Их ожидало чудо в виде грязной комнатенки и работа для Кэрри — скрести полы в кухне одного ресторана. Она выглядела старше своих лет — рослая, с большой грудью, блестящими черными волосами и прозрачными глазами.

Элла, которую в последнее время донимал кашель, решила, что у девочки неплохие перспективы — и, уж конечно, это не мытье посуды. Но приходилось ждать. Девочка оказалась строптивой, даже злой. Могла бы, кажется, оценить по достоинству тот факт, что бабушка разыскала ее и взяла к себе. Куда там — скольких трудов стоило разлучить ее с семейством, где она выросла! Вплоть до того, что они вызвали полицию, но Элла настояла на своих правах. Кэрри заставили уехать с ней. Слава Богу, это ее плоть и кровь. С этим пока еще считаются.

* * *

— Сколько тебе лет? — приставал к ней тучный повар.

Стоя на коленях и отскребая полы в зачуханной кухне, Кэрри бросила на него тревожный взгляд.

— Клянусь моей задницей, тебе еще нет шестнадцати.

Каждый день одно и то же. Она раз двадцать уверяла его, что ей шестнадцать лет, но он не верил.

— Итак? — он облизнул тонкие, похожие на двух червяков губы. — Что будем делать?

— А? — рассеянно отозвалась она.

— Что будем делать? Не сегодня-завтра хозяин пронюхает, что ты малолетка, и даст тебе под твой драгоценный черный зад.

Кэрри сосредоточила все внимание на полах. Может, тогда он ее оставит в покое?

— Эй, негритоска, я тебе говорю! — он наклонился к ней и понизил голос. — Но не бойся, я ему не скажу — если будешь хорошей девочкой.

Не успела она пошевелиться, как он уже залез ей под юбку. Кэрри вскочила, опрокинув ведро с мыльной водой.

— Не смейте меня трогать!

Он отступил, пухлое лицо побагровело.

Появился шеф-повар — плюгавый человечек, ненавидевший цветных. Голодные глазки уперлись в лужу.

— Немедленно подотри! — рявкнул он, глядя на стену поверх Кэрри, словно ее не существовало. — А потом убирайся отсюда, и чтоб я тебя больше не видел!

Тучный повар ковырял у себя в левом ухе.

— Глупая девчонка. Я бы не сделал тебе больно.

Кэрри медленно собрала на тряпку воду, ошеломленная тем оборотом, какой приняла ее жизнь. Ей хотелось плакать, но слез не было. Она выплакала все глаза с тех пор, как появилась эта мерзкая женщина, назвавшаяся ее бабушкой. И потом — Нью-Йорк… прощай, школа… тяжкий физический труд… «Тебя избаловали, — говаривала бабушка Элла. — Но теперь с этим покончено, моя девочка. Слышишь? Твоя мамочка все время работала: убиралась в квартире, заботилась о братике и получала от всего этого огромное удовольствие».

Кэрри не получала удовольствия. Она ненавидела бабушку, Нью-Йорк и свою работу. Мечтала вернуться в свою «настоящую» семью в Филадельфии.

А вот теперь ее уволили, и бабушка Элла будет кипеть от злости. И она не сможет утаивать цент-другой из найденных на полу в кухне. Это несправедливо!

Она вымыла пол, вышла из ресторана и остановилась посреди тротуара, размышляя, что теперь делать. Может, поискать другую работу, прежде чем бабушка Элла обо всем узнает?

В воздухе чувствовалось дыхание зимы. Кэрри замерзла: у нее не было пальто. Дрожа всем телом, она пошла вдоль улицы и остановилась возле закусочной; оттуда доносился запах горячих сосисок. Нюхать — вот все, что она могла себе позволить. Кроме того, сюда наверняка не пускают цветных.

В Нью-Йорке Кэрри узнала, что она цветная. Впервые услышала слово «ниггер» и научилась затыкать уши, когда ее дразнили. В Филадельфии аутсайдерами были скорее белые. Она жила в районе для цветных, ходила в школу для цветных. Почему эти белые решили, что они чем-то лучше? Она быстро пошла по тротуару. Встречные мужчины обращали на нее внимание. На девушке был свитер, плотно облегавший грудь. Мама Сонни обещала купить ей бюстгальтер, но когда она заикнулась об этом в разговоре с Эллой, та гневно сверкнула глазами: «Не мели чепуху, милочка. Нечего прятать титьки. Пока они будут вызывать у мужиков эрекцию, ты никогда не останешься без работы».

Но ведь это неправда! Если бы этот паршивый повар не положил на нее глаз, она бы не потеряла работу.

Кэрри очутилась перед итальянским рестораном — он так уютно выглядел. Ее била дрожь. Ветер пронизывал нехитрую одежонку; она с головы до ног покрылась гусиной кожей. Что делать? Рядом остановился бродяга, и на нее пахнуло дешевым ликером — это напомнило девушке о ждущей в грязной каморке Элле. Если войти и спросить, нет ли у них работы, что она потеряет? Не съедят же ее. Может быть, только обругают. В Нью-Йорке к таким вещам быстро привыкаешь.

Собравшись с духом, она проскользнула внутрь и тотчас пожалела об этом. У нее было такое ощущение, словно она не один час простояла под обстрелом глаз, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд, прежде чем Кэрри увидела направляющегося к ней верзилу. Она приготовилась к худшему.

