером. Он не вписывался в общую картину. Был слишком умен. Учителя его любили. Мальчики — ненавидели.

Скоро мечты о веселом времяпрепровождении в пансионе испарились. Он пошел на крайнюю меру — раскрыл инкогнито. Он — Дарио Сантанджело. Его отец — небезызвестный Джино Сантанджело. Результат был тот, что его возненавидели еще больше. Просто лезли из кожи вон, чтобы сделать его жизнь невыносимой.

И он бросил старания нравиться и удалился в свою раковину, куда не доставали никакие колючки и издевательства. Регулярно писал сестре, расхваливая школу и товарищей. Лаки не отвечала. Как будто забыла о его существовании. Много лет они были — одна команда, и вдруг она поступила в дурацкий пансион в Швейцарии, подружилась с какой-то идиоткой с дурацким именем и отдалилась от него. Вот так. Приехав на Рождество, она с ним двух слов не сказала.

Он решил больше не писать ей. Просто игнорировать. Это и будет его местью.

* * *

Лаки проснулась от кошмара. Вспышками в мозгу — голубой бассейн… солнечное утро… надувной матрас в розовой воде…

Она села на кровати и пожалела о том, что она — не Олимпия, у которой есть и отец, и мать. Подумаешь — в разводе! Зато они есть — оба!

Она сбросила на пол одеяло и подумала: интересно, кого Джино за ней пришлет? Хорошо бы Марко. Она с удовольствием расскажет ему о своей эскападе. Пусть послушает пикантные подробности: как она затащила к себе парня, как они голые лежали под одеялом, а Олимпия — на другой кровати, тоже с парнем. Тогда он поймет, что в свои пятнадцать лет она уже не девчонка, а опытная молодая женщина. О-очень опытная!

Сколько вечеров подряд она ускользала за пределы «Левьер» и упражнялась в искусстве «почти»! Даже будучи голышом с парнем в постели, можно не выйти за рамки.

С Марко она пойдет до конца! Да. Олимпия сказала, что считает это допустимым для себя только с Марлоном Брандо. Лаки согласна удовлетвориться Марко.

* * *

Джино взошел на борт самолета в нью-йоркском аэропорту, занял место в хвостовой части и закурил превосходную «Монте-Кристо».

Сначала он хотел послать кого-нибудь вместо себя: Марко, Реда или даже Косту. Но Дженнифер убедила его, что он должен лететь сам.

— Джино, это твой долг отца. Это покажет, что тебе небезразлично.

— Естественно, небезразлично! Дай только мне до нее добраться, я из нее всю дурь вышибу!

— Нет, — мягко возразила Дженнифер. — Ты не сделаешь ничего подобного. Просто поговоришь и попытаешься понять причину.

— Джен, ей пятнадцать лет! Как в этом возрасте можно путаться с парнями?

— А чем ты занимался в пятнадцать лет? — не уступала она.

Джино насупился. Старушка Джен выжила из ума. Кто, если не круглый идиот, может задавать такие вопросы? Он — мужчина и в свои пятнадцать мог делать все, что заблагорассудится. С девушками все обстоит иначе.

И вот он сидит в самолете и не может понять, как это он дал себя уговорить. То, что он может сказать, может быть сказано в любом другом месте: в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Вегасе… Где угодно!

Тогда почему он летит? Потому что так решила Джен?..

— Вам что-нибудь нужно, сэр? — спросила стюардесса.