— Эй, — позвал он, — ищешь свободный столик?

Она не поверила своим ушам. Столик? Она? Цветная девушка в ресторане для белых? Он что, рехнулся?

— Я ищу работу, — пробормотала она. — Скрести полы, мыть посуду, еще что-нибудь…

— А, так ты ищешь работу? Пошли на кухню. Не знаю, есть ли там вакансия, но, во всяком случае, спросим.

Кэрри никак не могла поверить в его дружелюбие. Она опустила голову, а этот человек обнял ее за плечи и повел через весь зал. На кухне его встретила жена Луиза, а самого верзилу звали Винченцо. Они суетились так, словно им не было никакого дела до цвета ее кожи.

— Какая молоденькая, — кудахтала Луиза. — Еще совсем дитя.

— Мне шестнадцать лет, — солгала Кэрри, но, судя по тем взглядам, которыми они обменялись, ей не поверили.

Обманывать не хотелось, но бабушка Элла постоянно вбивала ей в голову: «Только попробуй сказать свой настоящий возраст — мигом упекут в заведение для испорченных девочек, которые отлынивают от школы». Это было нечестно: ведь не кто иной, как бабушка Элла, забрала ее из школы и сломала ей жизнь.

В маленьком ресторанчике работы не нашлось: у них и так уже было трое помощников. Но Винченцо поспрашивал знакомых и вернулся с хорошей новостью: их постоянному посетителю мистеру Бернарду Даймсу требовалась женщина для уборки, так что, если Кэрри не против, она может получить это место. Если она не против!

Винченцо представил ее мистеру Даймсу. Тот окинул девушку внимательным взглядом.

— Можешь приступить в понедельник?

Она кивнула: от волнения у нее отнялся язык.

Выйдя из ресторана, Кэрри совсем ошалела от счастья. Что сказать бабушке Элле? Правду — что она поступила на работу в частный дом и станет зарабатывать больше денег? Или соврать, что продолжает скрести полы в том же ресторане?

Как это ни претило ее честной натуре, а все же ложь показалась ей предпочтительнее. Так она сможет скопить немного денег для себя, а бабушке Элле отдавать прежнюю сумму.

* * *

Прошел месяц. Каждое утро Кэрри покидала жалкую каморку, где она жила с бабушкой Эллой, и ехала в роскошный особняк мистера Даймса на Парк-авеню. Так она поступила под начало экономки. Самого мистера Даймса она видала всего пару раз — он ласково улыбался и спрашивал, как идут дела.

У Кэрри было такое чувство, словно она давно и хорошо его знает. Каждое утро она застилала его постель, меняла шелковые простыни, скребла ванну, чистила обувь, стирала, гладила и вытирала пыль в его кабинете, попутно любуясь фотографиями знаменитостей в серебряных рамках.

Мистер Даймс был театральным продюсером. Миссис Даймс не существовало в природе, зато постоянно сменялись, сопровождая его в общественные места, роскошные блондинки. Они никогда не оставались на ночь — и в этом Кэрри была уверена. Для нее мистер Даймс был самым красивым, самым необыкновенным человеком на свете. Ему исполнилось тридцать три года, и он был очень богат.

Однажды экономка предложила Кэрри переехать к ним жить:

— В цоколе есть свободная комнатушка. Тебе наверняка будет удобнее.

Кэрри пришла в восторг.

— О, я с удовольствием!

— Значит, договорились. Перевози свои вещи и с понедельника можешь переселиться сюда.

Девушку охватило радостное возбуждение. Разумеется, она переедет! И бабушка Элла не найдет ее! Ведь она понятия не имеет о ее новой работе.

Жить на Парк-авеню казалось сном наяву. Иметь собственную комнату! Пять долларов в неделю! Скоро она отложит достаточную сумму на билет в Филадельфию, где ее настоящий дом.

Этот разговор состоялся в пятницу, оставалось как-то прожить выходные. Кэрри торопилась домой, обдумывая план побега. Бабушка Элла уже ждала. Она схватила жалкие гроши, протянутые Кэрри, и была такова.

Кэрри присела на кровать, чувствуя себя слишком уставшей для того, чтобы тащиться в ресторанчик на углу за цыпленком на ужин. С улицы в комнаты врывались оглушительные звуки джазовой музыки. Все, чего ей хотелось, это закрыть глаза и как можно дольше спать — чтобы скорее наступил понедельник!

Через два часа она почувствовала у себя на плече чью-то руку. Кэрри протерла глаза.

— В чем дело, бабушка?

Но это была не бабушка Элла, а рослый чернокожий парень с большими глазами и лохматой головой.

— Ты кто?

Парень ухмыльнулся.

— Не бойся. Я — Лерой. Вот, пришел к матери.

— Как ты вошел? — Впрочем, это и так было ясно. Тонкую, покрытую плесенью дверь ничего не стоило сорвать с петель.

— А ты, значит, дочь Лурин? Я слышал, мама сделала доброе дело и взяла тебя к себе.

Кэрри села на кровати. Бабушка Элла часто упоминала Лероя. «Этот чертов крысенок сбежал от собственной матери. Ну, пусть только попробует сунуться, я из него дух вышибу!»